него в голове,- интересно, что же дальше то будет? Неужели это развод? Неужели он придумал причину, что бы отобрать у меня мою долю?
Но тут мысль его прервалась, так как открылась дверь в кабинет, и показался сам ОН,-Лев Борисович. Лицо мэра было суровым, а глаза метали громы и молнии. Ни поздоровавшись с батюшкой, и вообще, ничего не сказав ему, мэр пальцем поманил его к себе. В голове у батюшки все поплыло, ноги сделались, как ватные, и собрав последние силы, что-бы не упасть, он прошел в кабинет, после чего дверь за ним закрылась.
-Ты что-ж это себе позволяешь?-побагровев в лице рявкнул на батюшку мэр,-тебе было сказано прийти в два часа, а ты пришел в три, на час позже! Ты что, в конец оборзел, бунтовать решил? Так я тебя сейчас быстро поставлю на место!
-Но господь мой,-срывающимся от волнения голосом пролепетал о. Виктор,-вы назначили мне на три часа дня, вот я и пришел, как мы договорились.
-Ты еще смеешь мне возражать? Более того, обвиняешь меня во вранье?-топнув ногой закричал на батюшку мэр. Он подошел к столу и нажал на кнопку вызова секретарши. Через мгновение дверь кабинета открылась, и вошла Алина.
-Алинка,-изменив тон обратился к ней мэр,-вот ты живой свидетель; скажи нам, в какое время я назначил моему рабу прийти?
-Сегодня, в два часа дня,-ответила секретарша,-вы при мне ему звонили и говорили. Я сама, лично слышала.
-А он имеет наглость утверждать, что в три,-сделав удивленное лицо сказал мэр.
-Вот видишь, отец Бабло,-обратился он к батюшке,-твой господь, и его верная помощница,-кстати, твоя госпожа,-говорят тебе, что ты не прав, и обличают тебя в неправдоглаголании,-во грехе,-а ты имеешь наглость отпираться, и более того, пытаешься переложить свой грех на нас. Но ничего у тебя не выйдет! Алинка, как ты думаешь, что мне сделать с ним за его вранье?
-Наказать,-ответила секретарша,-но только не здесь, Лев Борисович. А то еще обосрется, как в тот раз, и потом кабинет и приемную не выветришь. Ведь вы помните, сколько я тогда духов и дезедорантов вылила, прежде чем этот запах ушел?
-Конечно помню, тогда от вони еле сдыхались,-мэр состроил брезгливое выражение на лице,-хорошо, Алина, иди к себе в приемную, я тут с ним сам разберусь.
Тут батюшка понял, что хитрый и коварный Лев Борисович придумал предлог, что бы развести его но деньги, и что это у него получилось.
-Сейчас заберет все,-подумал он,-вот это и будет наказание. Однако попробую же сделать все возможное, что только от меня зависит, и смягчить его гнев. Может все таки он смилостивится?
Поэтому, когда Алина закрыла за собою дверь, о. Виктор упал на колени, стал целовать ноги Льву Борисовичу, и просить, что бы тот помиловал его: как господь явил бы на нем свое милосердие. Эта сцена продолжалась где-то минут пять: батюшка Виктор плакал и завывал, а мэр был неприступен, как скала. Но вот, наконец, усилия о. Виктора возымели свое действие, и мэр смягчился.
-Ладно,-произнес он,-я помилую тебя, своего раба. Но с тем, что ты впредь не будешь мне ни в чем перечить. Однако наказать тебя все-таки надо. Выбирай сам себе наказание: либо я накажу тебя деньгами, либо ты исполнишь два желания,-мое, и Алины. Что ты выбираешь, а?
-Конечно же исполнение желаний,-ответил батюшка,-ведь деньги мне так нужны! Мы уже и домик с матушкой присмотрели, и задаток уже дали...если вы, господь мой, накажите меня на деньги, то мне лучше тогда и не жить!
Видимо, такой поворот дела очень пришелся мэру по душе: все его существо выражало это,-он самодовольно поглаживал свой галстук, и улыбался.
-Хорошо, Витяй,-сказал он,-давай сейчас разберемся с баблом, а потом уже будешь исполнять желания. Ты, надеюсь, бабло принес?
-Да,-ответил батюшка,-оно у меня здесь, в портфеле.
-Так давай его сюда,-мэр протянул руку, и забрал портфель у батюшки.
Лев Борисович открыл портфель, и достал оттуда главное сокровище,-то, из-за чего собственно батюшка Виктор согласился на добровольное рабство, и страшные унижения, а именно,-семь новеньких, туго перетянутых бумажными лентами, пачек стодолларовых купюр,-по сто штук в каждой.
Лев Борисович внимательно осмотрел каждую из них, а потом, обращаясь к о. Виктору сказал: "Ну что-ж, деньги любят счет, а заодно проверим и тебя, Витяй, на фу-фу".
После этого мэр вскрывал каждую пачку, и внимательно, по два раза пересчитывал деньги. Батюшка Виктор в это время стоял в углу кабинета, внимательно следил за руками мэра, и был ни жив, ни мертв. Пересчитав деньги, и оставшись довольным результатом, мэр отсчитал 150 стодолларовых купюр, сложил их стопкой, перевязал резинкой, и положил в портфель о. Виктора. Остальные же деньги он разложил по стопкам на глаз, так же перевязал, и убрал в ящик своего рабочего стола.
-Ну что, Витяй,-сказал довольно мэр, потирая руки,-все бабло в целости и сохранности; ты ничего от меня не утаил, и принес все. Ну, а если бы я не досчитался хотя-бы одной бумажки, то был бы тебе пиндык! Надеюсь, мои слова не требуют пояснения?
-Конечно же,-ответил батюшка,-не требуют. Да я даже и мысли не допускал что-либо оттуда взять. Все вам, господь мой и бог, все до единого цента принес!
Тут батюшка явно лукавил: ох, как не хотелось ему нести деньги мэру; как хотелось забрать все себе! Но он очень хорошо понимал, чем может закончиться такой его поступок; понимал, что тут уже пенделями не отделаешься, а расплачиваться придется по полной,-всем своим имуществом, и собственной свободой.
-Да, действительно, довольно произнес мэр,-Господь Бог видит все с неба, а я,-с земли. О каждом твоем шаге, Витяй, мне сегодня докладывали, и ты поступил абсолютно правильно, что принес мне все. За это, как я тебе и обещал, ты получишь свою долю,-пятнадцать штук баксов, которые уже дожидаются тебя в твоем портфеле,-но сперва я должен тебя наказать, как и говорил недавно тебе. Наказание же ты выбрал для себя сам,-исполнение двух желаний: одного моего, и одного Алинкиного. Вот с последнего мы сейчас и начнем; будем джентельменами, и уступим даме.
С этими словами Лев Борисович нажал на кнопку вызова секретаря, дверь в кабинет открылась, и зашла Алина.
-Алина,-обратился к ней мэр,-наш раб готов, и горит желанием исполнить любую твою просьбу. Надеюсь, ты уже придумала какую?
-Да,-ответила секретарша,-думала я, думала,-и придумала вот что: я хочу, что-бы этот поп одел на меня сапожки, застегнул на них молнии, и поцеловал концы их каблучков, то-есть шпилек. А потом лег бы на пол мордой вниз, и я наступила бы ему одной ногой на шею. Вот такое мое желание. Этот перформанс будет называться,- "поп у меня под каблуком".
-Алинка, я же буду сильно ревновать, когда он будет снимать и одевать на тебя сапоги, прикасаться к этим божественным ножкам; пожалей меня, так не честно,-смеясь сказал ей мэр.
-А вы не ревнуйте, Лев Борисович,-усмехнулась секретарша,-во-первых, я думаю, он не сделает лишних движений, а во-вторых, вам нечего меня ревновать, поскольку на работе я всецело принадлежу вам.
При этих ее словах они оба рассмеялись.
-Смотри мне,-с угрозой в голосе сказал мэр батюшке,-что-б было все чинно и без шуток.
Алина села на стул, сняла ботфорты, и отдала их батюшке Виктору; а сама вытянула вперед ноги. Батюшка сделал все, что ему полагалось: одел на секретаршу ботфорты, застегнул молнии, поцеловал кончики каблуков,-причем делал все это стоя на коленях,-а потом лег на пол вниз лицом. Алина встала со стула, и одной ногой наступила о. Виктору на загривок. Шпилька с силой вдавилась в тучный затылок батюшки, ему стало больно, и он закряхтел.
-Терпи казак, атаманом станешь,-смеясь сказал мэр,-жизнь подкаблучника, брат, штука страшная. Алинка тебя тут азам семейной жизни немного поучит, глядишь, дома тебе этот урок пригодится,-легче под каблуком матушки будет.
Так продолжалось где-то с полминуты, и неизвестно, что-бы еще придумала Алина, как бы еще издевалась над батюшкой, но в это время в дверь кабинета постучали, и раздался женский голос: "Алина, ты здесь?"
Услышав это Алина убрала ногу с загривка о. Виктора, и сказала: "Лев Борисович, с него хватит, он мое желание исполнил. Я пойду, ко мне в гости Юля пришла; мы с ней тут будем, в приемной."
-Ну, иди, иди,-мэр улыбнулся,-а мы с батюшкой тут еще останемся на пару минут: он должен еще и мое желание исполнить. Только вот что: под дверью мне не стойте, а идите к окну,-там курите и болтайте себе, сколько хотите.
-Ну а теперь,-мэр взял со стола батюшкин портфельчик с деньгами, и обратился к нему,-становись, Витяй, на четыре кости.
Батюшка послушно встал на карачки, и поднял кверху задницу для пенделя.
-Что, пендель будете давать?-спросил он.
-Подожди,-мэр вдруг принял серьезное выражение лица,-пенделя получишь чуть позже, а пока надо получить бабло. Ты видел когда-нибудь, как собаки служат?
-Да, видел,-тут батюшка понял, к чему клонит мэр.
-Так давай, служи! Поднимай передние лапы кверху, и... гав-гав!
Отец Виктор послушно стал на колени, согнул руки в локтях, и залаял: "Гав-гав, гав-гав, у-у-у-у-у, гав-гав".
-Голос, Витяй, голос,-не унимался мэр, сквозь слезы давясь от смеха,-служи! Ну, а теперь открой рот, бери в зубы портфель за ручку, и малость постой так! Да...вот это так перформанс!!! Даже о таком и не мечтал никогда, что поп будет, как барбос, мне служить! Ну, молоток: так рассмешил, так рассмешил! А теперь, становись напротив двери раком, а портфель в зубах держи. Вот так! Этот перформанс будет называться: "первая космическая ступень".
Батюшка Виктор уже догадался, что хочет от него мэр, и приготовился к тому, что бы руками толкнуть дверь и вылететь в приемную, когда получит поджопник. Однако волновался он напрасно; ибо когда этот чудный государственный муж с разгона влепил ему пендель, он еле успел выставить руки впереди себя. У батюшки было такое впечатление, что в задницу ему приложили огромной кувалдой: его ноги оторвались от пола, и он, как ракета, полетел в приемную, едва не сорвав дверь с петель, и растянулся на полу.
Алина, и ее подруга Юля, в это время стояли около приоткрытого окна, и курили. Увидев вылетевшего, как ракета, из кабинета мэра батюшку с портфелем в зубах, они застыли от удивления, и стояли с открытыми ртами.
Через пару секунд из открытой двери появился Лев Борисович, все существо которого выражало неописуемую радость и ликование.
-Ну, что, святой отец, ты не ушибся?-поинтересовался он у батюшки,-готов ко второй ступени? Если не готов, то перенесем на следующий раз.
-Нет уж, давайте сейчас,-с трудом поднимаясь с пола жалобно произнес о. Виктор,-не будем уж откладывать, я не хочу быть перед вами должником.
-А ты и так мой должник,-ответил ему мэр,-должник, до гробовой доски. Ведь если бы не я, кем бы ты был сейчас, а?
-Лев Борисович,-вдруг вмешалась в этот разговор Юля,-пожалейте его, не надо его больше наказывать! Он все понял, и больше так вести себя не будет! Нам с Алиной его жалко!
-Да, действительно, пожалейте его,-вторила ей Алина,-он уже искупил свою вину, пусть идет себе домой. Нам его стало жалко! А потом, вдруг еще обосрется? Тогда действительно, не оберешься проблем.
-Говорите пожалеть его?-переспросил девушек мэр,-ну ладно, если вы уж так просите, то пожалею. День сегодня очень удачный, и настроение у меня прекрасное: молодость вспомнил...такие пендели провинившимся комсомольцам раздавал! Как торпеды у меня летали!
-Да мы уж
