Кто видел в море корабли... (хроника одного экипажа)

тросами у него было одно из лучших в дивизии. Швартовые концы, как и трап – лицо корабля.  Боцман был служакой, хозяином, и не сходил  на берег, пока что-то, по его мнению, в боцманском хозяйстве было не так. Он любил служить на флоте, а жена относилась к его службе отрицательно. Исходя из этого непреложного факта, семейная жизнь теплилась кое-как и боцман  чувствовал  себя на корабле лучше, чем дома.

Невысокий крепыш - литовец был необычайно силен, вынослив и молчалив. С горизонтальными рулями управлялся виртуозно, выдерживая лодку на заданной глубине.                                                                                     

            Война полыхала в средиземноморском бассейне. Готовность № 1 к ведению боевых действий  выматывала  физически.  Судя по разведсводкам, вероятный противник сосредоточил около  сорока боевых кораблей в виде 6-го флота США, в том числе  4 авианосно - ударные группы и подумывал направить в зону боевых действий еще и  авианосец “Кеннеди”, но вовремя передумал. И правильно сделал. Того, что там было с обеих сторон, и так хватило бы на полномасштабную войну. Подводную лодку капитана 1 ранга Маркова с ее крылатыми ракетами “закрепили” за американской АУГ-2*  в юго-восточной части   Средиземного моря. Это как раз  клиенты ракет Маркова.                                

   А тем временем на корабле начались новые проблемы – кончались продукты и регенерация. Содержание СО-2 в замкнутой атмосфере подводного корабля допускалось теперь до 2% в целях экономии пластин регенерации.  Старпом придумал. В висках от одышки  начало стучать. Автономный паек упростился до рассольника из консервированных огурцов и чая с сухарями.  На пятидесятые сутки похода получили точку  для приема продуктов и  регенерации с черноморской плавбазы. Но в этой точке штормило. В другой точке бомбило. Суток десять тынялись по точкам и, наконец, все же всплыли в заливе Хамамед, вблизи тунисского побережья. Командир Марков (”фараон”) с старпомом, опасаясь инцидентов, скрупулезно расписали – кто, когда и с какой целью выходит на плавбазу, выставили вахту на трапе – матроса и офицера с журналом схода и возвращения. Ну так  хорошо выглядела эта организация, что, казалось, ничего лучше и сочинить невозможно. Но оказалось, что можно и придумал ее командующий 5-й оперативной средиземноморской эскадрой. Он передал по УКВ с крейсера командиру – экипаж по сменам  на плавбазу, где организован в два захода концерт ансамбля песни и пляски Черноморского флота, который направлялся с кораблями куда-то с дружеским  визитом. И вся командирская организация рухнула, так и не успев блестяще реализоваться. Новую Леонид Васильевич не успел разработать и мрачно наблюдал, как экипаж по трапу толпой валит на плавбазу.                                          . 

          Южная звездная ночь, свежий морской воздух, пряный запах субтропиков, соли и йода, зажигательный концерт и девочки ансамбля в коротеньких юбочках стройными ножками кружили головы уморенному воздержанием экипажу. Весь этот карнавал после сорока суток  заточения в стальном прочном корпусе – настоящий подарок  морякам. Пока одни на концерте, другие на погрузке. Потом наоборот. Механик Малых в мастерской паял какие-то трубки. Боцман еще на швартовке кричал кому-то на плавбазе:                                                  .                     – Ва-а-ня-я-я, приве-е-е-т, - и растворился в ее недрах, как только по-дали трап. Но всему прекрасному приходит конец. Все уже погружено и свалено пока в отсеках горами - мешки муки, ящики с консервами, хлеб, банки регенерации. Светает, пора отходить и погружаться.          -Боцмана – на мостик! - команда сверху. Боевая тревога. Все на местах. Боцман из первого отсека, белый, как дед Мороз под Новый год, от муки, на которой, видимо, спал, лениво тянется вверх по трапу.                  

- Отдать носовой! Оба мотора малый вперед! Лево руля, - слышно  с мостика.                                                                                              

 - Боцман, едрена мать!  Ку-уда  ты прешь? Что с тобой? Белены объ-елся, или не проснулся? Боцман!!! А ну – пошел  вниз. . . Пошел вон, я говорю! Во-о-он! - раздался сверху рев “фараона”. Боцман кулем сва-лился по трапу и невозмутимо скользнул в первый отсек. Отошли от плавбазы. Светает.                                                                                        

-  По местам стоять, к погружению! Боцмана на горизонтальные рули! - боцман, опять весь в муке, нарисовался на рулях.                                .  - Задраен верхний рубочный люк! Срочное погружение!  Погружаемся на глубину 40 метров. Осмотреться в отсеках! – командир на перископе, нужно видеть, куда прем малым ходом под турбинами. Вахтенный механик Шарый смотрит на глубиномер. Глубина один метр. Лодка не погружается.  Что за фокусы?  Волны нет. Что с горизонтальными рулями?  Затылок  Гучкаса напротив механика.  А рули – и носовые и кормовые переложены „на всплытие”!                                                      

 - Боцман! Что с тобой? Рули на погружение,- громким шепотом подсказывает боцману механик Малых. Вацлав перекладывает,  но все равно - „на всплытие”. Все ясно – не в себе! Командир оторвался от перископа и оценил „маневры” боцмана.                        .                                          - Во-о-он! – реагирует “фараон”, - матроса Сизича на рули! Флегматичный боцман, мелькнув белой, в муке, задницей в переборочной двери, исчез в смежном отсеке.  Погрузились. Что-то с боцманом не то... Или недоспал, или перепил... За такие штуки на боевой службе пару лет тюрьмы отхватить  запросто.    Тем более в условиях боевых действий.  Точнее – от двух до семи. Эх, боцман…  И особист на борту.        У этого свой распорядок и бороду отращивать командир запретить ему не может. Скрипит зубами, но вынужден терпеть – ты меня не тронешь, я тебя – тем более. Особист конечно уже все знает. Как же - доложили! Будут неприятности из-за этого боцмана.  А списывать его не хочется… Провели партбюро на тему „Персональное дело боцмана Гучкаса”. Замполит Илин бушевал!.   Вацлав честно признался,  на плавбазе выпил всего - то “баночку американского пива, ребята угостили”, и все…Голова закружилась.                                              .             

 - Чего, чего там у тебя закружилось, боцман? - очнувшись от задумчивости, вмешался командир Марков, -  голова, говоришь? От баночки пива? – ехидничал командир,-  надо же -  какой трезвенник образовался в экипаже!  И кто? Оказывается - боцман Гучкас!?  Да ты…, ну-у-у-у…, я-я-я… Кто-кто, а уж я -  то хорошо знаю – чтобы тебя свалить, нужно влить, как минимум,  литра два спирта и cверху осадить кувалдой!  Баночка пива… Вацлав! Да если тебя сегодня и спасут  для  партии, то только для того, чтобы потом все равно расстрелять!  Папуасы!  -    но боцман  упорно стоял на своем  и в протоколе осталась банка американского пива...  Была бы командиру неприятность, а боцману тюряга, если бы особист на обратном пути, где-то в Бискайском заливе, не отметил годовщину Октябрьской революции, выпросив сто граммов спирта  у ракет-чика Цыбешко, якобы на технические нужды. Да так захмелел, что капустные листья от борща остались на бороде. Командир объявил борщ несъедобным и приказал вылить его в помои, а с особистом договорился „баш на баш” – “я тебе не вспомню  годовщину революции, а ты мне позабудешь про боцмана”. На том и порешили. Боцман отделался строгим выговором без занесения и клялся, что американское пиво больше никогда пить не будет. Уж больно хмельное...И остался, слава Богу, в экипаже. .                                                                                        . .    Война закончилась, как обычно, миром, наколотив с обеих враж-дующих сторон три или четыре тысячи человек. Да кто их там  считал по–хорошему-то?                                                                                  .                                    .   

 По приходу в базу боцман застал дома развеселую компанию, дым коромыслом, и жену с песней –  „ Э-э-й моряк, ты слишком плавал”                                                                                                                                                                             

                                                                                                  Настя.                                                                                                           

                                                           

                                                                                                        Зачем нам жены зачем нам дети? Земные радости не для нас …                                                                                                                                                                                (А. Городницкий )



         Настя бежала, не разбирая пути, по извилистой дороге между сопками и дорожные камни рвали ее итальянские сапоги и больно били по ногам. Слезы непроизвольно катились по щекам, застилая глаза и она не вытирала их, не замечая. Мимо проносились самосвалы с раствором и щебенкой и веселые “партизаны” кричали ей:  - Эй, подруга, садись – подвезем, - но она не обращала на них внимания. Она их не слышала.             -Только бы он был жив, только бы…, - бормотала она, Теперь они, наконец, приходят, но уверенности не было. Наверняка уже входят в бухту. Лодка возвращается, но жив ли  Андрей?  Или его, по их, моряков, традиции, похоронили где-то  в океане, привязав к ногам тяжесть. Сколько их не вернулось… Воспаленное воображение рисовало картины одну ужаснее другой.                                                  .                             - Это же мирное время,  мирное… Почему? Чем мы провинились, - Настя потеряла покой почти два месяца назад, когда  подруга, жена командира Маркова, Тамара, прибежала к ней возбужденная, задыхаясь и валясь грудью на стол, сообщила трагическую весть:                             - У них был пожар и есть жертвы, - Тамара бросила дежурство в гостинице, где работала администратором, примчалась к Насте и, захлебываясь корвалолом, заикаясь и держась за сердце, пыталась связать свою речь.                        .                                  .                                           

 - Андрей жив? – непроизвольный, естественный и самый первый вопрос истерически выкрикнула Настя.  Не выкрикнула – выдохнула. Из комнаты показался перепуганный шестилетний Алешка.                                                                                                                   

 - Н-н-ет, - обреченно выдавила Тамара, - они погибли - Шарый, Лисицын и Донцов. Три офицера. Только они, - будто это могло успокоить Настю,  твердила командирша, - Шарый, Лисицын и Донцов. Все. Шарый, Лисицын и Донцов. А у меня – сердце…                                        

  - А Марков, Марков жив?                                                                .              

- Сказали, что жив. Но я не верю – сколько раз обманывали… до последнего дня…, - ее трясло, как в лихорадке и зубы стучали о край стакана, - мне сказал механик с нашей дивизии, Миша Саенко. Он за-шел ко мне в гостиницу …,  вот – сообщил… С того дня… Настя поте-ряла аппетит, высохла, пожелтела и поддержка Тамары ее не могла успокоить. Зашел в гости  начальник политотдела, Каретников. Ласково и