посмотрел, хрюкнул недовольно:
- Ты же говорил о пяти?
- Так я сделаю сначала через один, - выкручиваюсь, - и если понадобится, продетализирую. Потом хитровскую кодлу не затянешь. Рубки-то всего на 3-4 дня бригаде. – Поморщился, но подмахнул.
- Как договорились? – предупреждает.
- Угу, - подтверждаю. Мы договариваемся об одном, но каждый имеет в виду другое. Потом втроём обсуждали схему, последовательность и методику работ на Первом Детальном. Решили, что магниторазведку сделает сразу же Колокольчик – придётся отдать ему свой магнитометр, других в запасе нет, - а когда Бугаёв переедет на другой участок, он же, Бубенчик, сделает и электропрофилирование.
- И ты там неотлучно будь, - приказывает взъерошенный техрук, принявший стойку до поры, до времени.
- Слушаюсь, - кротко отвечаю, мысленно решив, что из Хозяйкиного угла меня, пока не кончу всё, ничем не выманишь.
- Мы решили, - внушает стратег с подстратегом, - что все полевые работы должны быть закончены не позднее начала августа. – То есть, соображаю, за месяц. Лихо! – До конца августа проведём обработку материалов и передадим геологам под бурение. Окончательные результаты бурения должны быть обязательно в этом году. – А почему в этом - не объяснил. Никаких серьёзных дат, никаких съездов, насколько я знаю из средств массовой дезинформации, не предвидится. – Что может помешать?
- Погода, - отвечаю.
- Будем надеяться, - решительно отвергает эту помеху, - что не подведёт.
Пошёл собираться в завтрашнюю путь-дорожку. Надо выбрать потенциометр, отрегулировать боден, отобрать провода, электроды, батареи с запасом. Весной я предусмотрительно завёз готовую измерительную схему ЭП с прибором, но она – для угла, личная. А Звонок пусть сам делает, по-научному. Нечего расти прихлебателем на горбу других. Заодно завезу продукты по заявкам. До обеда с Анфисой Ивановной проканителились, зато её любимец заработал две банки консервированных персиков. Гульнём вечером напропалую! Хожу на всякий случай в кепке, чтобы не докапывались, за что вчера взяли в кутузку.
Проголодался и поспешил к Ленке. Накормила доотваль, и мы договорились, что сегодня вечерком, наконец-то, я буду у них с визитом вежливости. Даже пришлось дать честное слово, намертво. Иначе не даю, если вижу, что мне не верят. Отдохнуть бы с трудов тяжких, а некогда. Надо идти магазинничать, кое-что закупить из деликатесов. Перца, соды, горчицы там, ну и, конечно, фруктов всяких, колбасы копчёной, селёдочки жирненькой, да мало ли что ещё приглянется.
Захожу в один из двух магазинов «Продукты» в посёлке, от изобилия глаза разбегаются. Так, сыры не засижены, поскольку их нет, лампы сияют, но немытые, цены у нас всегда низкие.
На самой верхней полке ярчат два серебряных узорчатых и два золочёных узорчатых трёхлитровых бочонка с чистейшим спиртягой. Аборигены не берут из-за тары. Спирт вылакаешь, а её куда? Огурцы солить? Были бы литров на двадцать, можно бы для квашения капусты приспособить или для засолки рыбы. А так – пусть стоят.
Ниже разместились трёх- и пятилитровые жестянки с отборной красной икрой. Их тоже плохо расхватывают. Откроешь такую, съешь ложку, две, три, а потом куда? Летом быстро испортится, а зимой замёрзнет икробетоном, не отколупнёшь. Некоторые приспособились хранить в холодном ручье. Когда надо, сходит, возьмёт сколько надо, идёт во второй раз, а её уже нет: кто-то подглядел и в свой тайник перепрятал. Нормальное явление, тырить-перетырить – у нас любимое занятие. Так что икру у нас едят один раз в году, когда горбуша и кета идут на нерест, и едят до отвала, на целый год с запасом. Я всегда раскусываю каждую икринку, а то ненароком выведутся в пузе мальки, как начнут расти и сами собой выскакивать.
Ещё ниже полка забита маленькими баночками «Снатки». Крабы здесь стоят для мебели, поскольку наш здоровый народ никак не хочет переходить на японскую диету. Да и то: умнёшь с десяток, если не вырвет, а не наелся. Пустой перевод продукта.
Следующую полку занимают востребованные рыбные консервы, все сплошь в томатном соусе и все одного вкуса: горбуша, окунь, сайра, бычки. Общепринято опытным путём: одна банка на одну бутылку водяры. Ещё можно из них варить французский суп, когда совсем карманы прохудились.
На самых нижних полках, чтобы доставать было удобно, теснятся стеклянные банки с борщом, рассольником, всякими кашами. Все они диетические, но их можно брать хотя бы из-за банок. Тут же желтеют, оплавляясь с боков, кусманы маргарина и комбижира, бери – не хочу. Крупы в мешках тоже с избытком: гречка, пшено, рис. Есть и макароны, но серые, плохо промытые. В бочке преет малосольная горбуша с выступившей крупной солью на шкуре. Есть и сахар-рафинад в синих пачках и конфеты двух сортов, на выбор: слипшиеся и ещё не совсем. В общем, есть чем поживиться.
Поживился и только собрался уходить, как нарисовалась Марья.
- Ты что, - подмигиваю, - сачканула? – иначе почему бы ей быть здесь в рабочее время.
- У меня, - оправдывается, - дежурство сегодня с вечера. – Ладно, не будем проверять.
- Я тебя подожду, - жертвую из деликатности дорогим временем и отхожу в сторонку, к окну. Другого моего культурного поведения и быть не может. Я с детства затвердил правила приличия и всегда их придерживаюсь в любых обстоятельствах. К примеру, нельзя пялиться, когда кто что и как ест, ковырять пальцем в носу или в ухе, не говоря уже о других местах, говорить «будь здоров» на чихи, подглядывать в дырочку в сортире и смотреть, кто что покупает. Стоишь с таким, а он всё хватает и хватает, уже в авоську не влазит, и вдруг – бац! – расплачиваться нечем. Ты, просит, займи пока, я тебе когда-нибудь отдам. Займёшь, конечно, - куда денешься! – а жалко и досадно, что влип. Марья не заняла. Накупила малюсенький газетный свёрток и подходит довольная.
- Так ты, - догадываюсь, - сейчас лодырничаешь?
- Ага, - радуется вместо того, чтобы горевать о напрасно растраченном производительном времени. Ох, уж эта молодёжь! Когда-нибудь и они пожалеют, что много спали и мало сделали для продвижения к коммунизму.
- Тогда, - решаю как старший, - потопали ко мне, «Лунную» послушаешь, может и понравится.
- Пойдём, - соглашается она, не кочевряжась.
И мы пошли рядком – она со своей авоськой, а я со своей, и сразу понятно, что - не пара. Были бы парой, я бы тогда пёр впереди с папиросой, а она сзади с одной большой торбой. Болтали, конечно, кой о чём. Оказывается, она питается отдельно от тёти, потому что из-за дежурств не может вовремя со всеми, живёт в углу за занавеской и платит за угол. Господи, думаю, ну где твоя справедливость? И глаза поднял к небу, но там, из-за облаков, никто не выглядывал. Кому так и просторное общежитие на двоих и квартира на одного, а ей – тесный угол без питания. Жалко мне Марью до слёз, а чем помочь? Я – не Господь.
Пришли на базу, тащу её к стройке – хочется же похвастаться. Коттедж наш уже в стенах, только крыши и рам нет, а так – готов, хоть заселяйся.
- Вот, - хвастаюсь, - мой: пять комнат и три кухни.
- И всё вам?! – вскричала бедная Марья, не представляющая такой роскоши, и глаза округлила от удивления и зависти.
- Ну, не всё, - сдаю назад, - а всё-таки одна комната и кухня достанутся.
- Здорово, - говорит, - больше и не надо. – Где уж сравнить с её углом.
Только хотел объяснить, где будут стеллажи, музыкальная этажерка, мягкое кресло для лучшего усвоения научных трудов, хотя удобно в нём не тому месту, которым усваиваются труды, как некстати помешал Шпац.
- Где тебя черти носят? – с ходу оскорбляет божьего человека. – А это кто? – смотрит на постороннюю, не узнавая.
- Как кто? – возмущаюсь. – Моя невеста. – Марья вся зарделась, голову опустила, чтобы скрыть блеск глаз и замешательство, но ничего, умница, не возразила, сообразив, что мне так надо. – Вы же обещали квартиру, если женюсь? Вот! – и показываю рукой на Марью, чтобы у квартирообещателя не было сомнений.
- Ладно, - почему-то досадует начальник, - об этом ещё успеем. Давай, - ошарашивает, - собирайся на участок, машина ждёт.
- С какой стати, - сопротивляюсь, - такая спешка?
- Сухотина, - объясняет, - пришла. Твой инженер… - я не сразу допёр, что он о Колокольчике, - …пошёл на охоту и третий день нету. Искать подлеца надо, - и с первым, и со вторым, и с третьим я полностью согласен, но…
- Я что, - начинаю врубаться всерьёз, - один поеду?
- Больше отсюда некому.
- А Кравчук?
- Заболел. Радикулит у него.
Надо же, думаю, как вовремя. Наверное, прямо сейчас прострелило.
- А там кто?
- Втроём пойдёте, - распоряжается начальник, - ты, Рябовский и Хитров. При необходимости снимешь свои бригады. Один чёрт, что втроём искать иголку в стогу сена, что вдесятером. Пять минут тебе на сборы, а то засветло не доберёшься.
- Ракетницу дадите? – попрошайничаю.
- Ракет нет, - радует, - все распукали на Новый год и женский день. Ружьё возьми и две пачки патронов. Привезёшь живым или трупом, двухкомнатную дам.
У меня аж дыхалку перехватило от такой щедрости.
- Да я… да я… - никак не соображу, как лучше отблагодарить заранее, - в крайнем случае свой труп привезу.
Но Шпац не настроен на мрачный юмор.
- Не медли, - ещё раз подгоняет. – Машина ждёт.
- Айн момент, - обнадёживаю, никак не веря в трагичность ситуации. – Пойдём, Марья, собираться. – А собираться-то что? Мне собираться нечего. Сунул покупки в готовый рюкзак – и как штык. – Ничего, - обнадёживаю Марью, - вот вернусь с трупом, - про себя решил: если найду Бубенчика живого, пристрелю, а потом привезу, - и два раза послушаем «Лунную», за этот и за тот разы. – Вышли, я дверь запер на ключ и подаю ей: - На, держи. Живи, когда захочется: ты же моя невеста, - и улыбаюсь, хитро сощурив глаза, чтобы не приняла всерьёз, - никто и слова не скажет. Заодно пригляди за строительством. И вот ещё что, - продолжаю назидательно как жених невесте, - раз так, перестань мне выкать. Дотолковались?
- А вы, - упрямится, - не зовите меня Марьей.
Ну и бабьё, такая мелочь, а корёжит.
- Ладно, - соглашаюсь примирительно. – Давай тогда знакомиться по-новому… Машенька.
Она легко, как умела, вспыхнула, отвечает:
- Давай… Васенька, - и уткнулась лбом в моё мужественное плечо. Мне бы, идиоту, не обнять, так слегка потрогать за спину, а я растерялся, твержу:
- Ну, ладно, ладно, пора мне. Бывай, - и чуть не бегом припустил от неё на склад за ружьём и к машине.
Как ни спешил, а всё равно приплёлся по темноте. Хорошо, что тропа набита как асфальт – спотыкаешься, но идёшь куда надо. Не то, что Колокольчик-Бубенчик. Каково-то ему сейчас? Не рассчитал силёнок, ему бы в Парке Горького охотиться, а он… Интересно, улыбается ещё или уже кончил?
Горюн заметил, тотчас подошёл. Поздоровались, улыбнулись, радуясь друг другу.
- Ну, что у вас тут стряслось? – спрашиваю строго, облечённый безграничными полномочиями и доверием начальника.
Горюн присел к кострищу, стал готовить растопку, а заодно и рассказывал:
- Пока, - говорит, - я заготавливал траву, Хитров ходил на триангуляцию, а геологи в маршрут, новенький, прихватив без спроса ружьё Павла Фомича, ушёл в неизвестном направлении, и нет его уже три дня. А эти, - он махнул головой в сторону палаток на той стороне ручья, - никак не могут договориться, что предпринять. Я думаю, попросту отлынивают от поисков, - чуть помолчал и поинтересовался:
- Что Шпацерман? Кто ещё
