Наконец, Комлев, явственно похрустев извилинами, ответил Волобуеву, что внимательно слушает. Ну, тугодум, Комлев – что теперь поделаешь, природа его такая. Поэтому он и пошёл на работу консьержем, окончив месячные курсы. С его прямыми руками другой работы не найти, а на этой работе главное пунктуальность и купаться хотя бы раз в неделю, чтобы сильно не вонять.
- Молоток, брателло, - одобрительно заговорила трубка. – Ты Петрович, и я Петрович. Это значит что? Отвечаю – все Петровичи должны помогать друг другу. Ты готов помочь своему брату Петровичу? За тысячу рублей …
- Что надо сделать для брата Петровича? – осторожно поинтересовался немного тормозной консьерж.
- Правильный вопрос! – захохотала трубка. – Уважуха тебе от меня лично. Я, понимаешь, только что приехал в Москву. А у меня багаж небольшой. Два чемодана … ладно, каюсь, шесть чемоданов. Так вот, Петрович. Я погрузил три чемоданчика в такси и дал адрес, так ты прими мои шмотки-обормотки, по-братски. Ну, и дотащи их до моей квартирки. Там и брось возле лифта. Никто их не тронет. А почему? Потому, что мы с тобой Петровичи и нас все бздят. Гы-га-га. Тебе шоферюга-таксист отдаст тысячу … бери её и ни в чём себе не отказывай. Говоришь, где ещё три чемодана? Они чуть погодя подъедут. Потом и их примешь, по-братски. А я поеду к одной своей … хм … деловой партнёрше. Дела-делишечки, понимаешь, у меня с ней образовались совершенно неотложные. Сразу три дела. Ну, ты понимаешь, когда вынимаешь? Гы-га-га..
Комлев согласился по-братски за тысячу рублей помочь жильцу с пятого этажа. Петровича даже не удивила несуразно большая сумма денег за работу, не требующую особого старания. Всего-то за эту шабашку ему посулили два месячных оклада. Другой бы человек задумался, но Петровичу думать не интересно. Устав думать, Комлев стал ждать приезда такси, погрузившись в полудрёму.
Дальше происходило всё, как два Петровича договорились. Приехало такси. Шофёр сгрузил три чемодана на колёсиках и отдал Петровичу тысячу рублей. Дальше дело техники: Петрович со скоростью арабского жеребца (за тысячу можно и побегать) дотащил довольно тяжёлые чемоданы сначала до своего закутка, где сидит консьерж, а потом на лифте отвёз чемоданы на пятый этаж, где оставил их возле лифтовой шахты. Действительно, кто их возьмёт? Осталось ждать приезда ещё трёх чемоданов Волобуева, чем слегка тормозной консьерж и занялся: сидеть в своём закутке и чего-то ждать с полным отсутствием сознания во взгляде – это Петрович мог делать замечательно. За это ещё и деньги ему платили.
Сидел так Петрович с остановившимся взглядом, сидел, и не знал, какие страсти разгорались в квартирах его подъезда: кому-то очень хотелось выгнать на улицу всех жильцов, кроме обитательницы квартиры номер двадцать семь.
Нравилось Петровичу наслаждаться бездействием, оттягивая момент, когда потребуется прилагать силы. Лучше всего молчать и ничего не делать именно утром. И не просто молчать, а отказаться от отравления мозга дурной информацией, мутным потоком льющейся из каждого угла. Самое то – сидеть наедине самим с собой, со своими тягучими мыслями, сосредоточившись на своём дыхании. Для этого надо просыпаться как можно раньше и смотреть, как просыпается город. Не надо в такой момент позволять разуму вспоминать прошлое или строить планы на будущее – это всё мысленный онанизм.
От полного ухода в самого себя консьержа отвлёк звук открывающейся двери на первом этаже. Петрович уже по звуку мог определить, какая дверь в этом подъезде открывается. Консьерж на несколько градусов повернул голову, чтобы убедиться в том факте, что ему не послышалось - это вышла из своей квартиры номер 21 бабушка Шмуль Генриетта Марковна.
Бабушка на вид между восьмьюдесятью и девяносто годами, но, как ни странно, на голове у неё буйно кудрявились окрашенные в пшеничный цвет волосы, спадающие до самых плеч. Бабулька не заморачивалась должным уходом своей причёски, поэтому волосы её слиплись в дикое месиво, требующее расчёски, а то и ножниц. Бабка имеет злое лицо, а её грива только дополняет образ неприятного человека.
- Здрасьте, - поприветствовал со своего места пожилую бабушку Петрович, но Генриетта Шмуль, даже не посмотрела в его сторону, а быстро выскочила во двор. При этом свой костыль она держала в руках, но им не пользовалась по назначению. Суровая старушенция: смягчить её может лишь мясорубка.
Пожилую, мелкую и худосочную хозяйку двадцать первой квартиры Комлев совсем не жаловал. «Злые языки» поговаривали, что она ничего, кроме травы не ест, а траву жрёт, как комбайн «Ростсельмаш». «Добрых языков» в подъезде не водилось. Ещё и имя бабульки «Генриетта» ассоциировалось у Петровича с чем-то вредным и неприятным. То ли дело имя «Феодора», как у хозяйки двадцать четвёртой квартиры. Оно казалось Петровичу приятным, круглым и мягким, подходящее имя для пышнотелой хозяйки квартиры номер 24, красота которой ушла в сиськи и бёдра. О, какие у неё выдающиеся регионы южнее экватора! Ещё бабку Шмуль периодически клинит. Тогда она шаркает своими ходулями по подъезду, трясёт головой, дико хохочет и всем, кого поймает, подробно рассказывает об окончательно погрязшем в коррупции пенсионном фонде.
Бабушка Шмуль выперлась на улицу в такую рань не просто так, а по необходимости. Буквально двадцать минут тому назад ей позвонили из районной поликлиники и поинтересовались, почему не видят её возле кабинета номер 18. Как же так? Специально для таких уважаемых ветеранов, как Г.М. Шмуль в поликлинику прибыло медицинское светило академик Родимчиков, а Г.М. Шмуль светило отправило в игнор, не явившись под его светлые очи. Лечиться будем или на измену бабушка села?
- Так откуда мне знать, что Родимчиков приезжает, - с нотками раздражения заявила старушка. Кажется, появилась новая тема поругаться с поликлиникой. На языке уже крутился матерный вопрос.
- Как же так? Вам вчера направлялась СМС-ка с этой информацией, - ответила поликлиника. – Вы, наверное, позабыли о светиле, поэтому мы вам напоминаем.
Вот те на! Генриетта Марковна покопалась в сообщениях, пришедших на её смартфон, и … увидела такое сообщение. Оно отмечалось, как прочитанное. Твою водокачку: у меня ещё и склероз – возмутилась Г.М. Шмуль. Надо лечиться: как минимум прокапаться, а то нервы ни к чёрту. А сейчас край как надо, аллюром в три креста, мчаться в родненькую поликлинику. И обязательно костыль прихватить – вот этот, что потяжелее.
Расчёсываться Генриетта Марковна не стала, ибо надо торопиться к светилу, самому Родимчикову. Это тот самый Родимчиков, написавший эпохальный труд по проблемам лечения заднепроходных столбов и крупнейший специалист в области пропердиназы. А ещё он шарит в дифилобатриозе.
Шмуль не стала в фойе здороваться с консьержем. Кого бы приличного приветствовать, а сегодня дежурит бздышик Петрович, телосложение которого скорее напоминает теловычитание. Он тупой, как сибирский валенок. И бездельник, совершенно не избалованный образованием. Где-то я читала – чтобы заснуть, надо перестать думать. Так этот работничек херов всё время спит на ходу. С Петровичем даже поговорить не о чем – в болезнях он совершенно не петрит. Дятел он: пёрхуй от червухи не отличит, а жижку от щипицы. Однажды, Генриетта за неимением приличного собеседника, хотела поговорить с ним о волосатом языке при сифилисе, чем не тема, так он молчит и только быстро моргает своими ресницами. Воспарить с их помощью, наверное, хочет. Да, и чёрт с ним, с Петровичем.
Шмуль, крепко держа в правой руке костыль, шустро двигалась курсом к поликлинике. Душа её уже радовалась и предвкушала отсидку в очереди среди таких же пенсионеров и пенсионерок. Имелась надежда просидеть в очереди часа два, а то и все три. Если четыре или, если повезёт, пять часов, то просто замечательно. Самое лучшее изобретение Минздрава – это очереди в поликлиниках. Во-первых, стены медицинского заведения сами по себе лечат страждущих. Во-вторых, в очереди происходит высококультурное общение на самую важную тему, какая только есть – на тему болезней: очередь подскажет, как лечить любую болезнь. В-третьих, можно всласть поругаться с неадекватами и даже подраться. Вот для этой цели и нужен костыль. Сегодня в поликлинике намечается веселье. Кое-кого ждут неприятности. Значит, передвигай лапками бабушка быстрее, неприятности же ждут!
Очередь в поликлинике – это вам не толпа народа, а самоорганизованная система. С научной точки зрения данная очередь состоит из предварительно записавшихся больных, из повторных больных, из тех «кому плохо», из откровенно сумасшедших, которые сами не знают, зачем сюда пришли, и уродов, которым «только спросить». Больше всего Г.М. Шмуль не любила толькоспросильщиков – они хуже сумасшедших. Это самая хитрожопая братия, так и норовящая без очереди пролезть к доктору. А вы думали, зачем бабушка берёт с собой костыль? Вот именно: костылём можно настырного толькоспросильщика пере***ть, то есть не пустить того к доктору.
Взглядом тухлой рыбы Петрович проводил пенсионерку Шмуль до выхода из подъезда: торопится дурная бабка – пёрышко её в задницу, чтобы быстрее летела. Он хотел опять углубиться в себя, но услышал хлопок от закрываемой двери на четвёртом этаже, а затем быстрый топот двух пар ног. Ага, это вниз бегут Федя Сомов и его гость Дима. С какого бодуна их так таращит? Ребята бежали, как ошпаренные. Это с чего они так? А с того, что в руке Федя держал смартфон, включённый на громкость, из которого лился голосок его мамы.
[justify] Обычно мамочки, звоня своим чадам, интересуются, надело ли чадо шапку в мороз, не голодное ли чадушко и говорят прочие ути-пути. Но мама Феди почему-то выражений не выбирала, а обкладывала Федю изысканными словесными оборотами. Она, используя ненормативную лексику, настойчиво предлагала своему сыночку бежать на занятия в бассейн, за который плачены деньги, и не путать хер с яичницей. Если чадо не побежит, вот прямо сейчас, бросив
