каких-нибудь ужасающих событий, но я практически уверена, что никогда не бывала в Греклстью. А своё детство я и вовсе провела в доме моей семьи, с отцом и мачехой. Альдимом и Аломой.[/i]
—Ч-что?! Откуда ты знаешь эти имена? Я ведь и сам вызнал их только хорошенько надавив на служащего в приюте!
Я бы с удовольствием расхохотался в голос, но боялся доломать ноющие рёбра, попутно привлекая к нам внимание вообще всех чудовищ Подземья. Торгар вращал глазами, преисполненный искренней праведной обиды, пару раз мы даже замедляли движение и отставали от остальных, когда Торгар слишком увлекался перепалкой. Чародейка сидела красная как помидор, потерянно вцепившись пальцами в свою роскошную шевелюру - почерневшие пальцы терялись среди каскада волос с зеленоватым отливом, но замешательство девушки оказалось сильнее смущения вызванного их видом. Споры Стуула всё ещё воздействовали на нас и это было самым прекрасным, но Боги - я даже не представляю как остальные умудрялись сохранять молчание. Так или иначе, изрядную часть пути нас развлекает нескладный водевиль излишне вежливой колдуньи и раздосадованного дуэрграра. При этом сам Торгар будучи чрезвычайно щедрым на специфические детали не мог вспомнить или откровенно отмахивался от вполне логичных вопросов - где находился тот приют, как реагировали сослуживцы и как его вообще посетила идея столь радикальных жизненных перемен. Сплошные загадки.
—... а теперь видишь как всё обернулось? Я ведь действительно думал, что нам всем крышка. У нас ведь не принято отлынивать от труда и сомневаться в авторитетах или правилах. Любой подобный поступок это горе и неуважение, как ни погляди... Теперь я колособрак... изгой... в уважаемые члены общества мне путь заказан. Быть может попытать счастья у псиоников или среди серых это мой единственный шанс не загнуться с голода, после того как я посмел покинуть ответственный пост. — мужчина правда был сокрушён. То как он произносил "псионики" и "серые" не оставляло сомнений в презрении к этим кастам, или профессиям - никто не решился прерывать душевные излияния безумца ради внесения ясности в нищую каплю от всех его откровений. Прежде чем затихнуть, голос Торгара наконец смягчается и он примирительно кивает Ханаан, — ладно, прости старика. Ты ведь и правда не виновата... судьба и раньше вынуждала тебя исчезать и появляться без собственного на то желания...
Когда нездоровое веселье проходит, я наблюдаю за течением беседы прикрыв усталые глаза. Грусть и обида спутника просачиваются внутрь вызывая отеческую симпатию, пока я наблюдаю крохотные облачка света. Они так и не прекратили мерещиться мне, пульсируя перед взором. Напротив, теперь, стоило страстям улечься, а разговорам друзей возобновиться, фантомные отголоски света стали ярче, появляясь в тех местах где темнота скрывает их фигуры. Чувствительные во всех отношениях вспышки доносят до меня мимику, эмоции и желания говорящих. По крайней мере те что лежат на самой поверхности. Какого дьявола ты опять натворило со мной, Подземье?
Баппидо вглядывается в темноту. Джимджар корректирует курс, одними лишь жестами. С тех пор как мы покинули аванпост он не сказал ни слова. Всё это время Персиваль вынужден налегать на вёсла. Ахана сидит посередине лодки. Она чувствует, что не знает чем себя занять, но куда горше от её эмоций. Девушка не представляет как может помочь - слабая, маленькая, едва что-либо видящая на расстоянии вытянутой руки. Она достаёт из сумки большое вязаное одеяло. Его изготовила её мама. Девушка перебирает ткань, находя вышитых рыбок, робко поглаживая их и бормочет. Не обращается ни к кому конкретно, просто даёт волю слабому голоску, доселе сдавливаемому давлением, которое на всех нас оказывает Подземье.
—Прошло совсем немного времени с нашего побега. Но мы столько пережили… а некоторые не пережили… Ронд, так и не покинул то страшное место… пускай и умер свободным орком. А вот бедную Эльдет… — слова затихают, оканчиваясь всхлипом и вместе с речью ломается и нечто глубоко внутри — её сожрали те жуткие твари. Она умерла в темноте, без прощания, лишённая последнего слова, совершенно одна! И со мной произошло бы то же самое, если бы мне не помог ты Персиваль! А ещё Баппидо и Аяна! Но никто не смог помочь смелой и доброй дварфийке… А мой… мой голос — я могу кричать, но он остаётся тихим и невзрачным! Истишиа позволяет мне коснуться истока, но я никого не могу им напоить! — причитания жрицы уже не особенно напоминают складную речь - сплошь возгласы и гортанные звуки, словно она тонет и выбрасывает отчаянные оклики когда голове удаётся подняться над поверхностью воды.
Снова и снова протягивая вёсла по озёрной глади без каких-либо видимых усилий юноша вежливо с ней не соглашается. Его голос, мягкий и ровный, будто бы старался стать всем чего спутнице сейчас недостаёт:
—Ты... права. И я мог бы сгинуть там же и любой из нас. Но знаешь без кого мы бы точно никак не справились? Без Тебя, Ахана. Ты исцеляла и подкрепляла нас молитвами неисчислимое количество раз, а спала от неминуемой смерти создавая в пути чистую воду и того чаще. — по тому как он протягивает слова слышно - Персиваль говорит с лёгкой улыбкой. Уверен, она была вежливой и вкрадчивой в этот миг. — Темп наших жизней стал буйным и страшным, с этим все согласятся, но мне хочется верить в то какими не напрасными были жертвы наших павших друзей... Своей отвагой они подарили мне, всем нам, возможность достичь цели, вернуться домой или найти место которое им станет. Покуда жизнь улыбается мне, я не перестану ценить столь щедрый дар. Если нечто и требует нашего повышенного внимания, то это именно выживание и сплочённость - каждый из нас обладает правом на собственный выбор, однако никто больше не должен рисковать так сильно как Тенебрис и Холт.
—Да... так и есть. Ты... знаешь, ты напоминаешь мне моего отца - он тоже неустанно говорил, что всем стоит держаться вместе и помогать друг дружке в трудные моменты. О, папа был несказанно добрым. И никогда не кричал, ни разу, хотя для него в этом и не было нужды -в его голосе всегда были сила и достоинство.
Я невольно хмыкаю, прислушиваясь к этим двумя. Неожиданно в непроглядной темноте окружающих пещер обнаруживается плохонькое, но вполне определённое милосердие - так, сейчас например, никто не замечал сколь обильным был багрянец заливающий щёки Персиваля из-за того сколь проникновенным оказалось услышанное сравнение.
—В любом случае, нам стоит быть благодарными за открывшийся перед нами новый путь, дарующий новые силы и знания ожидающие в Греклстью — бормочет парень несколько бессвязно, в тщетных попытках скрыть волнение, — мне вот, хотелось бы узнать кто такие Дженази Воды. Так ведь Аяна тебя окрестила, когда пыталась втереться к нам в доверие?
Ахана неопределённо мотает головой. В её руках коробка с картами, которую она вертит не в силах открыть.
—Всё не совсем так. Дженази это по большей части просто слово которым принято называть всех от природы приближённых к той или иной стихийной энергии, без разбора люди ли они, эльфы или представители других рас. Но у меня в роду, насколько я знаю, таких никогда не было. Мой папа - человек, а матушка - морская эльфийка. Совсем как Софаль, которую мы повстречали в храме, которая подари мне эту... дурацкую коробку и которой... которой я отдала одну из последних вещей моего отца... — как это часто бывает, приподнятый и весёлый тон девчушки под конец прогибается под грузом мыслей и внутренних тревог, приобретая плаксивые ноты. Лютня, отданная друидке должна была послужить надёжной связью, гарантирующей будущую встречу, но как это часто бывает с дорогими сердцу вещами - даже если ты отдаёшь их в надёжные руки бывает трудно сносить боль по мере того как связующая ниточка натягивается. Невыносим и прекрасен дар - дробить и дарить по кускам своё сердце. Отчаянно желая добраться до содержимого, Ахана устаёт ковыряться и остервенело трясётся коробочку находясь на грани истерики, как вдруг через щель выскакивает одна единственная карта. Яркий прямоугольник проплывает по воздуху, словно отсоединившись от общего целого, и плавно опускается в руки жрицы. Стараясь разглядеть всё как можно лучше, девушка подносит карту к самому носу, изучая взглядом нарисованные морские просторы. Вдалеке виднеется крупный красивый парусник, но всё омрачает вид безутешной женщины на переднем плане. Вцепившись в бревно или треснувшую мачту, мокрая фигура дрейфует и лицо её покрыто слезами горя.
В этот момент, ощущения спокойствия, отдохновения и волнующей грусти исходящие от лодок сменяются чем-то чуждым. Я начинаю чувствовать голод. Чужой голод. Животное, буйное желание убивать сквозит из-под толщи вод. Что-то скрежещет по дну лодки Персиваля и вот мы оба с двух сторон окликаем товарищей, призывая их браться за оружие. Тенебрис заходится ругательствами, в надежде хоть немного подлатать механические суставы, Ханаан всматривается в муть по лодкой, словно её чудесные глаза способны видеть и через неё и тогда всех нас сотрясает сильная вибрация.
Тёмное облако скользит под водой, приближаясь к лодке шедшей во главе процессии. На секунду оно замедляется, когда чародейка швыряет под воду какое-то заклинание. оказывается достаточно, чтобы спутники успели вцепиться в края грибной шляпки вжимаясь в круглое выдолбленное в ней донышко. Чудовищная сила посылает лодку в полёт, вздымая волны своим появлением. Существо с белёсой кожей и тёмными спутанными волосами сверкает кровожадным оскалом. Гуманоидная фигура вздымается из воды, раза в три превышая Принца Дерендила. Взмах тяжёлой лапы заставляет одну из лодок подняться вертикально, отчего Ахана и Джимджар кубарем скатываются, оказываясь под водой.
Продолжая залечивать раны в корпусе, Тенебрис отдаёт зачарованный арбалет Сариту, и протягивает руку, чтобы вытянуть гнома. Волшебное мерцание всё ещё покрывает Ханаан, которая направляет ладонь в сторону огромного тролля, в которого тут же ледяной хваткой вцепляется колдовская длань. Замечая подлый манёвр подводного существа, я налегаю на вёсла, вознамерившись свести судёнышки вместе и увязать колышки на грибных шляпках. Если лодки станут плавучей
