придёт?
Раздеваясь и разуваясь, освобождаясь от потной одежды, чётко, по-военному, отвечаю:
- Никто. Нас здесь достаточно, чтобы найти труп.
- Как? – удивляется профессор.
- Шпац, - объясняю, - приказал доставить хотя бы труп.
Радомир Викентьевич чуть усмехнулся:
- Узнаю Давида: для него люди – просто механизмы. Так воспитала система. – Он разжёг костёр. С той стороны, словно по сигналу, подошли двое неприкаянных. Рабочие Хитрова, оказывается, улепетнули на базу, не выдержав пытки долгим воздержанием, ещё в день пропажи новичка, и, таким образом, в лагере нас осталось четверо. На Горюне – лошади и сторожба, значит, поисковую группу составляют трое. Зато какого качества: сплошь начальнички.
- Когда прибудет группа поиска? – спрашивает Рябовский.
- Её не будет, - успокаиваю его. – Приказано нам, троим, найти живого или мёртвого.
- Ни черта себе! – возмущается Адольф советский. – Что мы сможем втроём?
- Главное, - объясняет, не удержавшись, враг народа, - обозначить поиски, а результаты – дело второстепенное.
Все замолчали, переваривая простую и всем известную тайную истину, вдруг произнесённую вслух.
- Я не могу, - вдруг отказывается от доверия Хитров. – Устал как собака, ноги стёр, болят, в больницу собрался.
- Как это не можешь?! – завопил, заводясь, нервный член спасательной экспедиции. Он всегда заводился с пол-оборота, когда его заставляли делать что-нибудь помимо желания. А товарища по партии вообще ненавидел. Ненавидел за то, что тому удаётся и работа, и охота с рыбалкой за счёт добровольной эксплуатации бичей. Из Рябовского эксплуататор – никудышний, охотник – никакой, а рыбак – ещё хуже. Завидует. – А кто пойдёт?
Тут я, чтобы остудить его пыл, подливаю живительного масла в разгорающийся огонь свары:
- Между прочим, - сообщаю, - старшим Шпацерман назначил Хитрова.
Но тот почему-то не обрадовался, а заёрзал на чурбаке, не жалея штанов, схватил палку и стал нервно копошиться в костре, выпуская попусту целые снопы искр в темноту.
- Не могу, - твердит, - ноги не идут, устал, - и вдруг взвыл: - Почему я, старик? – ему ещё и сорока не было. – Молодых полно. Геофизик пропал, пусть геофизики и ищут. У меня не пропадают.
Такой подлости даже я не ожидал, а возразить нечем. Молчу, наливаясь гневом и желчью. Я, конечно, знаю, что молодым у нас везде дорога, а старикам всегда почёт, но всё равно обидно.
- Какая разница? – только и смог возразить. – Человек пропал, его спасать надо, а награды потом разделим. Я свою уступлю любому. Хорошо, - соглашаюсь, - мы пойдём вдвоём, - я бы и один пошёл, потому что мне остро нужен труп.
- Я пойду, - неожиданно вклинивается работяга в важный разговор начальников. – Павел Фомич, присмотришь за лошадьми, покормишь?
Тот молча кивнул головой, наверное, с немалым облегчением.
- Ну Хитров, - без толку горячится облапошенный Рябовский, - я тебе это припомню.
Самому разумному из всех опять приходится охлаждать перегревающуюся атмосферу.
- Интересно, - спрашиваю у всех, - куда он мог податься?
Оживший Пал Фомич зашевелился, подсказал:
- В тот вечер, когда пришёл, он у костра всё расспрашивал у мужиков, какая здесь фауна, какая охота. Те, будь неладны, и подсказали, что на сопках на каждом дереве по стае рябчиков сидит.
- Ясно, - быстро соображаю, - уже легче. Сколько у него патронов?
- На столике, - добавляет раззява, - два лежали, оба исчезли.
- Не густо.
- Пойдём, Пал Фомич, - зовёт Горюн отказника на инструктаж и передачу транспорта и провианта. Рябовский сидит. Молча пережёвываем удручающую ситуэйшен.
- Что думаешь предпринять? – интересуется как у старшего. А тот толком не знает. Дело-то оказалось аховым. По всем статьям. Особенно по статье Колокольчикова, мыкающегося где-то в слепоте при ясном дне.
Искать будем, - отвечаю. А что ещё ответишь? – Найдём – хорошо, не найдём… - и чуть не брякнул известное продолжение, но в последний момент вспомнил о квартире и прикусил ботало.
Рябовский усмехнулся, он знал продолжение.
Мужик он своеобразный. Жилистый, раскорячистый и худой, несмотря на то, что ест за двоих. Русые волосы не еврейского типа, мягкие и жидкие, уже слиняли на темечке и только лихо торчали из бровей. Длинный обвислый нос и выпяченные толстые губы над острым подбородком удлинённого лица дополняли портрет красавца. Годов ему всего-то под тридцать, а уже – двое малышек-погодок и толстенная чернявая жена с усиками и грудями как два мешка с мукой. Бедный муж во всех командировках, не стесняясь, спрашивал в магазинах дефицитные бюстгальтеры 5-го размера. Чтобы удержаться в старших, стал учиться заочно и по непонятным соображениям второй год мурыжился на геофизическом факультете Заочного геологического института. А вообще-то, парень не зловредный, в отличие от Хитрова, с таким можно идти на пару в тайгу.
- Горюн, - говорю, - вернётся, сообща и обсудим план действий.
- Что он понимает? – взъерепенился Адик – его все так зовут: и ИТРовцы и бичи, а ещё за глаза – Рябушинским.
- А то, - осаживаю студента-второгодника, - что он профессор и доктор наук. – Адик сразу и скис.
Когда профессор и доктор наук с Хитровым вернулись, все залезли в мою палатку, зажгли новую свечу, я разложил на столе мелкомасштабную карту, всунутую на выезде в окно кабины Шпацерманом, и стали умно оценивать диспозицию с собственной дислокацией и вероятными манёврами противника. Как и бывает на важных военных советах, мнения разделились поровну. Рябовский с Хитровым предлагали обшарить верховья ручья и притоков, не взлезая на сопки, поорать, пострелять, приманивая потеряху с верху и вернуться в лагерь в тот же день. Захочет – откликнется. А я, поддержанный Горюном, настаивал сразу лезть на сопки и идти вдоль ручья по водоразделам да хребта, доказывая, что умный в гору не пойдёт, и, следовательно, Бубенчиков сразу полез на сопку. С неотразимым доводом все согласились. Осталось распределить мощные силы на сплошную облаву.
- Пойдём, - решаю как старший, - с двух сторон ручья парами…
- Я не пойду, - снова посмурнел Хитров.
Объясняю:
- Со мной пойдёт Сулла. Завтра с ранья я за ним сбегаю, вернёмся и двинем. Ясно?
Всем всё ясно, а Хитров с радости вытаскивает из полевой сумки такую же карту, как у меня, и отдаёт лучшему другу. Тот берёт и невнятно бормочет: «С паршивой овцы …» На том совет и закончился.
Ночью, обременённый ответственностью, спал плохо. Начальники всегда плохо спят. Чуть на востоке забрезжило, побежал, натыкаясь на ветки, спотыкаясь о корни и разбрызгивая скопившуюся на листьях туманно-росную влагу во все стороны и на себя. Через два часа с небольшим примчался к Стёпе в лагерь уже засветло, весь в мыльной пене и мокрый по пояс. Нога ныла, в сапогах и штанах хлюпало, но, слава богу, успел. Они только что позавтракали и собирались в маршрут. Любимому начальнику, конечно, обрадовались, а Стёпа ещё больше, когда узнал, что зовут побродить с ружьём по новым местам да ещё за деньги. Записатора отправили к Фатову, чтобы не скучал. Отсюда до него всего-то километра четыре, навещали друг друга, парень дорогу знает, значит, не пойдёт вслед за Бубенчиком. А сами чуть передохнув, собрав Стёпу и попив чайку на дорогу припустились к нам. Впереди Стёпа мерно и ходко мелькает в кедах, позади, пыхтя, я в кирзачах. Обязательно, думаю, переобуюсь, хватит терпеть.
Пришли к одиннадцати. Дали нам час на отдых и – в поиск. Никогда не думал, что придётся заниматься поисками не только месторождений, но и тех, кто занимается поисками месторождений. Ведущую группу, естественно, составили мы с Суллой. У нас карта, мой компас, бесцельно провалявшийся в рюкзаке почти два года, Степин винчестер и мой именной кольт. У вспомогательной пары тоже карта, геологический компас Рябовского и моё ружьё. У обеих пар за плечами рюкзаки с недельным запасом продуктов, топорами, посудой и медаптечкой. Как я ни возражал, клизмы вынули и оставили, сказали, что Колокольчик обойдётся, а нам понадобятся, если вернёмся ни с чем. Договорились по чётным часам стрелять, чтобы не потерять друг друга и чтобы потерянный знал, где его ищут. А если кто найдёт, то салютовать тремя выстрелами и идти на встречу с другой, неудачливой, группой. Впустую сойтись для уточнения последующего движения решили на хребте, где кончается наш съёмочный участок.
Солнце после обеда разъярилось. Ни ветерка, душно и жарко, ползти по скрытым осыпям на сопку тяжело. Только Колокольчик мог додуматься до этого. Отдышаться нечем. Зря я согласился взять Суллу в свою группу – прёт как сохатый, даже не оглядывается, а я отстаю, цепляясь усталыми ногами, - но в кедах! – и думаю не о том, как найти Бубенчика, а как не потеряться самому. Не выдержав темпа, кричу:
- Стёпа! – Он замедлился, ждёт. – Как думаешь, там ищем?
- Не знаю, - отвечает, весело блестя довольными глазами. – Вообще-то, новички, заблудившись, всегда стараются залезть повыше и там развести костёр, чтобы лучше было видно.
- Ты, - тяну время на передышку, - давно охотишься?
- Сызмальства, - отвечает. – Отец приучил. Его тигра задрал. – Помолчали, отдавая дань памяти родителя.
- После этого не боишься? – интересуюсь.
- Чего бояться-то? И в городе под машину попасть можно.
Железная логика! Я тоже когда-нибудь классным охотником стану и тигра прикончу.
- Почему тогда у нас работаешь, а не охотишься?
- Летом какая охота? – И верно! – У вас присмотрю места, тропы, осенью построю зимовьё, Горюн поможет завезти имущество, возьму лицензию, напарника, и останемся с ним на всю зиму на пушнину. Здесь, сейчас видно, много будет белки и соболя.
- Понятно, - вздыхаю, завидуя. – Ты не очень гони, успеем, - и спрашиваю как опытного таёжника: - Как мыслишь, найдём?
- Как повезёт, - отвечает. – В тайге всяко бывает, может, и наткнёмся, может, и сам выбредет на людей.
Ответ утешил. Пошли дальше, выбирая экономный ритм. Бесцельное брожение по тайге выматывает, особенно летом, в жару, когда вокруг ничего не видно, кроме сплошной зелени: внизу, с боков и сверху, где переплелись ветви деревьев, загородив солнце и образовав зелёную парилку. Ни ветерка. Шли зигзагами, иногда выходя к склону, и тогда виделись дальние бесконечные сопки, покрытые хвойниками и красивые отсюда на фоне синего неба, как, впрочем, и наши, скучные, если смотреть на них оттуда. Одолевала мошкара, вьющаяся над каждым из нас густым облаком. На головах были сетки, но лица открыты, иначе на ходу дышать нечем, и кровопийцы проникали к ушам и грызли немилосердно, заставляя то и дело отирать их вместе с потом. А тут ещё в дополнение частая паутина между деревьями с крупными, с орех, жёлто-чёрными пауками и обязательно на уровне лица так, что приходилось постоянно сдирать её с мокрой морды. Про клещей и не думали. Никаких рябцов и в помине нет, скорее всего азартный охотник ушёл за ними дальше.
В два часа останавливаемся, я командую: «Огонь!», и Стёпа пуляет вверх. Где-то через минуту-другую ответили те. Отстают часы-то Рябовского от моего точнейшего швейцарского хронометра производства московского завода «Победа». Надо будет при встрече сверить и пусть исправляет у себя. Ещё пошли, потом решили поорать и не напрасно. Откуда ни возьмись, прилетели рыжие сойки и подняли такой пронзительный крик, что заглушили наш.
- Наши помощницы, - кричит Стёпа, - если он где-то рядом,
