Тремориада

пельменного бульона.
- Паршиво выглядишь, брат Иннокентий - раздаётся усмешливый голос. Приподымаюсь на локтях и с окрасившейся в красное, слюной выплёвываю кусок поломанного зуба. Губы мои разбиты, из носа хлещет кровь. Не обращаю внимания на боль, будто она находится в стороне от меня. Поворачиваюсь, и сидя, вытянув вперёд ноги, смотрю в зеркало.
- Ты кто? – вновь произносит отражение.
Хватаю, валяющуюся рядом пепельницу в виде черепа и швыряю в этого, вновь и вновь повторяющегося призрака. Осколки стекла летят на пол и начинают вперемешку, беспорядочно скакать как блестящие механические игрушки, сделанные безумным мастером. Вон губы, произносящие в зеркальном фрагменте: - Я Иннокентий .–  Меж них виден невредимый зуб, который я только что поломал. А в метре, в стороне, у двери в коридор, подпрыгивает осколок с глазом, рядом – с куском металлической молнии от «косухи».
Вскакиваю и пячусь, глядя на ужасающий, и в тоже время, завораживающий танец стекла.
- Паршиво выглядишь, брат Иннокентий!
Я упираюсь в подоконник, дальше отходить некуда. Не могу больше это выносить. Передо мной реальность развалилась на куски и обернулась кошмаром. Я начал задыхаться. Воздух! Срываю висящую тюль и распахиваю окно настежь. Холодный ветер врывается в комнату, я вдыхаю его полной грудью и смотрю на бегущие низкие, тёмно-серые тучи. Они сплошь покрывают и без того сумеречное небо. Улица выглядит призрачной, устрашающей.
Кровь залила мне подбородок и горло, проникла под рубаху, окрасила грудь. Я чувствую тёплую струйку, бегущую по животу. Тянусь рукой за снегом, лежащем на жестяном карнизе, что бы приложить его к разбитому носу. И тут слышу снизу, с улицы, только почему-то совсем рядом, крик: - Пожар! Пожар! Пожар!
Склоняюсь над подоконником и заглядываю за карниз. И тут по мне, словно, прокатывается волна электрического тока, моё тело аж передёргивает. Прямо под окном я вижу себя, вцепившегося пальцами с содранными ногтями в остроугольные камушки на стене дома.
- Заткнись придурок! – рявкнули, скачущие по полу, осколки зеркала позади меня. – Нажрался и орёт! Делать больше нечего?  
Чуть отстранившись, вцепился руками в оконную раму. Перед моими глазами поплыли тёмные круги, я на какое-то время оглох. Ноги начали подкашиваться, стоило больших усилий удержаться на них. Немного простояв так, потихоньку начал приходить в себя. Не знаю, терял я сознание или нет, но что-то близкое к этому было.
Раздаётся звук прогибающейся жести – это окровавленные пальцы вцепились в карниз. Как на замедленных кадрах начала выплывать голова. Вьющиеся длинные и ставшие почти чёрными от пота волосы резко подчёркивают мертвецкую бледность лица. Фантом из сна подымает ранее закрытые веки и я вижу черноту выжженных глазниц.
- Делать мне больше нечего! – истерично взвизгивают осколки зеркала за моей спиной. Этот выкрик бьёт меня как электрошоком и я, вдруг вновь обретя способность двигаться, захлопываю окно и судорожно закрываю на шпингалет.
- Нет! Нет! Открой! Нет! – от воплей фантома задрожали стёкла. А в следующий миг он лишь беззвучно шевелит потрескавшимися губами. Из выжженных глазниц стремительно выбегают две струйки чёрных слёз и вслед за этим голова исчезает: падает вниз. Ирреальность событий оглушает, и я стремлюсь лишь к тому, что б ни кому не позволить забраться ко мне в окно. Поэтому закрываю вторую раму, защёлкивая нижний шпингалет.
И тут… слышу, как к звукам прыгающих осколков зеркала добавляется новый, из спальни: это заскрипела кровать. И я знаю, что это значит. Пусть я обезумел, но тут и дураку понятно, что там происходит. Надо бежать отсюда – прочь из этой ужасной квартиры. Я кидаюсь к коридору, но осколки зеркала сгруппировались у двери и бешено скачут, подпрыгивая метра на два. При этом они не бьются об пол, как должно было бы быть, да разве ж можно здесь чему-то удивляться. А из спальни уже слышатся шаги. Я кидаюсь к стоящей в притык к стене тумбочке, на которой находится магнитофон и самое главное – отвёртка с длинным стержнем. Хватаю её и поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Сбоку, по правую руку, неистово пляшут стёкла: их стало явно больше. И плевать, откуда взялись новые, главное факт – их больше. Я смотрю на зал, похоже, мой дом уже не моя крепость. В конце комнаты, напротив меня, окно, за которым злобно завывает ветер, а слева от него – дверь в спальню, уже начинающая медленно открываться  внутрь. Сжимая отвёртку в руке, жду появления себя, только что проснувшегося.
Фантом вышел медленно, потихоньку покачиваясь и болтая безвольными руками. Голова опущена, с длинных, мокрых волос капает вода (или пот?). Косуха на нём сухая. Он останавливается напротив окна и, повернувшись в мою сторону, начинает еле слышно мычать. Это не фантом – это зомби. Это мёртвый Я. Позади меня неожиданно щёлкает магнитофон, и комната взрывается, как и в первый раз, ещё до всего этого кошмара, рёвом гитар и оглушительными ударами барабанов. Но песня, на этот раз другая:
« Я проснулся ночью
  Зубы не болят
  Так какого чёрта
  Так они скрипят!!!»
От неожиданности аж подпрыгиваю. И в этот момент, перестав раскачиваться из стороны в сторону, зомби резко откидывает голову назад. Мокрые волосы, разбрасывая брызги, веером подлетают вверх и падают ему за спину. Зомби медленно подымает голову и в меня вонзается взгляд выжженных глазниц. Да-да, он вовсе не слепой. Эти две чёрные дыры, на белом, слегка отдающим синевой лице, внимательно смотрят на меня. Я буквально физически чувствую злобный взгляд: от него сжимается горло, он словно схватил меня за глотку, даже не пошевелив рукой. А колонки надрываются пуще прежнего:
«А под табуреткою
 Кочерга лежит!!!»
Зомби неожиданно печально улыбнулся и спокойно, грустным голосом спросил:
- Почему ты не стал спасать самого себя? Закрыл окно? Сам из-за себя упал. Ты склонен к суициду…
Я не понял последнюю фразу: он спрашивает или утверждает? Да как я его вообще слышу? Музыка ревёт до боли в ушах.
- Никогда не мог понять ВАС, самоубийц, – продолжает зомби, или даже кто пострашнее. - Вы собираетесь умереть, а стоит появиться мне, начинаете дрожать от страха.
- Я не собираюсь умирать! – ору я во всё горло, что есть силы сжимая в руке отвёртку.
-Значит, нам придётся помочь тебе, – нам! Поворачиваю голову в сторону, где прыгали стёкла, но вместо них, в метре от себя, вижу двойника зомби, только состоящего полностью из осколков разбитого зеркала. Он, как ожившая стеклянная статуя, исперещённая трещинами. Даже пряди волос, свисающие с его головы, позвякивают зеркальными гирляндами. Вижу в его  «косухе» и джинсах, неровное отражение себя и комнаты.
-Значит, дрожать от страха? – кричу я и, что есть силы, наотмашь, бью отвёрткой по лицу зеркального демона. Но он оказался не пустотелым, а монолитным. Мне удалось лишь поцарапать ему левую скулу и отколоть кончик носа. Несколько гирлянд-волос упали на пол и разбились. Осколки тут же начали скакать вокруг его ног.
Он зарычал, оскалив острые треугольники крупных зеркальных зубов и потянул руки к моей шее. В место пальцев у него длинные, стеклянные ножи, которые, скрежеща, быстро сходятся и расходятся как ножницы. Отпрыгиваю в сторону и бью по ним отвёрткой.
Щёлк! – и в моей руке остаётся лишь пластмассовая рукоять и сантиметровый, аккуратно срезанный, металлический штырёк. Я кидаю то, что осталось от отвёртки, в лицо зеркальной твари. Рукоять, ударившись о стеклянный лоб и не причинив никакого вреда, отлетает на пол.
«Жинг – жинг – жинг», - работают пальцы-ножницы. Тварь продолжает тянуть ко мне свои руки, но пока остаётся стоять на месте.
- Ну, так что? Помощь нужна, или ты всё-таки сам помрёшь? – угрожающе говорит демон у окна.
-С помощью, это уже не самоубийство, а убийство. – Не вышло у меня сказать спокойно. Ну, а то, что музыка ревёт – плевать: если я его слышу, значит и он меня слышит. Быть может, он слышит даже мои мысли.
- Висельнику помогает виселица, тому, кто травится – яд, а тебе можем помочь мы, если не достаточно собственных ног и высоты твоего этажа, –  тоном учителя проговорил демон.
- А с чего ты решил, что я вообще собираюсь покончить с собой? – поинтересовался я.
- Как бы тебе попроще сказать?...- устало вздохнула тварь в моём обличии. – О! А тебе какое, на хрен, дело? Просто отвечай: ты сам сиганёшь в окно или тебе помочь?
Нет! Этого не может быть в реальности, меня  глючит. Точно, это «белочка». Вот сейчас сяду на пол, закрою глаза и буду так сидеть, пока всё это безумие не прекратится.
- Вот так всегда! – раздражённо заговорили в унисон моим голосом два глюка-демона и заверещали, сделав испуганные голоса: - Этого не может быть!  
Я ведь ничего в слух не сказал. Всё-таки они слышат мои мысли. Хотя… это ведь мои глюки, не чьи-то.
- Люди способны абстрактно верить в чушь, написанную в газете, но только не своим глазам – продолжил уже один демон, у окна. – А если с ними что-то происходит, чего они не в состоянии понять, что выходит за привычные рамки, в которые они поместили весь мир, то сразу заявляют: этого не может быть! Хотя не имеют ни малейшего понятия о том, что собой представляет реальность в действительности. Ты – жалкий человечишка, не способен понять реальность, а она такова: хочешь или нет, но ты вылетишь в это окно.
Демон уж, не знаю, глюк ли, командно гаркнул стеклянному, при этом хлопнув оглушительно (и это на фоне вопящей музыки) в ладоши: - «Свет мой, зеркальце – давай!» – и у того, пальцы-ножницы заработали быстрее. Он медленно, угрожающе рыча, двинулся на меня. При этом из уголка, не рта, а зеркальной пасти, стекает стеклянная, алая слюна.
«Жинг» – ножницы разрезали мою рубаху, кожу и мясо до кости предплечья.
- А-а-а!!! – крик рвёт моё горло. В глазах темнеет, но я всё же вижу довольную улыбку зомби стоящего у окна. Да, это реальность, и то, что мне предстоит умереть – реальность. А раз так, то лучше выпрыгнуть в окно и прихватить с собою улыбающуюся тварь, чем просто быть изрезанным тут на куски…

Он наклонил корпус вперёд и большими скачками ринулся к окну. В последние секунды, жизнь замедлила для него ход времени (который был неизменен 27 лет), как бы желая оттянуть приближающуюся смерть. Его комнате всего 555 сантиметров в длину, и чем больше их оставалось позади, тем меньше становился отрезок его жизненного пути. Он, как спринтер в кошмарном марафоне из фильма ужасов, вышедший на финишную прямую, бежал, с заплывшими от синяков, глазами, разбухшим, сломанным носом, из которого не переставая текла кровь. Она залила нижнюю часть лица, горло, пропитала собою до живота, рубашку и забрызгала тёмными пятнами потёртые синие джинсы. Левый рукав рубахи, ниже торчащего из предплечья осколка зеркала, и кисть, тоже окрасились кровью. При взмахе руки она срывалась с пальцев, брызгами разлетаясь по квартире.
Не смотря на ужасную боль, Иннокентий решил, что всё же, скорее всего, это СОН. Потому как расстояние до твари сокращалось очень медленно: он бежал, словно по пояс в болоте. Из колонок, вместо музыки, вырывалось оглушительное мычание заторможенного безумца.
Но вот, до демона остался один прыжок. Иннокентий толкнулся ногами что есть силы, вытянув перед собой руки.…
И тут время вновь