высшей знати и разбогатевших предпринимателей уважающий за-коны султан тоже не хотел, поскольку слишком много криминала угнездилось в тех кругах. Оставалось надеяться на какого-нибудь простодушного заморского принца.
И вот слава о несравненной красоте царевны полетела по миру, передаваясь от сказителя к сказителю, от одного погонщика верблюдов к другому, от каравана к каравану, от корабля к кораблю и из уст в уста. Наконец она достиг-ла берегов Ирландии и здесь немного притормозила, пото-му что надёжный путь в Северную Америку, и в Южную тоже, тогда ещё не был открыт.
Простой ирландский народ проявил поразительное равнодушие к залётным известиям о далёкой необыкно-венной красавице. И только неженатый принц Родриго, обладавший безмерно чувствительной душой и необуздан-но развитым воображением, сразу же встрепенулся и за-кричал, что он сию же минуту отправится на поиски неве-домой державы по всей видимости могущественного Аф-расиаба и постарается завоевать нетронутое сердце его не-сравненной дочери. Напрасно венценосные родители, весьма разумные и потому не склонные доверять непрове-ренным слухам, простирали к разгорячённому отпрыску свои старые трясущиеся руки и умоляли его остаться дома. Принц никак не соглашался.
Пришлось запереть его в комнате дедушки, уже много лет пустовавшей и идеально подходившей в качестве места заточения, поскольку находилась на самом верху довольно высокой башни. В своё время стеснительный дедушка вы-брал эту башню как наилучшее место для своих потаённых занятий наукой. Но сквозняки и сырость быстро начали и довершили своё недоброе дело, и с тех пор никто не пере-ступал порог лаборатории, в которой, быть может, храни-лись невостребованными величайшие творения человече-ского гения, или, и это тоже вполне возможно, усохшие плоды напрасных и безрезультатных потуг незрелого ума.
Стены башни были толстыми, а новые замки в кова-ных дверях тяжёлыми. Но находчивый принц всё равно сумел сбежать. Он не постеснялся разрезать хорошо со-хранившийся большой портрет своего величественного предка (молва приписывала это полотно самому Ван Дей-ку) на тонкие полоски и свить из них подходящую верёвку. Таким образом выяснилось, что и крепко сжимающий ре-торту дедушка тоже может пригодиться, если только умело воспользоваться им.
Немало лет скитался Родриго по свету. И хотя разные безответственные личности часто направляли его в совер-шенно противоположную сторону (этот плохой обычай до сих пор сохранился и у нас), всё же сумел настойчивый юноша преодолеть косность современного ему общества и добраться до стен дворца, надёжно скрывающего от не-скромных посторонних глаз трепетную Гюльнар.
Разумеется, продолжительные хождения самым пла-чевным образом отразились на костюме принца. То ли портные, шившие ему одежду, с самого начала выбрали недостаточно долговечный материал, то ли сами странст-вия наложили свой несмываемый отпечаток на сильно по-блекшие и кое-где лопнувшие ткани, но только выглядел наш герой пугающе оборванной личностью (не забудем ещё и дырявые ботинки, не способные скрыть отсутствие давно истлевших носков). К тому же в спешке побега взволнованный необычным предприятием Родриго поза-был взять с собой бритвенные принадлежности. Быстро отросшая неухоженная борода придала нетерпеливому путнику законченный облик совершенно неимущего про-летария, и это оказалось очень кстати, поскольку за неиме-нием других источников дохода принцу в последнее время пришлось опираться исключительно на добровольные по-жертвования незнакомых людей.
И вот наш добровольный искатель совершенства дос-тиг своей цели. Оставалось лишь дождаться тёмной южной ночки, перелезть через очень высокий забор, стать незаме-ченным под балконом и шепнуть несколько ласковых слов прелестнейшей красотке, если ночная прохлада выманит её на этот самый балкон. Всё так бы и произошло, если бы один бдительный страж, хлебнувший в тот вечер слишком много перебродившего виноградного сока, не полез без всякой видимой причины в непроглядные кусты и там слу-чайно не наткнулся на нашего скитальца. Тут, конечно, поднялся шум и крик, сбежались другие охранники и стали усердно выколачивать из одежды Родриго всю пыль, кото-рая скопилась в ней за годы странствий. Принц, немало уязвлённый недопустимым рукоприкладством, тоже воз-высил свой голос до громких воплей, отчего шум ещё бо-лее усилился и пробудил неописуемую Гюльнар, которая любила крепко засыпать сразу же после захода солнца. Недовольная девушка выскочила на балкон и малопривет-ливым голоском поинтересовалась, что за безобразие тут творится.
Синьора, взмолился принц. Смилуйтесь над не-счастным странником, который истоптал бесчисленные километры дорог, чтобы сложить к вашим ногам всё своё восхищение и всю глубину своих преданных вам чувств.
Красавица Гюльнар никогда не слышала подобных слов, сказанных подобным образом. Поэтому он приказала стражникам не трогать беднягу, а приобмыть его, по воз-можности прикрыть там, где недоставало износившегося костюма, и затем провести речистого поклонника в комна-ту для очень важных персон.
Здесь и состоялась долгожданная встреча.
Нахватавший тумаков принц, конечно, выглядел са-мым удручающим образом. Ничего обольстительного в нём не замечалось.
Что касается непревзойдённой Гюльнар, то Родриго тоже не мог не углядеть, что услышанные им песни сильно преувеличивали немногочисленные достоинства прекрас-ной царевны. При этом невнимательные певцы совершен-но упустили из виду длинноватый нос девицы, небольшое косоглазие и ещё несколько незначительных, но вполне очевидных несовершенств внешности.
Посмотрели с интересом ирландский принц и дочь восточного султана друг на друга, и им всё стало ясно. По-тому что от природы они были совсем не глупыми. И к то-му же оба они были очень добрыми, вежливыми, деликат-ными и, главное, начитавшимися в молодости хороших книг.
Им стало ясно, что они действительно созданы друг для друга.
И это было правдой!
Видите, как хорошо закончилась эта история! Что ка-сается меня, то я обычно с большим подозрением почиты-ваю благостные повести о всепобеждающей любви не-обыкновенно храброго героя и совершенно потрясающей красавицы.
Но этот удачный союз двух прекрасных и здравомыс-лящих сердец представляется мне действительно заслужи-вающим внимания событием.
Остаётся пояснить загадочную фразу: «не слышала подобных слов, сказанных подобным образом». Да вы, на-верное, и сами уже догадались. Всё дело было в том, что исстрадавшийся принц произнёс эти слова с ужасным ир-ландским акцентом. Такое и впрямь не часто услышишь.
Боюсь, вздохнул Всадник без Головы, что Дун-дыла чего-то недопонял. Потому что он как-то странно взглянул на меня и сказал:
Отрубите ему голову.
Лукавый деликатно промолчал.
А что вы скажете на это? стал допытываться Всад-ник без Головы.
Это правда, согласился Джулио Чезаре, у ир-ландцев действительно удивительный акцент.
ТАНЦУЮЩИЕ СТУЛЬЯ
Говорят, народ у нас странный. Исторически стран-ный. Во все времена готов был верить кому попало и чему угодно. И сегодня всё такой же, и мыслями неразумно раз-брасывается. Но больше всего увлекается чудесами, даже самыми несообразными. Многие умные головы этим свой-ством попользовались, да и сейчас пользуются не без пора-зительного успеха.
Третье тысячелетие гуляет на дворе, а наши люди простодушно и без сожалений отреклись от диалектиче-ского материализма и снова откровенно признали неоспо-римую силу сглаза, а также приворота, и заколотой особым образом булавки. И, само собой, пришли в полное умиле-ние от неимоверных чудотворцев, вмиг расплодившихся в нашем забубённом краю. В силу особого человеколюбия эти знахари всегда согласны на краткий срок прервать своё несомненное общение с благоволящими к ним небесам и почти бескорыстно снизойти к нашим неприятным бедам. По своей бесконечной доброте они охотно берутся, не пренебрегая скромным вознаграждением, надёжно отре-монтировать и нас и нашу прохудившуюся ауру, а если уж не получится исцелить, то хотя бы вразумить сумеют. Встречаются даже такие, что по фотокарточке лечат, но это уже высший клас, и не всем он доступен.
Сам я ни во что не верю ни в телепатию, ни в ясно-видение, ни в Кашпировского, ни в Чумака, ни в старушку Вангу, ни в пришельцев, а менее всего в заверения попов и правительства. Поэтому хорошие люди смотрят на меня с сочувствием, а злые говорят, что я несовременная, ис-порченная до самого нутра и поэтому совершенно безна-дёжная личность.
Кстати, о тех же пришельцах. Пытаюсь, тужусь пред-ставить себя этаким инопланетянином. Ума и возможно-стей у меня, звёздопроходца, разумеется, на всё хватает. Вот и забросил я свои скучные занятия и бестрепетно от-правился в тесной летающей тарелке в заоблачный галак-тический перелёт. А уж сколько времени мне для этого по-надобится, даже думать не хочется. И для чего же я кинул-ся в это немыслимое путешествие? Главным образом для того, чтобы разыскать около одной из бесчисленных звёзд скромную планетку, посмотреть что там к чему, а заодно потолковать о жизни, хотя и не ясно, на каком языке. Так чем же я занимаюсь на Земле? Обучаю разным штучкам тибетских мудрецов и попутно строю египетские пирами-ды. Потом телепатирую всякого рода банальности, нет, не заслуженным членам Академии Наук, а отдельным непу-тёвым личностям. Сообщаю им, что намерен навести здесь элементарный мировой порядок, но, увы, времени у меня в обрез, поскольку уже угробил несколько миллиардов лет на дорогу сюда, поэтому займусь переустройством этой бездарной планеты как-нибудь в другое приземление. Адио, синьоры!
И всё же, сознаюсь, есть на свете одно удивитель-нейшее явление, разбивающее мой непробиваемый реа-лизм на самые мелкие кусочки. Увы, я верю в Танцующие Стулья.
История эта началась задолго до моего рождения. Уже Гоголю она была в общих чертах знакома. Открываем «Нос» и читаем: «Тогда умы всех именно настроены были к чрезвычайному: недавно только что занимали публику опыты действия магнетизма. Притом история о танцую-щих стульях в Конюшенной улице была ещё свежа…».
Помню: читал и похохатывал.
Напрасно. Всё это оказалось настоящим.
Жил этажом ниже меня (по диагонали) мало привле-кательный, но всё равно очень странный человек. Толстый, мордатый, лет пятидесяти, глаза выпученные. По слухам служил он какой-то мелкой сошкой в исключительно важ-ном государственном учреждении, и это последнее возно-сило его над всеми нами, из того же дома, на приличную высоту.
Самым приметным в том соседе, если не считать не-благоприятной внешности, была дверь его квартиры. По-тому что на ней было больше замков, чем медалей на ките-ле генерала. И всякий раз, когда не слишком симпатичный мне хозяин мелодично звенел ключами, запирая или отпи-рая своё укупоренное жилище, а этот процесс занимал действительно продолжительное время, я начинал думать, что он хранит в своей берлоге по меньшей мере похищен-ные полотна Рембрандта.
Но нет, там
