Сны у Коллинских ворот. Книга 1. "Три Мира"

вспоможение от нас и нашего раба по его хозяйству будет.
— Марчелла, от нашего дома до дома моего отца больше десяти миль. Каждый день не наездишься. Отец старый, ему одному хозяйство не потянуть.
— Так мы почти все сами делать будем, ему только за рабом присматривать.
— Марчелла, ты через двор из своего дома в хлев лишний раз пройти не желаешь, а то к отцу ежедневно ездить. Если так, как ты задумала исполнять, то придется старику волочь на себе все хозяйство. А ты приедешь только два раза на год: садить урожай и собирать. Я с ним на подобную тему разговаривал как-то, он не хочет с этим связываться.
— Ну, и ничего не случится, если твой Педро иногда поработает, — повысила голос Марчелла. — Все равно сидит как пень дома.
— Послушай, ему скоро семьдесят лет. Почему он должен за тебя на грядках гнуть спину?
— А ему трудно сыну помощь оказать?
— У него и другие дети есть, более бедные, — вступился за отца Мигуэль.
— О, тоже мне богатей нашелся! Сидит с пустым кошелем и считает себя состоятельным. А братья твои такие же бездельники, как и ты. Весь ваш род лодыри, поэтому и нищие. Еще и я в этот ваш вонючий домен влезла, — завелась Марчелла.
— Не кричи. Мне на службу пора. Я сегодня к отцу съезжу, проведаю, как ты мне советовала, — немного испугавшись, ответил муж.
— Чего тебе переться к этому старому придурку Педро? Чего ты у него забыл? Туда ж ехать больше десяти миль. Какой толк в твоих поездках? Опять с этим выжившим из ума стариком бырло или эль пить? Нажрешься бырла — потом поганишь воздух всю ночь, что дышать в доме нечем. А эля налакаешься — обмочишь всю хату снаружи, мочой воняет. Пьяный в дом не приходи, спи или со скотиной в сарае, или там, где пил.
Мигуэль с радостью покинул стены дома и, наслаждаясь тишиной, ехал на службу. «Сегодня, ближе к вечеру, приедет Клавдий осматривать двух пленников-дикарей. Необходимо их внешний вид привести в порядок: выбрить, остричь, в терме вымыть. Негоже сыну императора стоять подле двух смердящих оборванцев.
Хоть бы Себений к этому моменту прибыл, а то что я расскажу его августейшеству про этих готов? А там пусть выставляют их хоть в цирке, хоть в ипподроме. И что такого Себений в них диковинного нашел, что волок их из-под самого Белона? Люди как люди. Ну, одеты не по-нашему, даже не по-готски и не по-республикански.
Видно, некое барбарианское неведомое северное племя. Так это ж не повод месяц тащить их на телеге в столицу. Пускай сам августу рассказывает о необычайности этих двух», — рассуждал в дороге охранник.
***

Четыре здоровенных раба поставили крытые носилки на брусчатку около цирка. Еще человек двадцать воинов из личной гвардии Клавдия остановились рядом. Один из невольников откинул полог материи, служащей дверью, и мужчина лет двадцати пяти в дорогой пурпурной мантии ступил из лектики на мостовую. Себений, Густаво и Мигуэль, опережая друг друга, спешили засвидетельствовать свое почтение прибывшему гостю. Два последних оказались более проворными и торопливым шагом, опередив старого легионера, приближались к августу.
Клавдий ленивым взглядом окинул вокруг, ни на мгновенье не задержавшись на приближающихся работниках тюрьмы. Один из свиты произнес: «Будущий император, какими новшествами на этот раз вас соизволят порадовать подчиненные?» Клавдий проигнорировал вопрос, а за него ответил один из гвардейцев: «Говорят, привезли неких двух новых дикарей, доселе невиданных в наших краях». «Этих что ли?» — кивком головы Клавдий указал на почти бегущих к нему Мигуэлю и Густаво. Присутствующие засмеялись, а старший сын императора направился в противоположную от них сторону. Охранник и его начальник переглянулись. «Может, чего мы не так сделали?» — спросил Мигуэль. «Сейчас узнаем», — ответил Густаво и замедлил шаг. Они стали медленно приближаться к группе гвардейцев, один из которых вынул гладиус из ножен, направил его на Мигуэля и произнес: «Куда прешь, осел? Не видишь, его августейшество размышляет». «Ты рот закрой, когда тебя не спрашивают, — ответил Густаво. — А то попадешь ко мне в гости, посидишь дней пять на одной воде, сразу научишься со старшими разговаривать. За годы моей службы много таких сопляков при дворе хорохорилось, а как час в пыточной камере побудут, так сразу коричневое пятно сзади туники появляется.
Потише, а то укорочу не только язык, но и жизнь». «А какого полета ты есть птица? Будешь на меня каркать, так я не язык, а туловище повыше плеч укорочу», — не унимался гвардеец. Ему не громко ответил один из товарищей: «Это начальник тюрьмы».
Наступило неловкое молчание, которое нарушил подошедший Себений: «Скажите сударю Клавдию, что я прибыл». Наследник престола, не подходя к основной группе, повернул ко входу в цирк и медленно зашагал.
Цирк и ипподром в Орисе имели мало отличий друг от друга.
Их можно назвать одним словом — «амфитеатр». Различие заключалось в том, что ипподром был гораздо больших размеров и имел овальную форму в основании. Он предназначался для гонок на колесницах. А цирк был круглым. В нем проходили гладиаторские бои и театральные представления. Сейчас в цирке готовились к зрелищам. На земле внутри каменной чаши разместились всякие экспонаты. Зрителям выставили напоказ клетки с различными животными, диковинные растения, плоды, которые вынесли переезд из разных частей империи. Здесь же стояли статуи, предметы искусства, военные трофеи. В общем, всякая всячина, которая потешает обывателя в любом обществе.
— Что это за люди с тобой? — впервые обратился Клавдий к Себению.
— Это начальник тюрьмы Густаво, — ответил командир центурии. — Да вы его уже раньше видели.
— Не помню, и мне в этом нет необходимости.
— Как вам будет угодно, — Себению стало неловко, разговор происходил в присутствии работников пенитенциарного заведения. — Он готовил этих варваров к выставке в цирке. Не мог же я их держать трое суток в военном лагере, это ж военный объект.
Зачем там глаза чужаков. Мало ли что.
— А второй?
— Его помощник.
— Ладно, пойдем смотреть, — произнес Клавдий. — А это далеко?
— С западной стороны чаши, с полтысячи шагов отсюда, — ответил Себений.
— Далековато, — заметил наследник трона, обратившись к одному из своей свиты. — Скажите рабам, пусть подадут носилки.
Процессия переместилась метров на триста. Клавдий покинул свой транспорт и стал, лениво прохаживаясь, выслушивать комментарии Себения. Они поочередно подходили к каждому экспонату. При этом лицо у августейшей особы становилось все мрачнее и мрачнее, пока они не подошли к клетке с Андреем и Сашей.
— А это что за две белые обезьяны? — брезгливо махнул на них август.
— Это люди из неведомого северного племени, — ответил Себений.
— И что в них неведомого? Таких варваров бегает на той стороне Белона по лесам и болотам, что не сосчитать. Ну, одежда на сиих недоумках странноватая. И не более того, Себений. Понимаю, если б они были карликами или уродцами какими, то плебейская толпа над ними б потешалась. Если бы у них было три глаза или четыре руки, то вокруг этой клетки толпилось бы все быдло из округи, но на этих два белорылых создания нечего глазеть. Обычные варвары. Вытягивай их из клетки и выставляй завтра на гладиаторский бой. Смотри, какие рослые быки. Таким по копью в руки и пусть тешат народ.
— Сударь, смею заметить, эти люди не воины, они отродясь оружия в руках не держали.
— Первый раз в жизни вижу гота, который не воин. Эти безграмотные, тупые создания только и умеют, что грабить, убивать, насиловать. Варварам не ведомы искусства. Они папируса в руках не держали. Весь смысл их жалкого существования — это вторгнуться в пределы империи и заниматься злодейством. Они что ж кисточку держали всю жизнь в руках? — начал монолог сын императора, а все окружение кивало ему головой. — Себений, я очень тобой не доволен. Ты мне в очередной раз привез хлам.
Сейчас много обозов возвращается из территорий. Все что-то толковое везут. К примеру, вчера мне показывали скелет огромного зверя. Видишь, вон там стоит. Так его откопали в пустыне на юге.
Он размером в три раза больше слона. Может, это даже левиафан.
А ты мне каких-то вепрей снова приволок и три птицы. Медведь у тебя в дороге издох. Порадовал, называется, двумя дикими варварами. Только не говори мне в очередной раз, что служил еще у моего деда, что ты воин-ветеран, а не ищейка. Я устал от твоих объяснений. Жителям Ориса нужны зрелища, понял, и молчи!
А этих двух — на арену.
— Я все же хочу возразить. Можно?
— Ну, валяй, ты ж смелый.
— Эти два белолицых варвара не умеют ездить на лошади и никогда не сражались на мечах и копьях, но сильны в кулачных боях, — сказал Себений.
— Себений, подумай своей старой головой. Зачем драться голыми руками, когда для этого имеется оружие? Разве кулаком гладиус перешибешь?
— По-моему, они колдуны или ведуны.
При этих словах Клавдий отошел от клеток на приличное расстояние и покосился на Сашу с Андреем. Себений посмотрел на Густаво, тот на Мигуэля. Последний вытащил из набедренной сумки мобильный телефон Саши и кошелек. Командир центурии показал все предметы Клавдию. Тот заинтересовался, особенно глазом оракула, и задумчиво произнес: «Если эти люди могут видеть через расстояние и время, то их место не в клетке для зверей, а у меня во дворце.
Это интересно, давай с ними побеседуем. Они на мастрийском говорят?» — «Слишком плохо, только так, как смогли изучить нашу речь за месяц», — ответил Себений.
***

—Это стадион?
— Они на своем болботали что-то про цирк.
— Так цирк должен быть крытым, с куполом, а здесь голое небо. Где, по-твоему, гимнастки парить должны?
— Может, они в цирке в футбол играют?
— Ага, а ворота где?
— Как я понял, в их языке слово «цирк» и «представление» —это одно и то же.
— Ну, ты половину языков на Земле выучил, теперь за имперский говор взялся.
— Образованные личности в любом мире нарасхват.
— То-то, я смотрю, ты здесь так востребован, что боятся, как бы тебя не украли, поэтому разместили в клетке от воров подальше.
— А между прочим, клетка эта поприличней, чем та, что везли в дороге.
— Конечно, просторная, чистая, двухместная.
— Мне учительница английского постоянно говорила: «Учите языки, с ними не пропадете нигде».
— Ты слов сто уже выучил?
— Где-то так.
— Как думаешь, что с нами здесь делать станут?
— Масса вариантов. Причем чем бредовее вариант, тем он вероятнее.
— Считаю, что если б просто убить хотели, то сорок дней не тащили бы нас в повозке.
— Они могут убить нас сложно, поэтому на потеху и выставили. Только посетителей нет. Эти все люди вокруг — обслуживающий персонал. Представление начнется позже.
— Не понимаю, почему за все время никто толком с нами не сел, не поговорил, хоть жестами.
— А ты хочешь, что бы сам император к тебе пожаловал? Так империя большая, а ты в ней букашка.
— Пока я вижу только, что какие-то полуголые люди в набедренных повязках таскают все это барахло вокруг под присмотром вояк с мечами. О, кстати, еще одна группа движется в нашу сторону, видишь?
— Угу. Тащат что-то на носилках. Не видно, носилки крытые, с палаткой сверху.
— Наверно, помер зверь в клетке на такой жаре. Несут закопать.
—