психериус

дрожь. Нет, никаких фокусов. Никаких поводов бояться и снова сжимать зубы. Ф просто почувствовал, как наваливается на него огромный и озверевший от скуки призрак прошлой жизни. Так странно все. Он не был в своем рабочем кабинете всего лишь ДЕНЬ! Но по каким-то причинам этот день растянулся в его сознании в вечность. И теперь ему казалось, что все, что он видит перед собой, покрыто слоем пыли толщиной в ладонь. А окна больше не пропускают солнечный свет. «Ерунда все. Просто слишком много произошло за ОДИН вечер. Или ночь. Так всегда кажется, когда уходишь во что-то с головой».
Ф подошел к столу, и указательный палец правой руки сам, отжавшись от ладони, проехал по столу. «Боже мой! Смотри ты! Самоубеждения не действуют! Организм сильнее мысли, да?» Палец был чист. Его не было здесь всего лишь ОДИН ДЕНЬ!
Ну, и зачем он здесь? Еще минута и он достанет из полки бутылку коньяка, и будет просто наслаждаться спокойствием? Закроет глаза, придумает себе самую сладкую и необыкновенную сказку о том, как однажды он проснется за своим рабочим столом, из окон будет лить мягкий солнечный свет, а по коже прогуляется мелкая дрожь огромного счастья от осознания того, что сны заканчиваются. Вот и этот, ужасный и нелепый сон, вызванный, видимо, его огромной усталостью от работы, свернулся, лопнул и развеялся по кабинету утренним сквозняком. За этим даже можно наблюдать, видеть, как оседает на пол его токсичная пыль, рассеивается и загоняется ветром под столы и стулья. Нет его больше, нет!
Телефон! Никого не спрашивая, внезапно и громко, черное пространство перед глазами заполнил собой обычный офисный белый аппарат. «Звонок!» Ф вздрогнул, подскочил на стуле и повернулся к столу.
Телефон… Какой номер? Кто-нибудь помнит номер? Черт! Да ведь его невозможно забыть!
Пальцы дробью пробежались по клавишам и в трубке пошли гудки. Долго. Его наверное нет. Хм, что за идиотизм, он может быть везде! Это ведь не звонки родственни…
«Алло», - женский голос. Женский?
- Доброй ночи. Я, наверное, разбудил вас, прошу прощения, но мне срочно нужен…
«Единственный, кто тебе нужен сейчас, это трахающий тебя в зад огромный лысый свинопас!» – смех. Ее смех. Это она, мать ее! – «Никогда не разговаривала с тобой по телефону! У тебя и голос другой и манеры почище! Ты хотел поговорить с тем придурком? Извини, его нет дома. И почему со мной никто не хочет разговаривать?!»
Рука медленно опустила трубку. Что она с ним сделала? Что эта чертова сука с ним сделала?!
Лицо снова стало наполняться кровью. Но, черт возьми, не от страха, - от гнева. Его распирало. Что-то только что родилось у него внутри, и он очень хотел испытать его.


Он не помнил ничего из того, что происходило с ним до того, как он оказался на лестнице. Пусто. И не просто пустота, а как выкачанный из самого себя вакуум. Немного грустно, немного смешно, но одинаково по-идиотски, с какой бы стороны на это не посмотри.
Он лежал лицом вниз на грязной, заплеванной лестнице и просто ничего не помнил. Все мысли остались где-то в далеком, темном и невозвратном прошлом, его истощенный интеллект боялся самого себя и просился вырваться, брызгая слюной в нервных конвульсиях. Здесь, в этом мире, или в том, что от него осталось, есть только тошнотворный запах заплеванных окурков, полный агрессии мрак разбитых окон и какой-то странный звук. Крик. Или не крик? Это крик. Где-то высоко, на несколько грязных лестничных площадок выше. Такой истошный, что хочется заткнуть уши как можно сильнее и умчаться прочь из этого ада. Но все похоже на то, словно его ждали и желали его присутствия здесь, в этом чертовом сюрреализме.
Кто-то подталкивает его сзади, но он не видит его. Сознанием грубо и нагло овладевает новая чужая идея. Хочется ползти вверх и удовлетворить свое совсем нездоровое любопытство.  Хочется испытать что-то новое и совсем незнакомое. Хочется потрепать себе нервы и испытать настоящий страх, такой, какой бывает от того, что видишь впервые. Как индейцы, впервые увидевшие приплывших европейских конкистадоров. И М пополз. Нет, не полз, его заставили ползти и тяжело дышать, сглатывать тошнотворный запах и бояться. Спустя мгновения начинает казаться, что кроме  крика сошедшего с ума нового организма и такой же сумасшедшей антиатмосферы уже ничего нет. Еще очень слабый отблеск заходящей за тучи рыжей и как-то нагло ухмыляющейся луны и треснувшее стекло  лестничной площадки. Ступень за ступенью. Год за годом и так дальше без конца. Холодно…
Вверх по спирали… Крик  громче,  тише, тишина, снова крик,  более истошный и яростный. Нервы трещат и лопаются, как сгнившие веревки, их так мало уже. Руки болят и кровоточат, ногти ломаются о холодный бетон и впиваются в кожу. Больно, черт возьми. Ну, что же?! Ерунда осталась! Еще немного и ты умрешь быстро и легко прямо на этой лестничной площадке, слышишь, разум?! Разве ты сломан? Тебе ведь интересно знать, откуда берется вся эта чертовщина, не так ли? Ты ведь не успокоишься, пока не взглянешь в глаза этому сволочному ребенку?! Тридцать пять, тридцать четыре, тридцать три… Это все останется в мозгу в качестве поощрительных бонусов, когда тебе однажды скажут, что все… Все!!! Двадцать восемь, двадцать семь… Бьюсь об заклад – тебе станет скучно. Ты будешь скучать по всему этому дерьму! Двадцать две, двадцать одна, двадцать! Помнишь, как все начиналось? Девятнадцать… Все словно в полиэтилене, такое же пластичное, но еще устойчивое и знающее пределы своих возможностей. Шестнадцать, пятнадцать, четырнадцать, ЧЕТЫРНАДЦАТЬ, тринадцать… Этот крик… Рев или что он там еще, самая лучшая музыка для слетевшего со здравомыслящей основы интеллекта. Ущипнуть себя… Десять, девять… Рядом, вот, совсем над головой. Боже!!! Восемь, семь, шесть… Вот как, оказывается, происходит рождение абсолютного Страха. Совсем как у беспозвоночных. Четыре, три, два… Ну, вот и что сейчас стоило бы делать? Разве побег был бы оправдан? Один…
М повернул голову. Влажный, липкий, крохотный, преждевременно пришедший в этот мир эмбрион. Огромная голова, синяя кожа,  проступающие сквозь нее сосуды и дикий крик. Разве такое бывает? Глаза М выбросили весь свой ужас в воздух и не верили себе. Это обман. Такого не бывает!
Маленькое чудовище повернуло голову и уставилось на М огромными, как мир и абсолютно черными глазами. Их белки черные! Может быть этого не…
Это было страшно. Очень страшно. Эмбрион выстрелил в лицо М порцию вопля, такого истошного, что вечно ухмыляющаяся луна просто развалилась на куски. Он думал, что умер.

Но он вскочил с постели и с лица потоками хлынул холодный пот. Тяжело и часто дыша, он уже не верил картинке, которая, как он думал, начнет меняться сию же минуту. Две минуты, три, пять… Спокойное солнце пустило по комнате слух о приходе нового дня. Такого же лживого и непостоянного, как и само солнце во всей этой истории.
Осторожно встав с постели, М двинулся по коридору туда, где потоки отрезвляющей ледяной воды сотрут или хотя бы помогут это сделать, все это дерьмо прямо в то перфорированное отверстие и они уже никогда не вернутся! Сольются ядовитой и вязкой жидкостью в бесконечные канализационные коммуникации, просто пропадут, черт возьми! Наверное, все, что остается в таких случаях, в качестве реального оружия - лишь идиотская, наивная надежда, что так МОЖЕТ произойти. Сам прекрасно понимаешь, что нет, но все же…
М отвинтил кран с синим кружком, подставил руки и принялся ждать. В кране что-то заурчало и засопело. Ничего. Ни капли. А он ждал. Глядя волчьими глазами на хромированную трубку, заполнялся так давно ожидаемым чувством, превратившемся за все это время в абсолютную, совершенную и невероятно плотную структуру, которая давила на виски и хотела взорвать этот маленький костяной сосуд, в котором, наверное, уже ничего не осталось.
Минуты… Кран заглох навсегда, так и не выронив ни капли призрачной жидкости. Всё…
М схватил маленькую раковину, сорвал с трубы и швырнул на смеситель. Эмаль треснула и развалилась на куски. Рукоятки полетели по сторонам, хромированная трубка прогнулась и покрылась сетью царапин. Сорванное и брошенное со стены тяжелое зеркало в медной раме лопнуло и окончательно добило всю систему смешения воды. Дверь ванной сорвало с петель и понесло по коридору. Там она врезалась в комод и застыла. Компьютер? Он ведь давно уже, как не нужен? Он ведь уже сделал свое дипломное дело? В стену!
Корпус треснул и послышался звук лопнувшего стекла монитора. Клавиатура разлетелась по буквам от шести уверенных ударов по столу. Все остальное - в окно.
М громил все, что попадалось ему на глаза. Он испытывал радость, мало с чем сравнимую и наслаждался. Ему вдруг казалось, что все уже прошло, и нет больше повода провоцировать деструктивный экстаз. Но после все возвращалось, вся ярость, копившаяся годами, покрывшаяся толстым слоем пыли, подушечных перьев и чужих плевков, снова врывалась в мир и была счастлива своей материалистичностью. Он тоже был счастлив. Потому что смотрел в окно и видел, что практически никогда не ошибается в своих опасениях. Он видел, как меняется картинка, как утренний город постепенно превращается в ночную пустыню. Он видел, как мрак затянул солнце, как исчезли дома и люди, как стих ветер и из земли выступили коричневые скалы. Это было так интересно, а картинка была настолько величественна, что он забыл о том, что сильно ранен. Он был так поражен, что уже не слышал глухих шлепков капель крови о грязный пол. Рука потянулась к ручке, повернула ее и открыла окно. В лицо ударил свежий ночной воздух, и где-то вдалеке послышались звуки. Необычные и протяжные, затухающие и возвращающиеся, очень похожие на звуки, которые издает при полете какая-нибудь гигантская птица, мерно мешающая воздух своими огромными крыльями. И больше ничего.
Одна из скал находилась так близко, что, казалось, стоило протянуть руку и по телу прогуляется невидимый и короткий отрывок холодной, шершавой поверхности. Но рука кровоточила, залила подоконник, и М не мог позволить ей испачкать чужой мир своей плазмой, только лишь потому, что ему интересно. Ведь никто не пытается загадить его екзистенс своими грязными кровяными тельцами! Вот и не стоит совать свои свежие жидкостные признаки в чужое великолепие!
М одернул руку и несмело высунул голову наружу. Вокруг очень тихо и спокойно, совсем не так, как за его спиной. Впрочем, он уже не помнит о том, что ТАМ. Он заглядывает за угол, смотрит вверх, опускает глаза, видит где-то там, далеко внизу, песок у подножья коричневых скал и… просто смотрит, широко открытыми глазами. Все это очень интересно, вот если бы кто-нибудь еще видел это. Она, например. Она непременно оценила бы это, хоть это и не его заслуга, но… видимо, это все-таки его личное, принадлежащее ему лишь одному произведение. Но ведь она вечно чем-то занята.
На темно-синем силиконовом небосводе стали появляться первые, больше похожие на чьи-то небрежные плевки, звезды. Несколько нелепые, словно стесняющиеся собственного свечения, они выстроились в какие-то авангардные фигуры и, как ненормальные, носятся по небу, оставляя после себя шлейфы звездной пыли. Хм…
- Нравится? - голос. Откуда-то.
М завертел головой, пытаясь найти того, кто