неудовольствием наблюдал за его ухаживаниями. Генрих вначале делал вид, что не замечает кислого выражения лица Рони, а потом сказал:
- Не думаете ли вы, что я на глазах у моих подданных потащу это милое дитя вон в ту рощицу, например, куда удалилось уже немало парочек? Не беспокойтесь, мой высокоморальный друг, я не оскверню своих седин сим низким поступком! И вообще, нам пора вернуться во дворец. Моя дорогая женушка заждалась, наверно, своего муженька, хотя и спим мы в разных спальнях.
Он поднялся и помахал рукой, требуя внимания. Музыканты прекратили игру, танцующие разошлись, все затихли, ожидая королевского слова.
- Друзья мои, я рад, что наш праздник удался! Но я должен покинуть вас – мое время мне не принадлежит. Я уезжаю, но прошу вас продолжать веселье. Да здравствует весна, любовь и вино! Слава беспечной молодости, почет мудрой старости! Да здравствует жизнь!
- Слава королю! – завопили горожане, бросая в воздух шляпы.
- Ну вот, я славлю жизнь, а они – короля, – вполголоса сказал Генрих. - Но разве жизнь не выше короля? Жизнь будет продолжаться и без него, а останется ли что-нибудь от короля после жизни?…
***
Наутро Генрих поинтересовался, чем закончился праздник.
- Обыкновенно, сир. Несколько человек покалечено в драках, сотни напились до бесчувствия, восемь человек умерло, - ответил Рони.
- Печально. Но боюсь, что мой народ не скоро сменит подобные удовольствия на более возвышенные… Мне хотелось бы встретиться с родственниками пострадавших и помочь им чем-нибудь.
- Сир, я умоляю вас не выезжать из дворца! Мои агенты обнаружили вчера подозрительных людей, пытавшихся подобраться к вам.
- Я уже говорил вам, что не собираюсь ограничивать свою свободу, и без того стесненную моим несносным величием.
- Сир!
- Перестаньте. Как сказал когда-то один старый солдат, - чему суждено быть, то и будет.
- Тогда я поеду с вами, сир.
- Сделайте одолжение. А по пути расскажете мне о последних приготовлениях к войне…
По случаю жаркой погоды Генрих отправился в открытой повозке. Весть о выезде его величества моментально распространилась по городу и горожане вышли из своих домов, чтобы приветствовать короля. Опухшие после вчерашнего праздника физиономии горожан выглядели забавно и Рони ожидал острот Генриха по этому поводу, но король был непривычно тих и задумчив.
- Что с вами, сир? Вам нездоровится? – спросил его Рони.
- У меня странное чувство – я будто лишился своего тела.
- Не вернуться ли нам во дворец?
- Вернуться? Посмотрите, сколько людей позади нас. Движение возможно только вперед.
Повозка остановилась.
- Ага, вот и встали! Ну-ка, что там, впереди? – Генрих приподнялся, чтобы разглядеть причину задержки. В это время на подножку повозки вскочил какой-то человек и, прежде чем Рони успел перехватить его руку, дважды ударил короля кинжалом в грудь.
- Вот и все, - сказал Генрих, сглатывая кровь, заливавшую ему горло.
Затем снял шляпу и поклонился своему убийце:
- Поздравляю вас, сударь, вы вошли в историю.
- Сир, сир, сир! – восклицал бледный, как смерть, Рони, поддерживая обмякшее тело короля.
- Ничего… Ничего… - сказал Генрих и потерял сознание.
Он пришел в себя от острой боли, пронизывающей его грудь. Открыв глаза, он увидел, что лежит на кровати в своей спальне, и лекари обрабатывают его раны. Заметив, что король открыл глаза, один из них бодро произнес:
- Все в порядке, ваше величество, сейчас заканчиваем!
- Да, заканчиваем, - кивнул Генрих. – Дайте мне стакан вина.
- О, это может повредить вам, государь!
- Что может повредить смерти? – усмехнулся Генрих.
Выпив вина, он почувствовал себя лучше и захотел увидеть жену и сына.Людовик, растерянный и потрясенный, едва сдерживал слезы, но Мария была невозмутима, как всегда.
- Теперь вы – государь. Постарайтесь найти себе хороших помощников, - сказал Генрих сыну, знаком поманил его к себе и поцеловал в лоб.
- А вы, дорогая женушка, сохраните королевство до совершеннолетия молодого короля, - обратился Генрих к жене.
Мария молча поджала губы.
- И ради бога, постарайтесь не похудеть, худоба вам не к лицу, - прибавил тогда Генрих. Потом к нему подходили придворные, что-то спрашивали, чего-то хотели, но он смотрел на них, не понимая, что им нужно; окружающий мир становился чужим для него. Скоро Генрих снова впал в беспамятство.
Очнулся он от громких рыданий, раздававшихся около его постели. С усилием подняв веки, он разглядел Рони, который стоял на коленях около кровати и плакал навзрыд, не стесняясь придворных, окруживших королевское ложе.
- Что вы, мой друг, не надо… Мы честно прожили жизнь. Спасибо вам за все, - сказал Генрих.
- Сир, ваше величество, государь, - повторял Рони, захлебываясь слезами.
- Не надо. Мужайтесь…
- Сир, но как же война? Какие будут распоряжения? – спросил верный своему долгу Рони.
Генрих удивился этому вопросу:
- Распоряжения? Не знаю… Думайте сами, я больше не король, - еле слышно проговорил он.
Свет начал меркнуть в его глазах; все ощущения пропали, кроме чувства перехода в новое состояние: к бытию или небытию, - он не знал. И с последним дыханием умирающий Генрих прошептал слова, которых никто уже не услышал:
- Игра окончена… Занавес.
Спасибо.