Незамеченный Таити

тридцати лет!
-Да, действительно вкусно, - согласился Герман, без всякого удовольствия отпивая еще глоток. Видно, все же что-то произошло в его организме, раз теперь алкоголь на него перестал оказывать даже малейшее воздействие. «Зачем тогда и пить, если от этого не пьянеешь?» - равнодушно подумал он.
-Ну, как, - спросил Герман Отто, - удалось выявить подделывателей картин на Гавайских островах?
-А с чего вы решили, что они там вообще есть, эти подделыватели? – с удивлением спросил Отто.
-Ну зачем-то же вы туда летали?
Герман краем глаз заметил, как Сара спрятала улыбку в бокале.
- В моей работе не исключено даже такое, что мне пришлось бы полететь и на Марс, - сказал Отто. – Но это вовсе не будет означать, что там кому-то понадобится подделывать Ренуара. Но следы могут вести даже туда.
-Вы искали поддельного Ренуара? – спросил Герман.
-Ренуара сейчас подделывают мало, - сказал Отто. -  Его чаще просто крадут из музеев, а потом продают прямо в подлинниках.
-А кого, в таком случае, сейчас подделывают много? – спросил Герман.
-Кого?..  Их не так уж и мало, - чуть подумав, сказал Отто. - А, впрочем, не так и много. Есть даже своеобразный рейтинг самых подделываемых художников. Но если взять навскидку, скажем, десять имен, то это будут Кирико, Коро, Сальвадор Дали, Оноре Домье, Ван Гог,  Малевич, Модильяни, Ремингтон, Роден и Утрилло. Причем, у той или иной категории мошенников тот или иной художник пользуется особой популярностью.
-В каком смысле?
-В смысле изготовления подделок под работы того или иного художника.
-Это как? – не понял Герман.
- Ну, например, турецкие наркосиндикаты, связанные с торговлей героином, обожают продавать поддельного Пикассо. А известно ли вам, - продолжал Отто, - что около половины всех существующих на современном мировом рынке произведений искусства является поддельными? Ситуация усугубляется еще и тем, что художественный уровень этих подделок настолько высок, что традиционные методы их распознания по большей части оказываются абсолютно непригодными для определения их аутентичности.
-Не представляю, - сказал Герман, - неужели можно так подделать, ну, скажем, того же Коро, чтобы это нельзя было заметить? Ведь у каждого художника своя палитра, своя техника, свое настроение, в конце концов. Я хорошо знаю, если художник является человеком мрачным, то точно такие он и картины пишет. Я к тому это говорю, что если его подделывать, то нужно, наверное, какие-то депресанты употреблять, или что-то в этом роде? Иначе, ведь, не будет похоже. А если и похоже, то настроение поддельной картины не будет соответствовать художнику, которого подделывают. И, значит, все равно, непохоже!
- О, дорогой мой герр Стоковский! Приемы изготовления подделок невероятно разнообразны.
-Ну, хоть парочку назовите, - попросил Герман.
-Хотите заняться? Вам это ни к чему.
-Почему? – удивился Герман. – Вдруг пригодится?
-Теперь не пригодится, - заверил его Отто. – А вот вас, почти уверен, подделывать будут, и, думаю, довольно скоро. Что же касается приемов, о которых вы спрашиваете...  Наиболее распространенным и, пожалуй, самым несложным из них, считается подделывание подписей. Но это детский лепет - так сказать, азбука для новичков. Гораздо интереснее более изощренные способы фальсификации: состаривание красок, лака, холста, широкое применение действительно старых материалов, наложение нового живописного слоя на холст, соответствующий тому периоду времени, когда творил тот или иной подделываемый художник, искусственное отслаивание слоя красок, придающее полотну более достоверный «старинный» вид, использование иглы для нанесения кракелюра, техника особого лакирования, при которой на полотно после окончания работы накладывается два слоя лака, высыхающих в разное время..., ну и множество других специальных приемов, причем, все из них требуют высочайшего мастерства и квалификации.
- Но все это невольно наводит на мысль, насколько талантливыми, если не сказать гениальными, должны быть художники, способные создавать такие подделки, - заметил Герман. - И, в таком случае, где та грань, которая способна отделить истинное искусство от неистинного?
-Вы правы – истинные мастера рождаются редко. И это одна из основных причин, почему в последнее время подделывают, в основном, не старинные полотна, а работы мастеров двадцатого века. Чем современнее картина, тем легче ее подделать.
- А кто из подделываемых художников наиболее близок вам? – спросил Герман.
-Я люблю Джакометти, - с нескрываемым удовольствием сказал Отто. -  Но он, хоть и часто подделывется, в рейтинговый список не входит.
-Джакометти? – переспросил Герман. – Я о нем почти ничего не знаю, кроме того, что его звали Альберто.
- Совершенно верно, - сказал Отто. – Его, действительно, звали Альберто. Да он никогда и не был художником в хрестоматийном, так сказать, смысле этого слова. Он не представлял ни один из стилей современного искусства. В живописи и скульптуре он всегда пребывал в бесконечном поиске. Я помню, с какой необычайной легкостью загорался он от всяких новых веяний. Правда, и остывал с той же легкостью. Одно время, в период, когда Альберто учился в Париже у Бурделя, он попал под сильное влияние кубизма. Но то, что для Пикассо было только поиском, для Джакометти являлось потрясением. Над ним постоянно давлели трагедии, казалось, всех мировых войн, когда человеческие тела теряют свою целостность. В тридцатые годы Джакометти много занимался скульптурой - поиском соотношения между массой и пространством. Альберто создал несколько очень значительных произведений, он  называл их  "скульптурами в клетке". В этих работах многочисленные части заключены в каркасную раму наподобие клетки. Вам, может быть, известны его "Дворец в четыре часа утра" или "Висящий шар"? Альберто всю жизнь очень мучался, признавая собственную несостоятельность. С ужасом он понимал, что не может взяться за лепку головы, поскольку в его руках та вдруг начинала утрачивать объем и истончалась так, что подробности лица начинали выглядеть не более, чем простыми впадинами и выступами. Тогда, не в силах передать видимое, он создавал стилизацию. Причем, стилизацию поразительного пластического совершенства, словно соединял первобытное искусство наших праотцев с находками Лорана и Бранкузи.
-Да, - неопределенно сказал Герман.
-Подделывают его не так часто, как можно было бы ожидать, но зато очень профессионально, - продолжал Отто. – Порой приходится призвать на помощь все свои знания и навыки, чтобы отличить подделку от подлинника. Но лучше всех моего любимого Джакометти подделывал некий Джон Майат. Впрочем, я напрасно назвал его «неким», в последнее время он приобретает все более растущую популярность. Да и как человек, этот Джон Майат очень располагает к себе – я с ним довольно близко знаком.
-И что же этот Джон Майат? – спросил Герман.
-Так вот, он подделывал Джакометти с истинным вдохновением, при помощи обыкновенной строительной эмульсионной краски, размешанной на техническом вазелине, чтобы быстрее сохло. По большому счету, его работы даже нельзя назвать подделками – он просто писал под Джакометти. И не только под Джакометти, конечно. Как он сам говорил, «мне гораздо интереснее написать ту картину, которую мог написать, но не написал Вон Гог, чем просто подделывать его холст». А затем его арт-диллер Джон Дру – тоже мой знакомец! - немного старил эти оригинальные подделки при помощи разлитого на них чая и высыпанного из обыкновенного пылесоса мусора, вклеивал фотографии картин в каталоги и сбывал их на Сотбисе по двадцать пять – тридцать тысяч фунтов. Правда, Майат с этого получал только половину.
-И много Джакометти они продали таким образом?
-Продавал Дру, - поправил Германа Отто, - Майат только рисовал. Не менее двухсот пятидесяти полотен.
-Серьезная цифра, - заметил Герман.
-Нет, мой дорогой герр Стоковский, - заметил Отто. – Понятие «серьезные цифры» здесь не совсем уместно.
-Почему?
-Потому что самые серьезные цифры фигурируют не в явном, а, так сказать, в виртуальном смысле.
-В каком таком виртуальном? – попросил уточнить Герман. – На кредитных карточках, что ли?
-Если бы, - вздохнул Отто. – Есть такое понятие – «картины, провалившиеся сквозь трещину в полу». Это когда самые известные, самые дорогие полотна вдруг исчезают из музеев или частных коллекций, и никогда нигде больше не всплывают. В прежние времена кража особо знаменитых полотен Интерпол не слишком даже волновала –  ребята оттуда знали, что если похитили что-то очень ценное, значит просто следует усилить внимание к коллекционерам картин и подпольному рынку живописи. Здесь или там полотно обязательно всплывет. Им ведь его надо будет как-то сбыть! Зачем держать в доме картину, которую никогда никому не сможешь показать? Теперь же все перевернулось с ног на голову. Если крадут картину подобной ценности, можно знать почти наверняка – в ближайшие десятилетия мир ее не увидит. И это при том, что количество оборачиваемых денежных средств в этом самом мире неизмеримо увеличилось. Международные синдикаты торгуют громадным количеством оружия, оборот наркомафии перестал поддаваться вообще каким-либо исчислениям – словом, через банки, казалось бы, должно проходить невиданное количество денег... А денег-то, практически, нет. То есть, они, конечно, есть, но их масса на целые порядки меньше той, которую можно было бы ожидать.
-И где же эти деньги, в таком случае? – спросил Герман.
-А вот тут-то вместо денег и выступают похищенные, или попросту исчезнувшие в никуда – то есть, «провалившиеся сквозь трещину в полу» - полотна Рембрандта, Тициана, Караваджо, Ван Гога, Пикассо и прочих, им подобных. Ими начинают владеть по-настоящему богатые люди, которым мало дела до того, что картины, которые они теперь стали считать своими –  золотой фонд всего человечества. Нет, полагают они, теперь это их – личный - золотой, или даже бриллиантовый фонд. Им нет необходимости продавать свои приобретения на блошиных рынках, денег у них и без таких продаж предостаточно.
-Кто бы мог подумать? - пробормотал Герман.
-Да, чуть не забыл, - сказал Отто. – Я тут, кажется, упоминал о Сотбисе?
-Упоминали, - подтвердил Герман.
-Ну, так вот, – завершил свою мысль Отто, - через две недели на Сотбисе будет выставлено ваше «Второе пришествие из Божественного сна о Гавайях». Вы, как автор, разумеется также приглашены.
-Я?.. На Сотбис?.. – только и смог произнести Герман.
-А почему нет? – спросил Отто. – Чем вы хуже тех, кого там продают? Кстати, - заметил он, - неплохо было бы представить еще какие-нибудь ваши работы. У вас есть что-нибудь из непроданного?
-Есть ли что-нибудь? – с кривой усмешкой переспросил Герман. – В доме на Фабричной, где я живу, под столом этого чего-нибудь рулонов сорок, не меньше.
-Прекрасно! Это как раз то, что нам сейчас нужно. Как вы посмотрите на то, если мы эти работы тоже выставим на аукционе? - спросил Отто.
-Каким образом? Мы ведь сейчас не в Москве?..
-Ну, если только в этом все дело.., – произнес Отто и достал из кармана мобильный телефон. – Он набрал номер и заговорил в трубку на, как обычно непонятном Герману, языке. – Скажите адрес, по которому можно забрать картины, -