мучиться самому. Для хетта, лучше благородная смерть на поле боя, даже если это будет последний бой, даже если враг ступит в стены его дома, нежели деревянная урна, с прахом победы в этом самом родном доме! Я не принимаю этого подарка, ни на каких условиях. Если суждено потерпеть поражение в этой войне, так пусть оно будет достойным, с мечом в руке. А достойное поражение это тоже победа.
Баламер сел на своё место.
- Если это свершиться, то это по воле богов, - произнёс, поднявшись с трона, Таг, - а воле богов мы должны покориться. Лучше мы все умрём с оружием в руках, в битве за родной город, а не как дворовые собаки и безропотные рабы, будем покорно взирать на памятник врагам, за могучими стенами Трои.
- Волю богов творят люди, - посмотрел на мальчика Лаокоон, - посему, царь, подарок данайцев должен быть предан огню, как только окажется около городских ворот. Огонь сожжёт с ним и наш позор.
- Ну что же, - встал Баламер, - если потомок Богов выступил против воли святейших и мудрейших жрецов, то жрецы вынуждены объявить о недоверии правителю земли Хатти!
Зал вновь зашумел.
- Недоверие! Недоверие! Долой правителя!
Анхиз достал меч. Поднялся Лаокоон и подойдя к Тагу, обернулся лицом в зал, где бушевали жрецы.
- Остановитесь! – вскричал Лаокоон, - если мне не изменяет память, то недоверие может быть выражено только всеми жрецами и поддержано старейшим, то есть мной. А я, - приложил старик руку к груди, - отказываюсь вас поддержать, гнусные изменники. Владыка Таг господин нашей земли. И идёт война, а не сбор урожая с виноградников. Сядьте все на свои места, или, если вы решили объявит непокорность правителю, то покиньте сей зал, как того велит обычай.
Жрецы поднялись со своих мест и направились к выходу. Зал быстро опустел. Осталось только трое. По правую руку Тага, с обнажённым мечом стоял Анхиз. По левую – Лаокоон.
Мальчик нахмурился и сел на трон. Сжигать памятник Звёздочке он, конечно, не хотел. Анхиз уловил искорку обиды на его лице.
- У вас много врагов, повелитель, - сказал Анхиз, - эти враги способны настроить против вас народ.
- Я знаю, - ответил Таг, - они были врагами и моего отца. Ведь это правда, Анхиз?
- Правда, ваш отец не любил жрецов.
- Он не верил ни жрецам, ни мудрым Богам, - сказал Лаокоон, - и вас прошу только не совершать кровопролития, повелитель, - присел старик на ступени перед троном, обращаясь к Тагу, - если прольётся кровь, то как вы оправдаете себя?
Таг подумал. Он прекрасно понимал, что только что ему объявлена война тут, в самом городе.
Мальчик боялся толпы с того дня, когда видел расправу над пленной данайкой. И ему вовсе не хотелось оказаться на её месте. Он поднялся с трона и спустился в зал. Потом повернулся к Анхизу.
- Я слышал ваш разговор в саду.
Анхиз всунул в ножны меч.
- Какой, повелитель?
- Перед тем, когда вы напали ночью на данайцев…
- Нападение ночью было решительной вылазкой нашего войска… - встал Лаокоон, - но по ночам войны не ведутся. Это нарушает все наши обычаи и законы.
- Обычаи, нарушают прежде всего их некоторые хранители, - ответил Анхиз и кивнул Тагу, а если хранители нарушают их, то кто-то другой должен объявить себя хранителем обычаев и законов.
- Вот именно об этом я и хочу сказать, - произнёс Таг, - помнишь, учитель, ты предлагал моему отцу проверить, что ели жрецы сегодня на ужин?
У Анхиза холодок пробежал по спине, но следующие слова Тага повергли его в холодный пот.
- Проверь, что они сегодня ели на обед, - произнёс мальчик и направился к дверям.
Около дверей он обернулся, и глянул на Лаокоона.
- Немедленно вызови сюда своих детей, Лаокоон. И не покидай стен дворца, пока я тебе этого не разрешу. И ещё, Анхиз, пришли ко мне человека, который знает, где начинается подземный ход, и где есть его выходы, подальше от стана данайцев. Сдаётся мне, что Трои мы не удержим…
Таг направился к Энею. Анхиз молча глянул на Лаокоона. Тот покачал головой.
- Прошу об одном, Анхиз, - произнёс Лаокоон и помолчав, посмотрел в глаза старому витязю.
- Пощади детей… не моих, а тех, кто служит в храмах, гаруспиков…
- Воины не убивают детей, - ответил Анхиз, положив руку на плечо Лаокоону, - значит, ты всё понял?
- Совершилось, - ответил Лаокоон, как тихо, почти шёпотом.
- Он царь, - убрал Анхиз руку и направился к выходу, - а воля царя священна. Вы ведь сами так учите народ.
- Таг будет или великим правителем, или будет проклят собственным народом, - ответил Лаокоон.
- Ну, я уж позабочусь о первом, - сказал Анхиз, слегка улыбнувшись Лаокоону.
Лаокоон ничего не ответил. Он молча отвернулся и направился в покои Менрвы.
Анхиз усмехнулся и вышел из зала…
Лаокоон вошёл в покои Менрвы молча, и сел напротив царицы-матери ничего не говоря. Менрва вплетала косу Азнив ленточку, не обращая внимания на Лаокоона.
Старый жрец помолчал, и покачав головой произнёс замысловатую фразу.
- Красная сейчас пошла бы впрок. Росток подточил корни Древа-Явора.
- О чём ты, Лаокоон? – спросила Менрва, не прекращая заплетать девочке косу.
- Твой сын, из лучших побуждений, около получаса назад, приказал убить всех жрецов, кроме меня, - указал себе пальцем в грудь Лаокоон.
Азнив встрепенулась. Менрва выронила гребень.
-Таг? – вскрикнула Менрва и вскочив, выбежала из покоев, надеясь остановить сына…
Тага не было в царских покоях. Он вызвал Энея, взял двух витязей и в эту самую минуту, спускался в глубокое подземелье под дворцом.
Из этого подземелья действительно начинался подземный ход, о котором Таг слышал ночью в саду.
Проводник остановился около неприметной двери, которая, очевидно рассчитывалась на въезжающего на коне всадника.
- Это он, - указал на дверь проводник, освещая факелом вход, - вход в подземелье Божественного Лабарны.
- Так входим! – ступил вперёд Таг.
- Не нужно, повелитель, - остановил его проводник, - это лабиринт, имеющий двенадцать рукавов. Там целые залы и усыпальницы древних воинов. Их духам может не понравиться, когда мы потревожим вечный покой.
- Их духам может не понравиться, если мы не найдём выхода из осаждённого города, - ответил Таг, и ступил в подземелье.
Подземный ход долгое время тянулся прямо, то опускаясь вниз, то вновь взмывая вверх, подобно чреву огромной змеи. Сколько времени прошло, Таг не считал. Наконец, где-то в глубине хода, в темноте показались силуэты двух человеческих фигур, напоминающих стражей стоящих около огромных, кованых ворот.
Остановились.
- Кто это там? - указал на фигуры Эней.
Проводник прошёл вперёд и подсветил.
- Это Яяш и Асмень, они сторожат выход. За этими вратами будет усыпальница самого Лабарны. В ней, как бы камены стол. Это и есть гроб. Если его развернуть по солнцу, то откроется ход в стене, через который возможно уйти.
- Идём, повелитель, - позвал проводник и махнул рукой.
Таг впервые увидел лицо Асменя. Если Яяш был грозный, суровый, держащий в руке три молнии, то Асмень прижимал к груди свою Волшебную Гуску, и совсем по детски смотрел в глаза Тагу.
Мальчик остановился и улыбнулся Асменю. Ему показалось, что его друг ему ответил, и даже кивнул головой.
- Они как живые, - улыбнулся Таг, - откуда они здесь?
- Они тут давно, с того дня, когда установили эти врата, - ответил проводник, - больше тысячи лет уже прошло, как они встали на страже этих путей.
Ворота отворились. За ними была небольшая комната, посреди которой стоял каменный стол. Таг и Эней остановились на входе. Проводник отдал факел Энею, а сам, позвав воинов, стал разворачивать стол по солнцу. Внезапно, стена напротив входа, начала раздвигаться. За ней было продолжение этого подземного хода.
- Вот, - указал проводник на коридор, - только прямо. Ни влево, ни в право. Так можно выйти к морю.
- И долго идти? – спросил Эней.
- Если на коне, то день пути, - ответил проводник, - а если будете идти пешком, царевич, тогда на третий день найдёте выход. Только не сворачивайте. Все повороты, что будут вам встречаться, это усыпальницы древних воинов, блукающие лабиринты полные призраков.
- Я понял, - ответил Эней, - и где мы выйдем?
- Во всяком случае на севере… - сказал проводник.
- Уходим, - прервал их разговор Таг, - как только последний человек войдёт в этот коридор, заприте гробницу на замок, что бы никто больше не смог в неё войти, пока не захотят этого стражи гробницы…
Сегодня пролилась жреческая кровь. Наверно впервые за всё то время, сколько стоит на земле Троя, сколько стоит на земле храм Асменя.
Их вытаскивали из собственных домов, из алтарей и часовен, и тут же, на месте убивали, на глазах у недоумевающих жителей, под крики жриц и гаруспиков, которые бросались под мечи и копья витязей, но их тут же отшвыривали от служителей Асменя, Яяша, Явы, пинали, а то и просто убивали словно надоевших котят…
В порту тоже царил хаос и лилась кровь. Конные всадники ворвались в храм Асменя, и начали рубить всех без разбора. Старики не защищались, покорно складывая руки на грудях, готовые принять смерть. Женщины-жрицы хватали своих маленьких сыновей и, пытаясь остановить витязей, бросали их под копыта коней, или бросались вместе с ними.
- Именем Асменя, будь проклят этот царь! – кричали женщины, - убейте и наших детей.
Витязи не мешкали ни минуту. Над серебристыми шлемами моментально сверкали мечи, что молниеносно прекращали крики и расчищали дорогу коням…
Мальчики постарше убегали в самые сокровенные места в храме, о которых не знали витязи. Там они забивались поодиночке, вдвоём, втроём, кучками и сидели, молча наблюдая за гибелью всех кто замешкался и не успел скрыться… там гибли их братья, матери, и те, кого они считали самыми мудрыми и самыми чистыми на земле, их учителя…
Наконец, к алтарю выехал на коне седобородый витязь на белом коне. Анхиз. Его узнали сразу.
Он вынул меч и одним ударом сбил на пол Священный Огонь, привезённый с берегов Рай-Реки древними предками…
- Кто спрятался, мы не будем искать! – прокричал Анхиз, в погружённом в тишину храме, - но всякий жрец, выползший со своей норы, будет моментально убит! Убит – за измену повелителю нашему, Тагу, сыну Геркле и внуку Приама! Если только это будет не Лаокоон!
Анхиз развернул коня и направил его к выходу. За ним последовали все остальные витязи…
Город наполнился страхом и ужасом. Жители прятались по своим домам, беспомощно молясь богам о спасении своём. Но не для них была уготована чаша возмездия Тага.
…сегодня впервые погас Священный Огонь, в храме Асменя, превратившись в угли. Со слезами на глазах, мальчик-гаруспик подкинул в тлеющие угольки хворост, и раздул его снова. Огонь пробежался по тонким веточкам и слабо занялся, жёлто-красными язычками слабенького пламени…
Мальчик начал шептать молитвы, будто грея своими ладонями огонь и не обращая никакого внимания на трупы стариков, матерей, и даже родной матери, которыми был устлан пол священного храма… Он рыдал только над умирающим Священным Огнём…
- Когда к стенам города подступят неведомые враги, - плакал мальчик, вспоминая, заученные наизусть слова, - впервые кровь святых отцов падёт на гранит Асменеевого храма, и Священный Огонь погаснет навек. Тогда стены неприступной цитадели падут, ибо восставший на престоле обоими ногами, будет сам Асмень вернувшийся с далёких звёзд, которые невидимы глазу человеческому с
Помогли сайту Реклама Праздники |