болящие, и прочие страждущие. А где этому доказательства? Ведь за истину можно считать лишь то, что подтверждается жизнью. А что в жизни мы видим?
Такие люди, как страдали так и страдают! И нет им никакой отрады и утешения..., и так до самой смерти. И наоборот: те, кто при деньгах и при власти, ничего подобного не испытывают; все у них получается и ладится, и ни кто их за это не наказывает, а наоборот, еще боятся и пресмыкаются перед ними.
-Это ты, Витя, про себя что-ли?
-Да хоть бы и про себя. Ведь ты посмотри: я, священник, представляю собой как-бы Бога, то-есть я Его слуга. А Лева представитель мирской власти, то-есть определенного круга людей, но не Бога. Так вот, попробуй-ка причини ему какую-нибудь обиду; ну, например, дай ему поджопник, как он мне давал..., и сразу же увидишь, что из этого получится. Надеюсь, последствий объяснять не надо. То-есть, те круги, интересы которых он отбивает, сразу-же вступятся за него. А за меня, когда он меня прилюдно унижал, Бог вступился? Нет!!! Я поверил бы в то, что написано, если-бы, например, Лева после поджопника под землю провалился, или бы замертво упал. Но ничего подобного не произошло. А наоборот,-он еще больше стал унижать меня. Так где же Бог, ответь мне?
-Так ты же сам, добровольно на эти экзекуции согласился,-возразила ему матушка.
-Добровольно говоришь? Да нет, Оля, не добровольно, а как говорится-принудительно.
-Так кто-ж тебя, дорогой мой, принудил-то?-сказала Ольга, злобно посмотрев на своего супруга,-или ты теперь на меня все хочешь свалить? Обзавелся семьей, детей наплодил, а теперь во всех своих неудачах обвиняешь меня? Надо было-бы сидеть тебе в нашем селе, на родине, и не рыпаться. Крутил бы себе баранку, воровал бы лес, и все было бы тихо и спокойно; и не надо было-бы никому свою жопу подставлять. Ведь нет же, захотелось ему в попы податься...а ты знал, как попы живут? Знал, что они в полном рабстве у архиереев и властей? Что эти господа захотят, то с вами и сотворят: они феодалы, а вы,-вассалы. Да если-бы еще и вассалы, а то самые настоящие рабы! Я тебя в попы не посылала, сам пошел: баранку ему, видите-ли крутить надоело! Так надо было-бы тебе учиться в свое время, что-бы с папкой то потом ходить! Впрочем, как учиться то? Ведь Господь тебе ума не дал...
Видя, что матушка не на шутку разошлась, о. Виктор, что-бы немного сбить ее пыл, решил тоже напомнить ей о ее прошлом.
-Послушай, мать,-начал он,-вот ты меня обвиняешь во всех смертных грехах, во всех неудачах. А ты сама не задавалась вопросом: кем бы ты была, если бы я не стал попом? Ведь ты еле школу то сама закончила! Вспомни, как ты училась? Кто бы взял тебя на работу, ведь ты и двух слов связать то не можешь! А так ты у всех на виду: во всех районных мероприятиях участие принимаешь, в местной газете твои интервью печатают, даже по телеку несколько раз выступала. Уж не тебе, Оля, роптать! А то, что я сказал, что не добровольно жопу подставил, а принудительно,-так это так и есть. Жизнь меня вынудила на этот шаг пойти.
Хотел бабла срубить, так ведь не получилось! Лева меня расколол! И если бы я тогда жопу не подставил, то сидеть бы мне сейчас в тюрьме, а тебе бы, Оля, ехать обратно в село с тремя детьми. И кому бы ты была там нужна, скажи мне?
Ольга на это ничего не сказала, и супруги несколько минут сидели молча, и смотрели друг на друга.
Первой нарушила молчание матушка: "Ладно, Витя, давай закончим этот базар; до хорошего он не доведет. Не будем ссориться: раз уж так сложилось, значит судьба у нас такая. Лучше ты скажи мне, что Лева тебе говорил, когда мы ушли во двор, а вы с ним вдвоем остались?"
-Сказал, что дело ко мне у него есть, причем очень важное. Назначил на послезавтра к нему прийти, да еще заставляет подарок этой шлюхе, Алине принести.
-Какой еще подарок?-спросила матушка.
-Золотой крестик, большой, с цепочкой.
-Все мало ей,-сказала Ольга,-Лева хочет щедрым быть, но за чужой счет. Сам дрючит ее во все дырки, а другие,-подарки ей носите! Ведь со своего кармана он не больно то раскошелится! Настоящий коммуняка! Привык все нахалявку, да надарма! Но делать нечего, придется тебе ей подарочек нести. Ведь я думаю, Витя, ты не забыл о нашем деле, о похоронном доме?
-Нет, не забыл. Причем я вижу, что обстоятельства складываются для нас благоприятно: он хочет меня о чем-то попросить, а я в ответ попрошу его.
-Ну вот и прекрасно,-сказала матушка,-судьба поворачивается к нам лицом, так не будем же упускать случая. Давай сейчас пойдем спать, а завтра, на трезвую голову все обсудим. Находились мы с тобой сегодня, у меня ноги просто гудят!
-Да,-ответил о. Виктор,-я тоже устал сегодня здорово. Твоя правда,-пошли спать.
Супруги встали из-за стола, и даже не убрав посуду поднялись наверх отдыхать.
глава_6
Следующий день святок для батюшки был более удачный: они с детьми наколядовали порядка 35 000 рублей, массу сладостей, несколько палок неплохой колбасы, и другие продукты. Дети, как обычно получили каждый по 500 рублей, сладости, и были на машине старосты доставлены домой.
Батюшка же Виктор, придя домой посчитал деньги, убрал их в сейф, и стал готовиться к предстоящему ему на завтра походу в мэрию.
На следующий день о. Виктор ровно в полдень был уже в мэрии, под дверями приемной мэра. Ему было назначено на час дня, но батюшка, помня прошлый урок, решил прийти заранее, что-бы у мэра не было повода придраться к нему. Однако опасался он напрасно. В этот раз все складывалось по другому. Постояв минут десять под дверью, он решил напомнить о себе, но только он собрался взяться за ручку двери, как она открылась, и в коридор вышел сам Лев Борисович. Увидев его, батюшка оглянулся по сторонам: никого в коридоре не было.
Тогда он быстро стал на колени, и поклонился мэру в ноги: "Я прибыл, господин мой, как вы и сказали мне, но только немного раньше. Что дальше вы прикажете делать мне: ждать тут, в коридоре, или пройти в приемную?"
Мэр, видимо, не ожидал никак такого расклада, и немного опешил. Но потом быстро взял себя в руки, и сказал: "Я тебе назначал на час дня, но раз уж ты пришел заранее, то это очень даже не плохо. Проходи прямо в кабинет, и жди меня там. Я скоро буду".
Батюшка прошел в приемную, где прежде всего заметил отсутствие секретарши, а оттуда прямиком в кабинет мэра, уселся на стул, и стал ждать.
Это "скоро", которое обещал мэр, длилось минут так двадцать; но вот открылась дверь, и в кабинет вошел Лев Борисович.
-Ты подарок для Алины принес?-спросил он батюшку прямо с порога.
-Да, принес, господь мой, вот он,-батюшка достал из кармана подрясника золотой крестик с цепочкой, в целлофановом пакетике, и протянул мэру.
-Ну что-ж, сгодится,-сказал тот, вынув крестик из пакетика, и рассматривая его,-а то я Алинке пообещал подарок от деда мороза к новому году. А обещания, как ты знаешь, надо выполнять. Ну, а теперь, Витяй, подвигай стул поближе к моему столу, и слушай сюда.
Ох, как не хотелось батюшке Виктору подвигать стул, и сидеть рядом с господом своим. Еще учась в семинарии он понял одну простую истину: чем дальше ты от Бога, и от архиерея,-тем жизнь у тебя будет спокойней. Вот и тут, все его нутро подсказывало, что от этого господина ему надо держаться подальше, тогда и житься будет ему спокойней. Но делать было нечего: он, собственно, за тем и пришел, что-бы исполнить желание мэра, да заодно и решить свою проблему с похоронным домом. Поэтому он придвинулся, как можно ближе, и весь превратился во внимание.
-Дело, Витяй, собственно говоря, вот какого рода,-начал мэр,-тут у нас рокировочка одна намечается. Надеюсь, ты знаешь председателя района,-Иосифа Семеновича Фельдмана?
-Конечно же, а кто его не знает,-ответил батюшка.
-Так вот,-продолжил мэр,-губернатор забирает его к себе в администрацию, а на его место предлагает мою кандидатуру. Впрочем, к этому вопросу мы еще с тобой вернемся, ты тут тоже должен участие принять. А на мое место метит некто Фастовский Олег Леонидович.
-А кто это?-спросил батюшка.
-Один из Московских крутьков,-сказал мэр,- родился он тут, в Глухове, потом уехал учиться в Москву, женился на москвичке, работал там и жил. Ну, а потом, во время перестройки поднялся, и стал крупным предпринимателем: недвижимостью занимается, в Москве. Ты представляешь, какое бабло у него там крутится?
-Примерно да,-ответил батюшка.
-Да нет, Витяй, ты этого не представляешь, и даже представить себе не можешь! Там крутятся суммы с восьмью, или даже девятью нулями! Так вот, захотелось этому Фастовскому от дел своих немного отойти. Два сына у него,-им он весь этот бизнес и оставляет: молодые, мол, пусть себе крутятся, а ему уже к шестидесяти,-здоровье и энергия не те уже, да и возраст уже такой, что хочется спокойной жизни, как в одной поэме говорится: "Жить в удовольствие начать, и прибалдеть, и приторчать." Но и совсем ничем не заниматься он тоже не может, так как человек он деятельный, и всю жизнь привык работать: бизнес, понимаешь-ли, он как наркотик, чем больше денег ты имеешь, тем и еще больше хочется. Вот и решил этот дядя тут, на своей родине обосноваться, заняться заготовкой леса. Плюс к этому, хочется ему и для города что-то сделать, что-бы помнили его потом, улицу назвали в честь него, памятник поставили еще при жизни. Вот почему желает он стать мэром, и депутатом.
-Да,-произнес батюшка,-планы у него серьезные. А получится ли?
-А почему не получится? Сейчас, Витяй, как ты и сам знаешь уже, все решает бабло: если есть оно у тебя, то ты и Самого Господа Бога за пояс заткнешь. А у этого дяди бабла немерено! Впрочем, я немного уклонился от дела. С губернатором он уже договорился: место Глуховского мэра,-его. Лесозаготовочное предприятие он вот-вот начнет строить,-не сегодня-завтра ему подпишут аренду земли. А вот с депутатством,-тут сложнее. Ты и сам знаешь, выборы у нас весной, и надо, что-бы за него проголосовали. А его никто не знает, понимаешь? Как тут быть? Вот я ему и посоветовал: протяни, говорю, дорогу от своего предприятия к трассе через Семеновку и Щукино. Эти две деревни, видимо Богом забыты. При Союзе была там дорога, а потом, при перестройке, все плиты поснимали, и вывезли,-дороги то и не стало. Летом,-грунтовка; а как осень, или весна, то пройти можно только пешком в сапогах. Зимой же, вообще туда порой добраться невозможно. Конечно, это большой крюк, километров так двадцать, но зато, говорю ему, люди увидят это, то-есть, что ты еще до выборов начал что-то делать, и поверят тебе. Ну, а дальше мы с Иосифом Семеновичем создадим тебе рекламу: скажем, что ты предприятие построишь, рабочие места создашь, дорогу уже провел. Смотришь, народ тебе и поверит. Он сперва согласился, но потом, как подсчитал расходы, начал сомневаться: уж очень большая сумма получается. Я,-говорит он, сейчас лучше создам пока предприятие и начну работать, а с депутатством,-потом решим.
Но мне, Витяй, удалось убедить его, что это нужно делать сразу,-именно сейчас, а потом что будет,-не знает никто; известно ведь, в какой стране мы живем.
-А я то тут какую роль должен играть,-спросил батюшка,-благословение, что-ли преподать ему?
-Одну из главных ролей,-сказал Лев Борисович,-сейчас я тебе все объясню. Все дело в том, что несколько лет тому назад, увлекся этот Фастовский мистикой: ну, посещает разных, там, провидцев, гадалок, колдунов, и прочую нечесть. Во всем
