стеклянного павильона.
- Позолоти ручку, касатик, всю правду расскажу, - журчало в левое ухо.
- Эх, милай, глаз чёрный на тебе, ждёт тебя горюшко неминучее... - лилось справа, - Дай бабушке денежку малую, всё-всё расскажу, сглаз отведу, от лихих людей сберегу…
- Да сгиньте вы, ведьмы! - со всех сил крутанулся Баринов на месте, вырываясь из цепких пальцев цыганок.
- Ой, ой, гляди-ка на него! - зло прошипела та, что помладше, - Вспомнишь меня, да поздно будет! Проклят ты, как есть проклят! Несчастье, горе горькое тебе будет...
Страшные угрозы сыпались, как из рога изобилия. Но Николаю Петровичу было не до этой языческой белиберды. Как всякий уважающий себя государственный человек, Николай Петрович до мозга костей оставался материалистом. Что с того, что на людях ему в последнее время приходилось креститься и всё чаще поминать имя бога в публичных речах. Это дань моде, не больше. Все знают: в войне, любви и политике все средства хороши. Если их оправдывают цели.
Николай Петрович поискал глазами мужчину, своего нежданного приятеля и недавнего спасителя. Толян безуспешно отбивался от цветастого табора. Но где там! На помощь к трём молодухам ринулись обе тётки, отвергнутые Николаем Петровичем. К тому же цыганские ребятишки, до того с шумной перепалкой делившие что-то меж собой, вклинились между мамашами, раздирая бедного Толяна на части.
- Что ж, извини, приятель. Селяви... - пробормотал Николай Петрович, пятясь к остановке. Через полминуты он стоял в троллейбусе и тепло махал Толяну рукой на прощание.
- Хвосты обрублены, мон женераль! - отрапортовал он воображаемому Митрофанычу и, счастливый, уселся на сиденье справа у окна.
Глава седьмая
В которой Николай Петрович проникает в народ глубоко-глубоко,
а народ платит ему той же монетой…
- Гражданин, Вы за проезд оплачивать думаете?
Николай Петрович, увлечённый видами за окном, не сразу понял, что усталый женский голос обращается к нему. Его нисколько не интересовали яркие огни большого города. Николай Петрович намертво прилип носом к стеклу из опасения пропустить большую букву „М“, которая, по его прикидкам, должна была обнаружиться остановках в двух-трёх от места, где они расстались с Толяном.
- За проезд, говорю!.. Мужчи-ина-а! - рослая дамочка в оранжевой безрукавке поверх зелёного пуховика нависла над Николаем Петровичем и трясла его за плечо,
- Ишь, любуется, мечтатель! Приезжий, что-ли? - усталое безразличие сменилось азартом волкодава, почуявшего свежий след.
- А? Что? - очнулся Николай Петрович.
- Дома мечтать будешь. Плати давай! - в пух и прах разбила дамочка все надежды на халяву.
- Я на службе, женщина! - осознав, наконец, чего от него хотят, строго сказал Баринов и достал из кармана удостоверение с гербом на обложке.
- Ой! - всплеснула руками дамочка-кондуктор, - Надо же! А мы и не подготовились! Пойду чай заварю.
- Лёша, вызывай машины сопровождения! И вертолёт... И снайперов на крыши не забудь! - зычно крикнула она в направлении кабины водителя.
Пассажиры салона удивлённо посмотрели в сторону дамочки, а затем , оценив обстановку, одобрительно захихикали.
- Извините, господин... м-м-м... Баринов, - виноватым голосом протянула дамочка, пробежав глазами по строчкам на развороте красной книжицы, - Ничего, что оркестр только на следующей остановке подойдёт? Ай-ай-ай... ну как же Вы, Николай Петрович, не предупредили!
И без всякого перехода заорала на весь салон:
- Деньги давай, мудила! Понаехали тут! А ксиву свою жене подсунь! - дамочка несколькими выразительными гримасами показала воображаемую сценку в лицах, - Пущай тебе по садовым дорожкам на велосипеде даст бесплатно прокатиться. А по мне, так лучше в Магадан тебя увезти за казённый счёт.
В салоне раздались дружные аплодисменты. Толпа улюлюкала и посвистывала.
Баринов побагровел. Щёки раздувались от распиравшего гнева.
- Ну что ты мне тут пузыри пускаешь? Платишь? Или полицию вызывать? - напирала дамочка. Баринов обвёл глазами салон. Ни одного сочувственного взгляда.
Он почувствовал себя обманутым. Вот он, народ. Но где те восторженные взгляды зрителей на былых встречах с населением? Где слова благодарности взахлёб за заботу и поддержку? Где ура и браво?
«Его предали! Его подло предали!»
Николай Петрович медленно брёл к метро, надеясь непонятно на что. Последние три монетки, завалявшиеся в кармане брюк, пришлось отдать в троллейбусе. Не помогли ни угрозы, ни уговоры. Рослая дамочка в оранжевой безрукавке отказалась даже слушать, что ему, мол, всего одну остановку до метро.
- Всем только до метро, - тоном бывалого охотника уверила дамочка, - И все платят. Не нравится - иди пешком.
- Тебе, кстати, мужик, сейчас надо было сходить, - невозмутимо продолжала она, неспешно пересчитывая мелочь и отрывая билет от огромного рулона на своём животе, - Во-о-он оно, метро, видишь?
Николай Петрович посмотрел в направлении вытянутой руки и увидел лишь, как за последним выходящим пассажиром захлопнулась дверь.
- Ничего, мужик, не тушуйся, - подбодрила дамочка, - Ща за угол завернём, а там снова остановка. До другого входа рукой подать…
- Да-а, дела... - подумал Николай Петрович и потянулся за телефоном. Надо предупредить Алексеева, что задерживается. Ведь если фокус с удостоверением не прошёл в троллейбусе, то, скорее всего, бесплатно не пустят и в метро…
- Так представляешь, Колян, какую они штуку забавную придумали... - кто-то взял Николая Петровича под локоток и - было слышно - слегка сбавил шаг, подстраиваясь под поступь Баринова.
Николаю Петровичу не было нужды оборачиваться, чтобы определить хозяина голоса. С этим негромким довольно приятным по тембру голосом Николай Петрович, казалось, отныне и навеки был связан кровными узами.
Привыкнув за день ничему не удивляться, он сделал вид, что нисколько не удивлён и сейчас. Хотя, честно признаться, теперь это стоило ему больших усилий. Сердце на миг провалилось в „воздушную яму“, как при полёте в авиалайнере в предгрозовую погоду, но Баринову удалось справиться со своей крайней растерянностью и быстро взять себя в руки.
- Да ладно тебе, Толян, ну чего они там хитрого могли изобрести! - бросил он в пространство перед собой и, не оборачиваясь, уверенно толкнул стеклянную дверь...
- Они приглашают в свои ряды всех безработных. - объяснял Толян, стоя на эскалаторе. Просьбу Баринова заплатить за него в метро он принял как саму собой разумеющуюся, и даже слушать не захотел о возможности возврата такого смехотворного долга. - Ну, понимаешь, чтоб на бирже без дела не сидеть, пока им работу подбирают. Кто же откажется ненавистному чиновнику нос утереть, да ещё деньги за это получить! Все ведь знают, что власть в безработице виновата, а никакой не рынок. Вот. А фонд оплаты труда этих безработных-наблюдателей одновременно является премиальным фондом самих чиновников. Видишь, как хитро. Тут сразу два зайца убиваются. Чиновник с двух сторон как бы заинтересован с безработицей бороться, способствовать созданию новых рабочих мест. Чем меньше безработных, тем, с одной стороны, больше его премия…
- А с другой?
- А с другой - меньше самих контролёров. Ему, стало быть, дышать легче.
- Получается, когда безработных не останется совсем, то и контролировать чиновника станет некому?
- Получается, так. Теоретически.
- Ха! А практически-то я и сам знаю. То есть он снова сможет, не таясь, брать взятки и откаты?
- Ага. Только не забывай, что как только он получит те шальные деньги, он сразу забудет про свою „низкооплачиваемую“ задачу по поддержке производителя и безработица снова поползёт вверх. А тогда снова придёт контролёр и возьмёт его, чиновника, за жабры. Вот примерно так и работает отрицательная обратная связь. Я, конечно, упростил всё до примитива, но схема, надеюсь, понятна? И таких схем, когда чиновник лично заинтересован в результатах своего труда, можно придумать тысячи.
Толян ненадолго притих, как бы прислушиваясь к чему-то. А когда лента эскалатора начала плавно загибаться, готовясь высадить своих пассажиров на отполированный миллионами ног пол подземного вестибюля, раздумчиво, ни к кому будто не обращаясь, сказал:
- Надеюсь, что у всех нас хватит ума ограничиться отрицательной обратной связью...
- Ну, Толян, ты загрузил меня терминами. - неуклюже с непривычки соскочив за Толяном со ступенек, пыхтел Николай Петрович, - Они что, связи твои, ещё и разными бывают?
- Ну да, положительная и отрицательная. Не-е, не бери в голову, Колян. До положительной, уверен, не дойдёт.
- Ну да, где уж нам! Со свиным-то рылом да в калашный ряд. А знаешь, Толик, я от тебя ничего положительного и не ожидал. Ты посмотри на себя! Да от тебя за версту несёт только самым отрицательным!
Толпа подхватила их и мягко, но настойчиво втолкнула в распахнутые двери подошедшей электрички. Николай Петрович не успел опомниться, как оказался прижатым всем телом к противоположным дверям. Лишь когда поезд тронулся, он сумел немного пошевелиться и расправить плечи. Как ни старался Толян не отрываться от Баринова, неумолимая толпа распорядилась по-своему.
Кричать через три головы было неудобно, и потому Толян лишь буравил взглядом правое ухо Николая Петровича, в надежде, когда толпа схлынет, использовать это ухо по его прямому назначению.
Николай Петрович наслаждался нечаянной тишиной.
- Странно, - думал он, - Этот тип… Толян... или как его там на самом деле... он даже не поинтересовался, в какую сторону мне ехать. Мы просто шли и шли... Цыгане... Верзила... Странно...
Решение пришло само.
На следующей станции он совершенно неожиданно для себя вдруг выпал из вагона. Двери открывались с этой стороны и толпа, не желая мириться с его замешательством, легонько и даже, можно сказать, дружелюбно подтолкнула Николая Петровича в живот. Чтобы не упасть, Николаю Петровичу пришлось сделать пару шагов назад. Он видел, как округлились глаза Толяна, как тот сделал решительное движение в его сторону, как зашевелил беззвучно губами...
Николай Петрович шагнул обратно к дверям, показывая жестом, что всё, мол, идёт по плану, не дёргайся. Дождавшись, когда в вагон войдёт последний из стоявших на перроне, Николай Петрович спокойно вошёл следом.
Толян с облегчением выдохнул.
- Двери закрываются. - предупредил приятный баритон.
Вот тут-то всё и случилось.
Такое Николай Петрович часто видел в фильмах про шпионов. Едва створки дверей дёрнулись навстречу друг другу, Николай Петрович, оттолкнувшись двумя руками от стоящих перед ним людей, выпрыгнул из вагона.
Спокойно расправил полы пальто.
Поискал глазами Толяна.
Широко улыбнулся.
И, показав тому характерный жест латиноамериканских революционеров типа „враг не пройдёт“, раскрепощённой походкой супермодели по подиуму, от бедра - пошёл вдоль набирающего ход состава.
Прикрыв веки, Николай Петрович внимал неспешному перестуку колёс. Теперь он может позволить себе немного перевести дух. У него было время изучить карту и теперь он точно знал, куда и зачем он едет. Хотя нет, неправда. О цели своей поездки он пока мог только догадываться. Но, судя по поведению Алексеева и по увиденному и услышанному им за день, встреча сулила немало важных открытий.
Сквозь дрёму в его сознание
