СКАЗАНИЕ О ЗВЁЗДНОМ МАЛЬЧИКЕ

прикажешь, я могу помогать матросам.
- Не надо, - отошёл он, а Азнив увязалась за ним.
- Почему не надо? Я могу готовить им еду, могу шить, могу лечить раненых...
- Женщина на корабле - дурное предзнаменование, - отрезал Тин.
- Я не просто женщина, я невеста Тага. Я царевна... Мы помолвлены с Тагом...
- Была уже одна невеста, у Париса... - встал у борта Тин, провожая удаляющийся фракийский берег.
- Тагу нравилась Елена. Он привёл меня во дворец посмотреть на неё, а его дедушка разрешил оставить меня.

Тин глянул на Азнив. У девочки на глазах показались слёзы. Она молча смотрела на море.

- Ну вот только не надо плакать, - буркнул он, - Таг говорил, что ты смелая и сильная...
- А какой сейчас Таг? Он наверно всё такой же весёлый и шустрый? - подняла глаза на Тина Азнив.
- Он сейчас другой... - ответил Тин, - он нелюдим, он молчалив, он совсем седой...

Тин отошёл, коснувшись руки девочки. Та осталась стоять у борта. Мальчик присел на бочку болтая ногой и глядя куда то вдаль. Море начинало волноваться. Чайки тревожно кружились над ладьёй. Тин слышал слова кормчего о том, что неплохо бы идти ближе к берегу, что ожидается шторм и вообще, всё это ему уже не нравиться. Тину и самому ужасно не понравилось начало обратного пути.

- Да ладно тебе, - встал он и подошёл к Азнив, - он всё равно ждёт тебя.

Азнив ничего не ответила. Она только глянула на Тина, улыбнулась и снова перевела взгляд на море...
Солнце стремительно поднималось по небосводу. Гребцы затянули долгую и грустную песню...
Ой откуда будешь ты Богдане?
Буду сам я братцы из-за моря.
Что там слышно за морем, Богдане?
Слышны только горюшко да война.
Идут на три лавы вороженьки,
На четыре лютые варяги,
Славны витязи гору укрыли,
На горе алеют наши стяги.
Там стоит вороный конь под стягом,
А на нём сидит царевич ясный.
Он правой рукою меч сжимает,
А по левой кровушка играет.
Летят вороны в его сторонку,
Летят крячут молодцу сдалёка:
Что сказать нам матушке родимой,
Что сказать отцу, жене любимой?
Вы скажите им слова вот эти:
Что я ранен был, да не так сильно,
Буйну голову полынь накрыла,
А рученьки волки растащили,
Сердце мое смелое укрылось,
Поросло бурьяном да травою,
Мои кости белые срослися
С белым камнем, утренней росою.
Пусть мне ищут парубка простого,
Чтоб срубил мне срубчик-домовину,
Хатку новую что бы поставил,
Да провёл в последнюю годину.
***
Твёрдо было материно сердце:
От беды слезы не проронила,
А как утром белый день занялся,
Чёрные два ворона летели,
Аж до плеч в крови вороньи крыла,
Бела пена капает из клювов,
Вороны несли юнака руку,
Золотое на руке колечко,
                                            Уронили матери на руки.

***

…то же время; Малая Азия; Килла (Киеград)…

Когда дань собирали в годы Приама, да и во времена всех его предков, царь лично объезжал все близлежащие селения, а то и углублялся далеко в степи, где люди сами отдавали то, что могли, что считали возможным. Царь ехал «в люди». Этот сбор, перед седьмым днём месяца сеченя, так и назывался - «Полюдье», которое порой и не доходило до дальних посёлков (там были свои наместники). При данайцах изменилось всё. Теперь, хотели того, или не хотели люди, они сами должны были ехать с данью к новым хозяевам. И везли не просто то, что могли, а все излишки. Что данайцы объявляли лишним, то считали своим. Если какой-то замешкавшийся хозяин не успевал к сроку, то мог лишиться всего. Даже жизни. Страшным было, когда в посёлке объявлялись косматые данайские гоплиты. Эти гоплиты обирали до нитки. Может быть, именно поэтому крестьяне и рыбаки предпочитали таки отдавать подобру-поздорову то, что считалось излишками. Поймал рыбы, больше чем мог съесть? – отдай лишнее. Окотилась корова – отдай телёнка. Собрал виноград – отдай то, что у тебя не будет храниться. Выгнал вино – тоже отдай, то что не выпьешь… Вот и везли, вели, несли в данайский стан каждый месяц в году, много добра.
Одиссей и предположить не мог, что троянцев осталось так много. Он только молча принимал оброк, обходя всё то, что буквально свалили, составили, сложили ему под ноги…

- Что у тебя? – спрашивал по знаку Одиссея воин, у старика, сидящего около своих корзин.
- Виноград, повелитель… - отвечал старик.
- А у тебя? – переводил Одиссей взгляд на молодого ещё парня.
- Рыба, два мешка наловил.
- Хорошо, - шёл дальше Одиссей.

Там мычали телята, там блеяли козы с овцами, на возах лежали ковры, стояли бочки с вином, а на бочках сидели молчаливые виноделы.

- Почему нет золота? Я приказал этим илотам свезти сюда всё золото, которое они имеют у себя по домам, - глянул на воинов Одиссей.
- Золото привезли, но мало. Мы забрали всё ещё прошлым годом, - тихо, будто шёпотом
ответил воин.
- Отберите из илотов ныряльщиков. Да побольше. Пусть они вытягивают то, что потопил в портах их Мастарна, - сказал Одиссей, - они все будут отвечать за сообразительность своего царя.

Одиссей, в сопровождении воина двинулся дальше.
Золото, на дне бухты в Килле, покоя ему не давало. Там было море золота! Оно снилось ему каждую ночь, и уже сам он заметил, что не думает ни о чём, кроме этого золота. Во сне он нырял на дно бухты, доставал это золото, но вдруг резко просыпался и понимал, что это всего лишь сон… Тогда он начинал придумывать разные способы его поднять. Можно было якорями, можно и сетями, но нужно было найти смельчаков, которые бы нырнули туда, на дно… Среди эллинов смельчаков он не находил, ни за какую награду… Троянцы тоже не спешили выполнять полусумасшедший приказ архонта, почему-то предпочитая вовремя сбежать. Что им только не сулил Одиссей! И свободу, и своё благоволение, и то же золото, за которое можно было купить и то и другое.
Хотя, если бы Одиссей спустился на дно бухты, то его ждало бы глубокое разочарование. Дело в том, что Мастарна, перед тем как потопить корабли, всё-таки успел выкрасть с них значительную часть того золота. Благо, Одиссей загрузил его в мешки да сундуки… Теперь среди троянцев ходили рассказы о том, что где-то на руинах Трои спрятан клад Приама… - именно того самого золота Одиссея, за которым он собирался нырять на дно бухты.
К вечеру Одиссей укрылся в крепости Киллы…
Крестьяне уже разошлись кто куда, а солнце клонилось к закату, когда к воротам крепости подъехали новые возы.
- Дань светлейшему архонту! – прокричал извозчик.
- Откуда ещё дань? – спросил гоплитсо стены.
- Да из далёка! Из Золотого Рога!
- Из Золотого Рога? – переспросил гоплит, - а почему так поздно? Днём не могли?
- Так не поспевали, благородный воин, - ответил ему извозчик, - ты бы пустил, а то боимся, как бы рыба не пропала. Да бочка с вином прохудилась, вытекает уже!
- Вино, говоришь? – усмехнулся гоплит.
- Отворяй! – крикнул гоплит стражникам, - илоты вино привезли!

Ворота отворились. Возы начали въезжать на подворье. Один… Второй… Пятый… Двенадцатый… Уставленные бочками и крытые соломой. Двадцать возов въехало и ровно
встало вдоль стен.
- Ну, показывай своё вино, - подошёл тот самый гоплит к старшему извозчику.
- Вам какое? Красное, или белое, благородный воин? Какое испробовать желаете? – склонился извозчик.
- Хе! Ну, давай, и то, и другое!, - лениво ответил гоплит.
- Сию минуту, господин, - подошёл извозчик к возам.
- Давай! – крикнул он товарищам…

Раздался резкий свист. Внезапно, все бочки и сундуки, как по команде отворились и оттуда выскочили вооружённые люди, с чёрными повязками, скрывающими лица…

- Скифы! Скифы в крепости! – успел крикнуть гоплит, но упал под мечём извозчика…

Руссы набросились на данайцев настолько внезапно, что те не успели сообразить, что же случилось и откуда взялись враги… А дружинники уже бились на стенах, врывались в цитадель, резали полупьяных и спящих данайцев… Занялась огнём соломенная крыша конюшни, испуганные кони вырвались наружу и бросились к воротам… Огонь перекинулся на сухой виноград, вьющийся вдоль стен и быстро побежал к деревянной кровле… Пламя всполохнуло с неистовой силой. Но бой не останавливался…

Одиссей вскочил со своего ложа разбуженный криками и вспышками огня…

- Что это!? Кто это!? Это скифы!? Откуда они тут взялись!? – набросился он на стражников…
- Они въехали под видом данников, в бочках из-под вина и рыбы! – крикнул в ответ стражник.
- Нечистая мать! В бочках! Что бы их обдурить мы строили целого коня, а они – в бочках из- под вина и рыбы?! – выхватил меч Одиссей.
- Что прикажешь? Архонт? – спросил растерянно стражник, - вступаем в бой? Тут море рабов, добра и еды!
- Уходим… - словно шепнул в ответ Одиссей, - их тут несколько сотен, а нас и пол сотни не наберётся… И то половину уже вырезали…

Одиссей бросился к выходу. Стражники выскочили за ним…
Во дворе, под светом пламени продолжался бой. Наконец, в ворота крепости ворвались всадники в островерхих шлемах и серебристых латах витязей. Данайцы, увидев царскую стражу начали поначалу отступать, а затем вовсе бросили оружие и побежали…

- Не догоняйте их! – раздался мальчишеский голос над огнём пожара, - изгоните их в степь и всё. Там их уже ждут…

Руссы начали гнать данайцев. Начался бой на улицах. Из казавшихся спящими домов вывалили, кто с чем, жители, которые тут же набросились на гоплитов. Поднялся невыносимый шум и гам. Цитадель занялась огнём…

Таг снял шлем и посмотрел на разгорающийся пожар.

- Как будто в Трое, - сказал мальчик.
- А где Одиссей?
- Его ложе пусто, мой повелитель, - вышел из дома «извозчик», - хитрый лис опять бежал. - Ничего, Пайрон, - усмехнулся Таг, - в следующий раз не уйдёт.

Он обернулся назад и поманил Аплу.

- Сыграй победу, Аплу! Объяви всем, что город свободен от данайцев! Сегодня ночуем здесь. Я устал от балок…

Аплу спрыгнул с коня и взлетел на бочку, стоящую на возу. Мальчик провёл флейтой по губам и сквозь шум, раздалась весёлая мелодия…

- Слава! Слава! Слава! – закричали воины ударяя клинками о щиты.

Таг развернул коня и проследовал с витязями к воротам крепости, в город…

Одиссей, своего коня гнал в сторону троянских руин. Там были и воины, и на голову не падали капли начинающегося дождя. Выехав на курган он остановился, и глянув на Киллу, дико закричал.

- Столько всего ты меня лишил, Мастарна! Всего!

Он пригрозил кулаком Килле и повернул на север… Воины тоже глянули на бледное марево пожара, и молча последовали за своим архонтом…

… на берегах Стикса…

Одиссей не мог стерпеть ни обиды, ни оскорбления. Самым ужасным для него во всей данной ситуации было именно оскорбление, а если быть более точным – унижение. Мальчишка заставил бежать его, прославленного воина и архонта от толпы лавочников, торговцев. Именно такая слава и разнеслась по окрестностям. И Одиссей казалось, что эта слава начинала облекаться телом, настоящим телом. Что она росла, и не просто росла, а ещё и размножалась, делилась, её становилось всё больше и больше, и эти «славы» бежали с проклятой земли во все стороны света с криком: «Одиссея мальчишка разгромил! Одиссея торговцы обратили в бегство! Одиссей купился на собственную уловку!»… Собственно, так оно и было…

Данаец, едва только оправился от удара, моментально бросился вдогонку, запретив кому бы то ни было рассказывать о собственном позоре. Но не только скифы, но даже и греки рассказывали друг другу о том как пала Килла. Это здорово веселило