его остался без ответа.
- Ну что, господа, делаем ноги? - не то спросил, не то приказал Валентин Митрофанович, отдёргивая неприметную штору в тон обоев в дальнем углу спальни. За шторой открывался тёмный узкий коридор.
- Миша, Дима, останетесь тут, разрулите всё с ментами, лады? - распорядился Алексеев, зажигая свет в коридоре. - Олег, отвезёшь нас.
- Хорошо, Валентин Митрофанович, - отозвался „старший“ крепыш, протискиваясь мимо тучной фигуры по направлению к двери в конце прохода.
- Как знал, что нужно именно эту квартиру выбирать, - шёпотом похвалялся Алексеев, когда вся троица во главе с крепышом спускалась по крутым ступенькам, освещаемым лишь неяркой узкой полоской из неприкрытой двери квартиры, - Остальные без чёрного хода были.
- Ага, вам повезло, что менты - чуханы, поляны не секут, Валентин Митрофаныч, - отозвался крепыш, доставая из кармана телефон и пытаясь подсветить им у себя под ногами, - Я бы на их месте в первую голову все выходы перекрыл. Приняли бы нас тёпленькими…
- Не накаркай! - вполголоса прикрикнул на него Алексеев.
- Чего уж теперь... - философски заключил крепыш.
- Говоришь, чего ментам надо, Коленька? - рассуждал заметно повеселевший Алексеев, как только машина с противным визгом колёс завернула за угол.
- Олег, не спеши, - бросил он водителю, - Теперь уж точно не догонят...
- Да прогнуться хотят, Коленька. Перед новой властью. Они ведь тоже обложены со всех сторон, как мы с тобой. Не знаю, кто контролирует чекистов, но все остальные силовые структуры теперь у них под колпаком. Суды, прокуратура, следствие - все под камерами. „Народные“ им только людьми помогают. Это ж не какие-то мелкие бюрократишки - за ними глаз особый, этих в интернет на всеобщее обозрение не выставишь. И нам с тобой отомстить, Коленька, тоже не последнее у них желание. Мы ведь, вспомни, как их „телефонным правом“ мучили, сердешных, пока в силе да фаворе были.
- Погоди, так что, „народники“ - это всё-таки власть?
- По факту получается так, Коленька. Нас-то им удалось „построить“, как ни крути. Считай их пятой властью. Хотя, если честно, я удивлён. Обычно, как кто-то, даже из „честных“, к кормушке приближается, у него сразу от соблазнов крыша едет и он начинает одеяло на себя тянуть. А у них, не представляешь, большая половина на общественных началах помогает. И начальники их пока не борзеют, что вообще удивительно! Играют по тем же правилам, что и для нас устанавливают. Психи! Так, глядишь, мы снова социализм построим! Точно, психи!
Алексеев выдержал паузу, достаточную, чтоб набрать в лёгкие новый запас свежего воздуха, намереваясь, по всей видимости, и дальше разглагольствовать на злободневную тему. Но вдруг хлопнул себя по лбу и, посмотрев на часы, заорал:
- Ёптить! А телефоны-то!.. Олег, ты куда! Нам же в оперу! Налево давай!
Но было слишком поздно. Машина свернула направо. Нет, не в том дело, что Олегу пришлось бы делать небольшой крюк и, объехав пару кварталов, вернуться на нужную дорогу. Сущая, право, безделица. Но то, что предстало взглядам всей троицы, едва машина повернула за угол, казалось куда большей бедой.
В глазах зарябило от блеска множества фигур в ярких ядовито-зелёных светоотражающих жилетах. Они были везде. Вдоль проезжей части, позади белых машин с голубыми полосами, в самих машинах - везде! Завидев их автомобиль, ближайшая фигура отделилась от остальных и, сделав шаг навстречу, „преградила“ им путь полосатым светящимся жезлом.
- Накаркал-таки! - выдохнул Алексеев.
- Да погодите дёргаться, Валентин Митрофанович! Это гаишники. Пьяных, небось, ловят.
- А чего их так много? - не поверил Алексеев.
- Ну как много? Вы что, не знаете? Обычная облава... - обнадёжил Олег.
- Здравствуйте! Лейтенант Зайцев, - представился полицейский, наклонившись к открытому окошку.
- Что случилось, командир? - с наигранной беззаботностью поинтересовался Олег.
- Проверка документов... - начал было лейтенант вполне дружелюбно, но, потянув носом воздух из салона, строго спросил, - Как себя чувствуете, товарищ водитель?
- Прекрасно, командир! - заверил Олег, протягивая в окошко документы.
- Пройдёмте, пожалуйста, в машину, - не поддался оптимизму водителя лейтенант, пряча, не посмотрев, документы в карман, и делая шаг в сторону от окошка.
- Легко, командир! - согласился Олег и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
- Сидим спокойно, не дёргаемся. Знать ничего не знаем, ведать не ведаем. - Алексеев, похоже, не верил, что это всего лишь обычная проверка на дороге. - Здесь встретились, а телефоны у нас украли. Понял?
- Хиленькая версия, Митрофаныч. - постарался урезонить коллегу Николай Петрович, - Получше ничего не мог придумать?
- Поздно думать, Петрович, поздно! Делай, что говорят! - прорычал Алексеев.
Минуты шли, но подходить к ним больше никто не спешил. Немного успокоившись, Алексеев приопустил запотевшее окошко со своей стороны и попытался разглядеть происходящее в полицейском автомобиле. Видно было, как обычно спокойный и невозмутимый, Олег оживлённо жестикулирует, похоже, доказывая что-то сидящему рядом инспектору. Прошло минут десять, прежде чем они оба вышли и направились обратно к машине.
- Бардак полный, Валентин Митрофаныч! - заговорил возмущённо Олег, чуть не по пояс просунувшись в салон. - Повязали меня, представляете! Алкотестер сработал, сейчас на экспертизу повезут.
- Ты что, пил, придурок?!
- Никак нет, Валентин Митрофаныч, как можно! Я капли в рот не беру, Вы же знаете!
- Знаю, знаю, - проворчал Алексеев, обдумывая возможные пути преодоления неожиданно возникшего препятствия.
- Денег давал? - спросил он шёпотом, косясь глазом на стоящего чуть поодаль лейтенанта Зайцева.
- Ага. Чуть в браслеты не заковали!
- Что делать будем? - спросил Алексеев после того, как одна из полицейских машин, увозя в тёмном чреве крепыша Олега, скрылась за углом.
- А что, у нас богатый выбор? - съязвил Николай Петрович.- Давай жребий бросим - ты за руль или я за руль! Вот до того лба с полосатой палкой как раз и доедем. Гля, как зыркает. Так и хочет, небось, нас за Олегом вдогонку отправить.
- Боюсь, если я им дуну, у них прибор сгорит. Чёрт, ну что за непруха, Коля!
- Ха! А давай, может, этого лба попросим прокатить?
- Шутки шутишь? Коля, нам не до шуток! Нас люди ждут. Когда теперь Олега отпустят! Да и отпустят ли вообще? Надо же, как самих вдруг коснулось! Мля, говорил я этому шуту гороховому, оставь хоть пару промилле на погрешность прибора! А он - морду кирпичом и упёрся рогом. Ни в какую! Ноль и всё тут! Как это, говорит, раньше приборы точные были, а сейчас вдруг испортились? А я физик, Коля! Это ты „швондером“, Коля, всегда был, а я - физик. Я знаю, что приборов без погрешности не бывает! Не! Бы! Ва! Ет! Даже атомные часы, Коленька, не абсолютны. А раньше приборы ноль показывали, Коля, наоборот, потому что они гавёные были. Не хватало им, Коленька, порога чувствительности, чтоб рюмку водки засечь. Сам помню, помоложе был, проверял. Даже две иной раз рюмки - один хрен зелёная на приборе горит. Но ему разве, дубине, втолкуешь!
- Кому ему-то, Валя?
- Кому-кому! Кто у нас на затеи горазд? Главному диспетчеру нашему…
- Кому-у-у?!
- Ой, Колюня, прости! Я всё забываю, что ты ни хера не въезжаешь в теперешнем раскладе.
Нас теперь, Коленька, с лёгкой руки этого их... главного... ну-у, как его, все забываю! Тютькина, Тучкина, Сучкина? В общем, окрестил он нас, Коленька, всех диспетчерами. Вот и повелось. Власть, говорит, это не положение, не статус, не идол. Власть, говорит, это работа. Простая, обычная, говорит, работа. Власть, говорит, Коленька, это диспетчер и не более. И ответственность, говорит, власть должна нести тоже реальную, как настоящий диспетчер. Рублём, говорит, и, не приведи, говорит, господи, свободой. Почему, говорит, если у авиадиспетчера самолёт упал - его за решётку, а у власти экономика упала - так её на повышение?!
Вот и наш, Коленька, „главный диспетчер“ скольким водителям жизнь поломал своими дутыми промиллями, а сам вон весь счастливый и в чистом! Ходит, мля, улыбается, засранец!..
- Гы-ы! Слышал бы он тебя сейчас, Митрофаныч! Эк ты на него набросился вдруг. Ты ж, небось, так не хорохорился, пока тебя жареный петух не клюнул. Надо же, главный диспетчер! Ха!
- Да ты чего, Николенька! Его теперь даже „сам“ этим погонялом величает… - сказав так, Алексеев посидел, помолчал немного, и, громко рыгнув, распахнул дверцу машины. - Ну что, Петрович? Пошли, что ли, тачку ловить?
- Не кручинься, Коленька, - утешал Николая Петровича Алексеев, когда они подъезжали к оперному театру. Не нам одним досталось на орехи. Бизнесу тоже несладко. Заседателям-то, прикинь, обидно стало, что их одних прищучили. Сразу, как „контролеры“ и предсказали, Коля, моментально кинулись „жизнь налаживать“.
Либералы так прямо шакалами завыли. Ну-у, ты же их, крикунов, знаешь!.. Особенно шеф твой, Коленька, воем зашёлся. Он ведь, ты сам знаешь, что твоя течная сучка - альфа-самца за версту чует.
- Гы-ы, ага. Видел я его сегодня на „броневичке“ с „шашкой“ наперевес. Хохма!..
- А я тебе про что! Он орёт, а остальная свора подтявкивает. А чего это, вопят, если страну в девяностых грабили все кому не лень, то сидит один Ходунковский? Давайте разбираться, орут. Если трехпалый перед страной, как хан Мамай пред стольным градом стоял и дланью своей трёхпалой махал - грабь, мол, кто смел и удал. Так все и грабили. Пусть теперь, вопят, все олигархи отчитаются, честно ли свои капиталы нажили.
Тут сразу „Едрёная держава“ подсуетилась. Законопроекты пачками сыпали. Тоже всем богатым устроили и „невыезд“ и „потолок зарплаты“, как у них самих. Пусть, говорят, тоже получают только в десять раз больше, чем их работники. Нечего, мол, жиреть на народном горбу. Прикинь, Коля! Кто бы мог подумать! В общем, устроили им полный „Оллинклюзив“, как в пятизвёздочном отеле. Внутри жри сколько хошь, а выносить из страны нельзя. Три банка выделили, через которые финансовые сделки с заграницей проходят. Аудитора на каждую сделку. Не вернулись деньги или товары в страну - пеняй на себя.
Так что не робей, Коленька, мы с тобой ещё неплохо устроились. Надо перетерпеть чуток, и всё у нас наладится.
Такси плавно притормозило у театра.
- Ну всё, Коля, хватит лирики. - спохватился Валентин Митрофанович и внимательно оглядел большой сквер перед театром. - Теперь о деле.
Он придвинулся вплотную и зашептал прямо в ухо Николаю Петровичу.
- С человеком не говори. - припоминал Николай Петрович строгие наставления, приближаясь к тёмному силуэту в глубине сквера, - Аккуратно возьми телефон. «Мля! А так ведь и подмывает спросить у телефона, понравилась ли ему опера!» Веди себя, как человек, только что получивший безмерное удовольствие на любимом спектакле. Но не переигрывай, Станиславский! И сразу домой! Понял?! Никуда, слышишь - сразу домой. Анжеле привет. Всё, старичок, с богом! Береги себя...
Стояла ночь. Морозная, трескучая февральская ночь. Звёзды на небе были настолько яркими, что даже за непроницаемым светлым маревом уличных фонарей казались величественными и божественными. Однако сморщенный седой старик, давно привыкший доверять навигатору больше, чем подсказкам небес, мчал своё такси, не выказывая к звёздам ни малейшего интереса. Плевать ему на звезды, плевать на фонари, плевать
