Тремориада

закатив глаза и продолжая мне удивляться. - А как пол города вообще без мозгу живут?
- Пол города… - проговорил я. - Слушай! Теперь, когда будем выкупать мозжечок обратно, главное его ни с чьим другим не перепутать, а то прикинь, достанется от Коли-партизана.
- Не-е, не перепутаешь, у Коли там сухарик ржаной.  
Дверь нам открывать не спешили.
- С тётенькой, что-ли чудит? – проговорил Иннокентий.  
- Ага, показывает как он пальцами на ногах фиги крутить умеет.  
Так как руки мои были заняты ценнейшим грузом и рисково его держать, одной рукой звоня, я не решался. В нетерпении слегка стукнул ногой в дверь и проголосил:
- Эй, на барже! – после чего послышались приближающиеся шаги. Наконец, дверь распахнулась, и перед нами возник Па-ма в расстёгнутой рубахе. Сходу он накинулся на Иннокентия:
- Тебя только за смертью посылать! Ты чё! На пивзавод  ездил? Или вы вдвоём, наслаждаясь погодой, решили малость погулять?
Мы переглянулись.
- Погода… - проговорил я.
- Мозжечок – кивнул мне головой Иннокентий. А, зайдя в коридор, мы забушевали.
- Прощелыга! Ты хоть в окно сегодня глядел? Там трактора сдувает. Мы собственными глазами видели как кошка звуковой барьер преодолела. Летит себе по ветру, вдруг – шквал. И только её “мяу” тут, а сама уже в Кандалакше. А ты здесь окопался, крыса тыловая. Встать!  
Па-ма, который и не думал садиться, забрал преспокойно пакет из моих рук и, не обращая на нас никакого внимания, потащил его на кухню.
- Трепещи, прахоподобный! Щас мы тебе хвост отрубим!
Но наши возгласы тонули в его безразличии. Мы услышали позвякивание бутылок из разгребаемого на кухне пакета. Тогда, умолкнув и раздевшись, мы направились со второй поклажей за ним. В этот момент раскрылась дверь в комнату и нам навстречу вышла та самая тётенька.
Миниатюрная, одетая в чёрную водолазку и джинсы, плотно обтягивающие то, что им и положено плотно обтягивать. Сама - коротко стриженая блондинка с большими голубыми, доверчивыми глазами, коими хлопала неустанно. Обладательницы таких глаз верят в Дедов Морозов. И уж совершенно точно, в сказочных принцев и группу «Иванушки». Переживают за судьбы героев молодёжных сериалов, ложатся спать вместе со своей любимой куклой «Барби», и никогда в жизни, даже страшно подумать, не пробовали курить, не говоря уже об употреблении алкоголя.
- Здравствуй…- «деточка» чуть не вырвалось у меня. Вот так учительница.
- Здравствуй! – прохрипела она неожиданно, и улыбнулась.
Я аж отпрянул в сторону, перепугавшись до смерти. Ох-х-х, « деточка», нужно бережней относиться к людям с похмелья.
Улыбка её несколько поблекла, став какой-то не уверенной.
- Я немного простудилась, – оправдываясь, хрипло проговорила она.
Поздно. Кукла Барби, сказочный принц и Дед Мороз уже полетели к чёртовой матери, чтобы оттуда уже никогда не вернуться. Я посмотрел на выпирающие соски из под наспех одетой, плохо заправленной водолазки, на плотно обтягивающие, то, что им и положено обтягивать, джинсы, и вернулся в реальный мир, где существуют: пиво, рыба и кореша.
Иннокентий уже отнёс свой пакет и успел присосаться к только что открытой бутылке.
-Поспешим, нельзя терять ни секунды, пиво в опасности, – быстро проговорил я и ринулся на кухню. На столе было уже всё необходимое: пару пачек « L&M» и пепельница, два нарезанных, жирных и икристых ерша (когда только успели), чайные кружки и четыре открытых, но пока ещё полных, за исключением Иннокентиевой, бутылок « Невского». Остальные двенадцать, нашли своё весьма временное пристанище в холодильнике.
Па-ма познакомил нас со своей охрипшей подругой, которая действительно, училась в педухе, а звали её.… То ли Лиза то ли Оля, какая разница, я никогда не запоминаю имён, вот если б фамилию, то конечно. Допустим: знакомьтесь, это моя подруга Цетхен. Ну, да ладно, вобщем буду звать её Лизой.  
Мы вчетвером уселись за кухонным столом. Ну что ж, пиво розлито, выпили. Я так пол кружки. Затем принялся за рыбу и все последовали моему примеру. Ели – грызли с величайшим наслаждением, Иннокентий даже, время от времени, в приливе наслаждения, закатывал глаза к потолку и блаженно посапывал. Когда мы выпили по первой  бутылке и вытерли руки, после жирной рыбы, - начался ритуал курения. Лиза в нём, всё-таки, не приняла участие. Неужели не курит?
Стали болтать о том о сём, не придерживаясь конкретной темы, как зачастую и бывает. Начали с пареной репы, а закончили, точнее, плавно вышли, к никатинамидадениндинуклеотидфосфату. Как так? Легко. Заговорили между собой, о вчерашнем. Лиза, заскучав, стала рассматривать плиту. Па-ма, заметив это, сказал ей:
- Кончай плиту гипнотизировать. А то ещё внушишь ей, что она – холодильник, как потом еду готовить?
- А какую еду ты любишь готовить? – поинтересовалась Лиза.
- Ну, обычно репу парю, – сознался Па-ма.
- Вот! – воскликнул я. – Всё встало на свои места. А то думаю: откуда в коридоре у него лосиные рога.
- Рога? – не поняла Лиза. – Причём тут рога.
- Ну, конечно, – решил я объяснить, теперь уже очевидное, для меня. – Репа у лося с рогами, в духовку не влазила, вот Па-ма их и  спилил. Ловкач: и репу запарил и вешалку смастерил.
- А куда дел тушку? – заинтересовался Иннокентий. – У лосей должны быть приличные тушки.
- Конечно, должны быть приличные, - вздохнул Па-ма. – А мне попалась хамская. Я её выгнал.
- Это в такую то погоду? – удивился Иннокентий.
- А чё ему сделается, обезбашенному, - рассудил Па-ма.
Мне показалось, что Лиза уже сожалеет о том, что неосторожно задала вопрос. Она же задала следующий:
- Что за «L&M» вы курите?
- Да уж понятно, не галанский табак, - сказал я. – Гаражка какая-то.
- Это потому, что в гараже выращивают? – опять спросила Лиза
- Да, - ответил Иннокентий. – В одном выращивают, в другом забивают.  
- Причём, в каждую сигарету, ровно по два процента алкалоида отвешивают, - блеснул я познаниями.
- Ох, ты, слово-то он какое сложное знает, – сказал Па-ма голосом удивлённого и вдруг возгордившегося за своего туповатого сына отца. А затем мечтательно проговорил, словно пробуя слово на вкус. – Алл-ка-а-лоид.
- Нравится? – довольно спросил я. – Есть покруче – никотинамидадениндинуклеотидфосфат.
- Да-а, ребята, - задумчиво проговорила Лиза хриплым голосом. – А о чём вы разговариваете, когда курнёте?
«Курнёте?!» – подумал я. – «Вот так Барби.… Врет, поди, что простудилась».
- Ха, - усмехнулся Па-ма, пожав плечами. – А всё о том же, ничего не меняется.
После молча встал и вышел из кухни. Сигареты мы докурили, и я решил достать из холодильника ещё по бутылочке.
- Не спеши открывать, - сказал мне Иннокентий, когда я их поставил на стол. Я вопросительно приподнял бровь.
- Не спеши, - повторил он.
И тут на кухню вернулся Па-ма, сияющий как солнышко. Перед собой, он держал чрезмерно длинную папиросу.
- Па-ма! Ты мой герой! – радостно воскликнул Иннокентий. А ведь он знал или, по крайней мере, догадывался. Недаром тормознул меня с пивом.
- Знаешь, чем старика потешить, - сказал я степенно.
- Чего это? – удивлённо спросила Лиза, когда Па-ма оказался возле неё, подойдя к своему месту.
«Что за дела, деточка?» – думал я – «То ты произносишь вслух, этот страшный глагол «курнёте», то спрашиваешь – что это?»
- Ты же хотела узнать, о чём мы разговариваем, - присаживаясь, сказал Па-ма. - Время от времени.
Затем, взяв со стола зажигалку, он, таинственно улыбнувшись, предупредил: - Затыкайте уши, взрываю.
Лиза забегала глазками по кухне, словно ища место для укрытия.
Па-ма чиркнул колёсиком по кремнию, высекая искру, от которой должно возгореться пламя. Но пламени не возникло. В зажигалке закончился газ.
Иннокентий похлопал себя по карману брюк и пожал плечами, давая  понять, что помочь ему нечем. Я встал и пошёл в коридор к своей куртке, но, обшарив карманы, понял, что оставил зажигалку дома. Вернувшись на кухню, я повторил немую жестикуляцию Иннокентия. После чего мы втроём дружно покосились на Лизу и всё поняв, так же дружно перевели свои взгляды на плиту. Па-ма взял сигарету, и включил самую маленькую конфорку, а нам сообщил:
- Она шпарит лучше.
- Да ладно, что ты, так и будешь стоять? – обратился я к нему. – Давай пивка попьём, пока раскочегаривается.
- Я разве говорил, что моя плита кочегарит? – возмутился Па-ма. – Она шпарит.
- И…- подтолкнул я его.
- И мы будем, соответственно, ждать, когда она разшпарится, – Па-ма положил сигарету с папиросой на невключенную конфорку. – Наливай.
- Видал, что творится? – сказал я в пол голоса Иннокентию. – Я свой ни за что не заложу.
- Вообще то он отвечает за равновесие и координацию, - уточнил функцию мозжечка Иннокентий.
- Видать, у кого как, - покосился я на севшего за стол Па-му.
- Чё вы несёте? – спросил тот и принялся сам открывать пиво.
- А чё ни попадя, – ответил я
- Да, - кивнул головой Иннокентий. – Как увидим какое-нибудь нипопадя, так хвать его и давай носить.
Я взял свою кружку с пивом и глянул на Лизу: похоже, ей несколько не по себе, погоди… сейчас плита разшпарится.
Па-ма отпил с пол кружки и с наслаждением выдохнул: - а-а-а. И кивнул в сторону плиты:
- Это ко мне с утра, часов в девять, дядя Фёдор зашёл после вахты.
Дядя Фёдор - это двадцатитрёхлетний сосед Па-мы, а зовут его так потому, что у него есть дома кот – Матроскин.
- Пришёл, значит, разбудил меня, - продолжал Па-ма. – С пакетом чёрным, вижу – там контуры, вроде как трёхлитровой банки обозначаются и ещё чего-то позвякивает. Ну, я возрадовался этому позвякиванию после вчерашнего. Сменив гнев на милость, говорю: - проходи. Он достал из пакета две бутылки пива, вручил мне, а сам из куртки извлёк свой подсигар, он у него как шкатулка – большой. Ну да и папиросы в нём не маленькие хранятся. А после вахты, у него их ещё две штуки осталось. В общем, курнули, пиво выпили, поболтали немного и он домой засобирался. Ну, я ему и говорю, глядя на его подсигар-шкатулку, что лежит на моём столе и так великолепно на нём смотрится:
- Тебе хорошенько выспаться надо после дежурства, может сделаешь мне подгончик, я то уже выспался?  
Он, поняв о чём речь, согласился, но с одним непременным условием, что я возьму в придачу у него золотую рыбку.
- Надеюсь, ты её уже засолил? – усмехнулся Иннокентий.
- Нет, она, как и была – в трёхлитровой банке, - ответил Па-ма.
- Он чё, с вахты с рыбкой пришёл? – спросил я.
- Да, он  ведь моряк, - сказал Па-ма, встав и направившись к плите. – На доке электриком работает. Говорит: утром на поддёв поймал.
- А ты куда её дел? – спросила Лиза у Па-мы, который, чуть размяв кончик сигареты, ткнул его в расшпаренную конфорку. – Под кровать, что ли спрятал?  
- А куда ж ещё спрячешь в однокомнатной квартире золотую рыбку? – сказал Па-ма и раскурил сигарету. Затем, уже от неё, папиросу. Вернувшись на своё место, он отправил сигарету в пепельницу, а папиросу передал Лизе. Она, потупив глазки, протянула ручонку и. … О, женщины, вам имя - вероломство. Такой затяжки я ещё не видывал. Если бы она так воздухом дышала, в квартире бы давно кислород закончился, а окна бы во внутрь вогнулись. Разум отказывался верить в то, что происходило на моих глазах. Уголёк рос, превращаясь в уголь, пожирающий потрескивающую папиросу. Я уже начал подумывать о том, что нам ничего не достанется, когда «деточка», то ли, наконец, насытившись, то ли смилостившись,