больному. Он не увидит смерти своей возлюбленной, но разве это принесет ему облегчение? Я думаю, он наложит на себя руки, проклиная тебя за то, что ты отнял у него столько дней, которые он мог бы провести рядом с Агнесс. Ведь ты просто мог отказаться лечить её…
Глава XII
И будет в те дни:
Шаги Александра гулко отзовутся под сводами библиотеки, теряясь в недрах лабиринта. Мысли его будут путаться, внутри заноет.
«Если их вывод верен и доисторический мир погиб из-за пренебрежения к Высшему Знанию, — подумает он, — то не приблизилось ли человечество снова к опасной черте?»
Александра обеспокоят не зеленые плащи, и даже не вольнодумство художников: «Возможно, Начикету удастся убедить Артура в гибельных последствиях отказа от Предания. Наверняка, он покажет ему расшифрованный отрывок и произведет надлежащее впечатление. Но выход ли это? Да, удастся оттянуть раскол, но только на время».
Александра встревожит деградация сословия Посвящённых, их намерение произнести Великое Заклинание:
«Высшее Знание учит, что боги появятся лишь там, где умы совершенно свободны. Порабощение сознания второго и третьего сословий означает конец надеждам на обожествление человечества. Пусть многие из мудрецов усомнились в Предании, но рождение богов остаётся, тем не менее, смыслом их жизни. Посвящённые готовы похоронить смысл существования ради… Да, ради чего?»
Александр станет перебирать в уме все возможности, но только одна из них покажется ему убедительной:
«В конечном итоге они заботятся о самосохранении, а если совсем честно — о сохранении своего влияния. Их манит власть! Власть, а не Высшее Знание и не великая цель преображения мира. Сколько Посвящённых верит в рождение божеств? Что, если Высшее Знание стало для них средством, маскирующим подлинную цель, ту же самую, что преследовали и доисторические люди — власть!»
Эта простая мысль поразит Александра.
«Если все обстоит действительно так, — продолжит он рассуждать, — то схизма среди зелёных — это следствие ослабления духовности Посвящённых, а не её причина. Душа Мира должна была ответить на замутнение Мысли. Эфир возмутился, и беспокойство передалось наиболее чутким из зелёных плащей. Раньше равновесие и движение опиралось на веру Первого Сословия. Они усомнились, и началось сползание к новой катастрофе».
Александр войдёт под очередной свод и сделает несколько шагов. В каменной нише прямо перед ним появится крупная сова. Она посмотрит ему в глаза. Александр взмахнёт рукой, птица с шумом взлетит и унесётся прочь по анфиладам галерей.
«Совы в библиотеке — плохой знак. Эфир действительно омрачен душевным беспокойство».
Начнёт сквозить. Порыв ветра взметнёт лиловый плащ Александра, на стену упадёт хищная тень.
— Всё разрушено. Всё в руинах, — прохрипит вдали уже знакомый голос.
— Кто им дал право? Кто их просил? — донесётся из другой галереи. — Они нам в глаза улыбались с экранов, а сами планировали эту гнусность! Ненавижу! Ненавижу!
Голос будет раздастся с разных сторон, эхо ответит эхом.
— Только попробуйте отнять у меня гравюру! Слышите! Сволочи! Только попробуйте… Вы у меня всё отняли, а это я вам не отдам. Не отдам!
Потянет гарью и еле ощутимо — по́том. Пространство галереи заполнится страхом.
Александр закутается в плащ, невольно повторяя знакомое движение Начикета, будто этот жест сможет оградить его от опасности. Он попытается успокоиться и понять, что происходит.
«Наверное, галерея усиливает мои впечатления. Нужно побыстрее выбраться из библиотеки».
Александр прибавит шаг. В переходе справа что-то взревёт, ветер усилится. Александр заткнёт уши, чтобы не оглохнуть от нарастающего воя, в следующий же миг его подхватит порывом воздуха и швырнёт на пол. Он еле успеет выставить вперёд руки, чтобы не разбить лицо. Грохот станет нестерпимым, где-то под потолком грубый мужской голос заговорит на незнакомом языке. Александр даже не удивится тому, что поймёт каждое слово:
— Пять-восемь-шесть, я три-семь-четыре. Сектор чист, можно высылать санитарный отряд.
— Хорошо, — ответит другой голос сквозь грохот и свист. — Высылаем роботов-санитаров на равнину. Проверь ещё сектор 57. В горах может находиться противник. Рано или поздно они должны выйти из пещер. Атаковать не надо, просто сообщи координаты, мы зачистим сектор наземными силами.
— Понял. Выполняю.
Гул станет стихать, переходя из одной галереи в другую, Александр мог бы с точностью назвать каждую из них по порядку. Ветер прекратится.
«Что это было? — подумает он. — Явно не мои воспоминания». С Александром случится такое впервые.
«Может цветы произвольно начали выпускать образы в эфир?»
Он поднимется с пола и пойдёт к выходу. Снаружи донесётся раскат грома. «Неужели дождь? Небо было чистым, когда я шёл в библиотеку».
Гром сменит незнакомая мелодия. Потом приятный женский голос на том же языке скажет:
— По данным информационных агентств ситуация в районе боевых действий не претерпела существенных изменений. Разрозненные отряды Восточной Коалиции оказывают сопротивление, однако силы Союзников ликвидируют эти очаги, не неся существенных потерь. За последние двое суток ликвидировано 58 бойцов Коалиции, при этом у союзников имеется один легко раненый военнослужащий.
Между тем ситуация на Восточном побережье и в других приморских районах вызывает беспокойство. Уровень океана продолжает подниматься. Специалистам по-прежнему не ясны причины катаклизма. Сегодня поступило распоряжение об эвакуации правительства в глубь страны. Организуется помощь гражданам, желающим покинуть прибрежные районы.
Новый удар грома заглушит приятный голос.
Александр рванётся с места и побежит изо всех сил. Он споткнётся о собственный плащ и упадёт, тут же вскочит и побежит дальше, придерживая разодранную ткань.
— Они нам в глаза улыбались с экранов, а сами планировали эту гнусность! Ненавижу! Ненавижу! — будет нестись вдогонку.
До заветной двери останется шагов двадцать.
«Выбежать отсюда, найти Начикета и всё ему рассказать!» –мысль эта подхлестнёт Александра, сердце заколотится пуще прежнего.
— Ненавижу! — будет вопить хриплый мужской голос позади.
—Горе! Горе! Горе!
Александр замрёт от ужаса.
«Голос Юлии!»
Он медленно подойдёт к выходу и увидит девушку, стоящей на краю стены лицом к Городу, плащ и волосы будут развеваться на ветру.
— Горе Городу обезумевшему! — закричит она. — Горе маловерным вождям народа непокорного! Ибо ветер веет, но чрево бесплодно! Солнце встаёт, солнце садится, но дитя не зачато! Луна выходит и зреет на ветру и снова опадает, но плод не обременяет чрева! Зажигаются звёзды и снова тают в проблесках дня, но младенец не явлен истомленным очам! Собирают зёрна в житницу, и камни в стену, и ручьи в реки, и нити в ткани, и волосы в пряди, но себя не собирают воедино!
Горе! Горе! Горе!
Припадок безумия Юлии напугает Александра. Он попытался незаметно подкрасться сзади, чтобы оттащить её от края стены. Она обернётся, Александр отступит, не выдерживая безумного блеска её глаз. Юлия словно объята пламенем. Даже в естественном своём состоянии она будет производить странное впечатление. У неё, будут голубые глаза, светлые волосы и кожа. Время от времени будут рождаться люди с такой внешностью, но появление каждого светловолосого человека всегда для следующего человечества всякий раз будет неожиданностью.
Над океаном сгустятся тучи. Александр, однако, заметит их только при свете молнии за спиной Юлии. Ударит гром.
— Соберите же зерна в житницу, — прошепчет девушка, — сложите камни в дом, сведите ручьи в реки и нити в ткань. Соберите себя воедино, и воссияет долгожданное в вас.
Мелкими шажками спустится она со стены и направится к своим покоям.
Александр переведёт дух. Ему станет дурно, он опустится на каменный пол, прислонится к стене и закроет лицо руками. По щекам потекут слёзы. Он станет жалобно всхлипывать как ребёнок, которому более всего на свете хочется, чтобы его пожалели. На шею упадёт капля. Потом вторая. Дождь забарабанит по каменным плитам. Теплые струи потекут по волосам, лицу и шее, смывая пот и испуг, лаская и утешая. Лиловая ткань напитается водой, отяжелеет.
Александр встанет и побредёт вниз по лестнице. Путь неблизкий, но ему непременно потребуется увидеть Начикета. А вода будет низвергаться по ступеням водопадами, бурлить в каменных руслах, пениться в узорчатых бассейнах. Мимо замелькают ниши окон, циклопические рельефы Образа. На Малой Площади Александра встретит высеченный из гранита значительных размеров человек панцире, восседающий на загадочном существе. Из постамента будет расти гранитная трава, дорогу перебегать гранитная же ящерица. Едва угадает он в темноте череп и табличку с загадочными символами: «S. 1513» и знаком D вписанным в A. Все как на Образе.
«Копируем, не понимая», — сказал бы Артур.
Когда Александр дойдёт до яруса Второго Сословия, он совершенно успокоится. Дождь будет лить, не ослабевая, неся с собой беззаботность в веселье.
«Нынешняя ночь может приблизить нас к разгадке», — подумалось Александру.
Он слышал и, ни больше не меньше, понимал язык, на котором написана последняя часть Летописи.
«Вдруг, это зацепка?»
Александр попытается вообразить себя автором Летописи, последней её части.
«Он пережил гибель доисторического мира, его главное желание состоит в том, чтобы донести до будущих поколений повесть о случившимся. Языков множество, наверняка он владел наряду со своим родным ещё какими-то. И решил писать на чужом. Почему? А что, если он встретил людей, говоривших на этом языке? Что если не осталось ни одного представителя его языкового сообщества? В таком случае он по необходимости должен был создать новый язык или выбрать из множества существовавших языков один, которым владели бы все. Тогда естественно было писать последнюю часть Летописи именно на этом универсальном языке, в надежде на то, что выжившие — не важно, встретил он их или нет, — поймут написанное. Он же не мог знать, что люди после Катастрофы овладеют бессловесным общением. Хотя Третье Сословие и Красные плащи до сих пор используют устную речь».
Александр пересечёт границу Города, который огромной трехступенчатой пирамидой будет вздымался за его спиной, закрывая пол неба. Останется пройти Серые Скалы и достичь холма, на котором возвысится Дом с Образа.
«О какой такой гравюре говорил голос в библиотеке? — вспомнил Александр. «Хорошо, у меня осталось хоть это. Только попробуйте отнять у меня мою гравюру!» Что если это и есть Образ? Возможно, автора Летописи имел изображение при себе, когда началась Катастрофа. Единственное изображение из того мира. Оно напоминало ему о жизни, утраченной навсегда, поэтому он его так бережно хранил. Кто знает?»
И Юлия. Конечно, Юлия будет занимать мысли Александра более всего остального: «Она как-то связана со всем, что произошло в библиотеке, а, может, и с доисторическим миром. Если Начикет слышал голоса из доисторической эпохи во сне, то почему бы Юлии не испытывать на себе влияние погибшего человечества наяву? Но причем тут младенец, который должен родиться? Что за странные слова: «Соберите же
