Кто видел в море корабли... (хроника одного экипажа)

проникновенно убеждал не брать близко к сердцу слухи:                                 

 - Жив ваш Андрей, жив и здоров. Лисицын и Донцов тоже.  Все это вранье и провокации. Мы уже пригласили Саенко для дознания в политотдел и особый... Он сказал, что сам слышал случайно в толпе… где-то в магазине.  В общем, сарафанное  радио. Так что… нет оснований волноваться. Все хорошо. Они уже идут обратно.                         

 - Откуда вы - то знаете? Они же на связи только с Москвой.                  

 - Знаем, - убежденно заверил Каретников. - Знаем! - была уже зима и Настя набросила на голову черный шерстяной шарф вместо шапочки, чем вызвала у окружающих неоднозначную реакцию. Одни относились к этому неодобрительно - чего хоронить раньше времени-то?                           - А черный шарф снимите, - уже тоном приказа посоветовал политработник, -  вам это не к лицу. Вы же член женсовета!.                            

 - Да я… Это не потому…, - вспыхнула Настя. – в этой шали мне удобнее, в шапочке задувает…, - Настя, скользя на мокрых камнях, вскараб-алась на сопку, на которой они всегда ожидали с моря своих “дальнобойщиков”. Там наверху, на пронизывающем северном ветру, уже мерзли, всматриваясь  в  туманную даль залива, жена  командира Тамара, Наташа Крапивина и другие экипажные жены  - Валя Донцова, Надя Петрова, Катя Лисицына, Лариса Ревега. И даже домоседка Соня, жена младшего штурмана Рашникова.

                                  

                                                                                            Домой



                                                                                                        Еще далеко до причала,

                                                                                                        Соскучились руки по дому,

                                                                                                        И тысячи миль за плечами,

                                                                                                        И давят на плечи погоны…                                                    .                                                                                                                                 ( Н. Лактионов “Волны)



        Всплыли, наконец... На 89-е сутки боевой службы, перелопатив винтами 19 тысяч миль, атомная подводная лодка, облепленная  па -пахучими водорослями далеких чужих морей, вынырнула из глубины в заданном квадрате родного полигона. Командир Марков отдраил верхний рубочный люк и в центральный пост ворвался свежий мор-ской воздух, заполнив отсек лиловым туманом. Голова  приятно за-кружилась, как от хорошей затяжки. Разрешен выход наверх по 10 че-ловек - на перекур.  Настроение праздничное - от сознания хорошо исполненного дела, близости дома, от дыма сигареты, смешанного с настоящим воздухом, запахами моря и мелкими солеными брызгами.                                                    Близкими и реальными кажутся теперь родной дом, жена, дети, уют, рюмка коньяка и на короткий срок полное расслабление. .                    Знаете ли вы, что такое родной дом после 3-х месяцев моря, вахт, тревог, недосыпания и, порой, нечеловеческого напряжения?  После 3-х месяцев воздуха подводной лодки с десятками вредных газов, где количество углекислого, в 30 раз превышающее его содержание в нормальной атмосфере, считается нормой?  Кто этого не знает, тот не испытал  счастья всплытия, первого вдоха настоящего воздуха и этой необыкновенной радости возвращения  12.00. По расчетам подводников, с проходом “узкозти”,  швартовкой,  церемонией встречи, выводом ГЭУ (главной энергетической установки) и расквартированием, в 18.00 свободная смена офицеров должна сойти на берег. Встреча в родной базе  будет теплой. Может быть даже – очень теплой. Ведь их с нетерпением ждут дома дети и жены. Морячки… Они уже, наверное, на самой высокой сопке, с которой видны залив, шхеры и стальной корпус вползающего на малом ходу подводного гиганта с рыжими пятнами ржавчины и лоскутами ободранной океанскими штормами противошумной резины.  Целых три месяца!      А в условиях боевых действий это целая жизнь!  На причал жен, естественно, не пускают, хотя невозможно себе представить, какие военные тайны могут скрывать в себе прибрежные камни, железные пирсы, плавучие казармы и старые, как мир, плавбазы…  Эйфорию всплытия, первой затяжки и ожидания близкого счастья охладило радио оперативного дежурного штаба:                    .                                                                                            

- Вход в базу в 15 часов. Конец связи! – а это что за новости?  А они -то  думали – вот уже и причал, вот тебе - оркестр, вот-  уже и  дом родной.  Ну конечно, вот тебе и домой! Еще 3 часа болтаться... И – ждать! 

-  Наверное, кто-то выходит за боновые заграждения, – скрипнув зубами, выругался командир, затягиваясь “Беломором”, - не могли принять без…  фокусов!  - ждут. 180 минут после 3-х месяцев оборачиваются настоящей пыткой! Обсуждаются всевозможные предположения, передвигается время последующих событий, но по всему выходит, что попадание в объятия подруг неумолимо сдвигается на  поздний вечер… 

А может и ночь. Увы…                .                                   

 - Черт бы их всех забрал! Папуасы! Не обеспечили…, - стоя на мостике, ворчал “фараон”и тянул папиросу за папиросой.                          .        Наконец, 15 часов. Запрос семафором. С поста СНиС * ответ – „Добро!”.                                                                                                                 - Боевая тревога! Проходим “узкозть”! - перешли с турбин на электро-моторы. Звякнули моторные телеграфы:                      .                                - Стоп! Оба малый назад! Правая - стоп! Левая - малый вперед! – слышится с мостика. Бесконечно долго прижимается корабль к причалу. Ну оч-чень долго! Швартовая команда в оранжевых спасательных жилетах наверху. Веселый мат, шуршание тросов, скрежет кранцев.                        - Отбой моторам! Подать трап! - последний перезвон моторных телеграфов и ручки замерли в нейтрали. Свободные от вахт, в синих замасленных репсовых робах, с желто зелеными, как у детей подземелья, лицами построены на пирсе.  Напротив  грязно синего строя – парадный строй встречающих.                                            .                                  

- Жив, курилка?, - хлопнул  Андрея по спине увесистой ладонью  фламанский механик  Анатолий Хапов. Его заместитель, капитан 2 ранга Калисатов, хохотнул.                .                                                                                

- А в чем дело? Меня что  -  похоронили? -  удивился Андрей.               

 - Узнаешь, расскажут. Долго жить будешь! - улыбнулся Хапов, протискиваяь к механику  Малых. Срывается мокрый снег. Рев духового оркестра. Доклад командира комдиву. В ответ - бодрое  приветствие розовощекого командира дивизии капитана 1 ранга Караваева:                                    - Здравствуйте, товарищи подводники! Поздравляю с успешным вы-полнением боевой задачи! А теперь - отдыхать!  В казарме  вас ждут теплые кубрики и цыплята табака на обед! - ну уж, цыплята!    А там – может и правда!  А вдруг что-то изменилось здесь, пока мы – там? День воскресный. Встречающие разошлись. Музыкантам подали автобус и они уехали.                                                                                .            .  Холодный декабрьский ветер загнал героический экипаж в теплый прочный корпус. Сход с корабля еще запрещен. На прием помещений для экипажа на ПКЗ убыли помощник  командира Сапрыкин, интендант Перелогов и боцман Гучкас. Деловито сошел с корабля, уже пе -                            реотый в мундир,  заместитель  командира  по  политической части  Илин, и растворился в налетевшем снежном заряде.    Этот фокус на флотах называется  - зам сказал, что много дел, и ушел в политотдел  Через час грустный помощник доложил, что переселяться с корабля без приема помещений по акту категорически нельзя.  В помещениях фантастический разгром! А принимать - не у кого!  ПКЗешный мичман по поводу воскресенья изволят отдыхать дома. Второй – заведующий матрацами, тоже. Оба, к их неудовольствию, вызваны, но когда будут – неизвестно. Городок в 15-ти километрах, а сегодня воскресенье и транспорт, как следует не ходит... Обед давно остыл. Сапрыкин нашел двух матросиков с камбуза  ПКЗ в белых форменках со следами  меню последнего полугодия и они согласились (!) накрыть обед, правда, холодный.  Командир, уже  принявший на радостях  пару рюмок, виртуозно выругался и, убывая, скомандовал старпому Ковалю, заменившему Пергамента, уывшему по семейным обстоятельствам в Питер:                                                                                          

- Экипаж по сменам - на обед! – с его лица начало сходить печать  напряжения и ответственности  и оно внезапно обвисло, как у бульдога, рельефнее стали морщины и заметнее мешки под глазами. Сегодня он, сорокадвухлетний, выглядел на все  шестьдесят!  Команда строем идет в казарму, перечитывая на ходу лозунг на отвесной серой, покрытой лишайником, скале сопки: - "Подводник - профессия героическая!" и - "Помни войну!". Цыплята – табака на деле оказались синюшными, холодными, костистыми, недоваренными частями каких-то бывших спортивного вида, кур… В штабном коридоре моряки заглянули в каюту  флагманского комсомольца  политотдела дивизии Алесандра Климухина. Неожиданно застали его на месте, в каюте.  Он весь в работе с каким-то отчетом по соцсоревнованию. Андрей Шарый ехидно заметил ему:          - Саня! Ну и здорово же вы нас встретили после … всего. В каютах и кубриках для полноты картины не хватило только, чтобы весь ваш политотдел там высрался! – штабной комсомолец шмыгнул носом и неожиданно обиделся:                                                                                    -  Ну, ты даешь, Андрей!  Вам легко говорить, а  у  нас  уже целую неделю комиссия  политуправления флота работает… Вывернули  наиз-          нанку!  Ты думаешь, почему я здесь в свой законный выходной,- подводникам стало стыдно и они тихо закрыли за собой дверь, чтобы не мешать творчеству молодого политработника.     Мичманы прибыли к 20.00. До 21.00 комиссионно составляли акт приема-передачи помещений со скрупулезным описанием „мамаева побоища” в них. Интендант выдавал постельные принадлежности. Старпом Пергамент, который уже никуда не торопился по причине за-мещения убывшего  командира, до 23.00 закатил в казарме большую приборку - с наклеиванием бирок, докладами и смотром размещения личного состава. Казалось, вот и наступила долгожданная минута схода на берег. Но…не тут то было…                                     Оказалось – завтра снова в море, энергетическую установку не выводить, соответственно сход на берег запрещен! Значит береговое счастье откладывается…  

    * СНиС - служба наблюдени и связи                    



                                                                                   Женщина на корабле...



                                        Запрещается офицерамъ и рядовымъ привозить женский пол на корабль  для беседы ихъ  в ночи, но токмо для                                                     свидания и посещения днем  … а ежели кто свою жену на корабле иметь похочетъ, то ему вольно