Мне не давало покоя предстоящее дело, на которое мы подписались, и я решил ещё раз поговорить об этом с Длинным.
‒ Может откажемся, пока не поздно? Чё то мне этот гусь не понравился. Не хочется для какого-то бандоса деньги зарабатывать. Да и опасно это всё. Тут интернационалисты очень серьёзные, небось видел в криминальных новостях.
‒ Этот гусь ничем не лучше нашего Чижика. С ним-то мы работали и совесть нас не мучила.
Я не сразу понял, о каком Чижике, говорит Длинный, и улыбнулся, когда наконец-то дошло.
‒ А на счёт денег , так мы для себя работаем и ни для кого больше. Если попутно с этого получат Антоха, Ванька этот и кое-кто из наших пацанов, не вижу в этом ничего плохого. Что касается риска…так это для меня основной мотив, чтобы жизнь острее чувствовать. Вот ты как себя ощущал после того, как с парашютом прыгнул?
Я поднял к верху большой палец.
‒ Вот, а я никак…Для меня это был опыт повторённый в двадцатый раз. Здесь есть что-то новое, город хотя бы, люди будут новые. Я бы и риском это не назвал, но хоть немного взбодрит. А ты, Санёк, очкуешь что ли?
‒ Не очкую, но немного волнуюсь за завтрашний день, да и тип этот из головы не выходит.
‒ Забей Саня! Никогда не думай сегодня о том, что будет завтра, а приняв решение, забудь о других вариантах. – Длинный сказал эту фразу выразительно с апломбом, словно его речь снимали на камеру, для показа по телику. В сущности, так оно и было. Он знал, что сейчас я пишу всё это на свою плёнку, которую буду периодически просматривать в течение всей своей жизни.
Первым нашим клиентом оказался директор большой сети кондитерских. Мы добрались до его кабинета точно тем же проверенным способом, как и делали это у себя в городе, не прибегая к помощи Ивана.
Сухощавый, по простецки одетый в серый пиджак и джинсы директор совсем не смотрелся на огромном кресле, отделанном белой кожей. Казалось, что случайный человек просто присел на трон большого господина пока того нет на месте. Он недоверчиво обшаривал нас розовыми острыми глазками. На своём веку этот пожилой мужик повидал много всяких ходоков, среди которых были и такие как наш давешний знакомый Иван. Он выставил вперёд маленький пальчик одетый в обручальное кольцо, мол подождите, я сейчас, а потом этим же пальчиком нажал на красную кнопку большого аппарата на столе.
‒ Светочка, я освобожусь минут через десять. Пусть ко мне Любовь Ивановна и Сидоров зайдут!
‒ Хорошо, Михаил Петрович! – ответил аппарат приятным женским голоском.
Оценивая тактичность директора, намекающего на то, что у нас совсем немного времени, а так же его напряжённость и усталый взгляд, я был почти уверен, что мы близки к провалу.
Длинный тоже понял намёк директора и пошёл по самому короткому пути.
‒ Михаил Петрович, я вижу, что вы человек занятой, поэтому перейдём сразу к делу. Буду откровенным, мы пришли просить у вас денег.
Длинный замолчал и, как бы извиняясь, развёл руками. Я был обескуражен таким вступлением. Мне показалось, что мой друг намеренно нарывается на отказ и досрочное завершение разговора. Опять мне показалось.
Каменное лицо директора вдруг ожило и потекло в улыбке, обнаруживающей симпатичные ямочки на его щеках.
‒ Вот так вот значит? Признаюсь, так ещё никто не начинал, хотя очень многие приходят сюда именно с этой целью. Ну что ж, спасибо за откровенность и за экономию времени от ненужных прелюдий. – директор ещё раз хмыкнул и хитро посмотрел на Длинного, словно прицениваясь к нему.
‒ Давайте я отплачу вам за откровенность откровенным вопросом. А с какой стати я должен давать вам денег?
‒ Ну раз уж мы начали откровенный разговор, то и продолжим в том же духе. Объективных причин почти нет. Во-первых: вы нас впервые видите, а то, что мы в инвалидных колясках не даёт нам права попрошайничать в высоких кабинетах. Во-вторых: мы не из вашего города, а представляем маленькое сообщество ветеранов из Тюмени, коих в Ё-бурге достаточное количество.
‒ Эко вас занесло, парни. Да уж точно, говорите так, что прямо не за что зацепиться, ну всё равно уже заинтриговали. – Директор положил голову на кулаки, чуть подавшись вперёд, а Длинный тем временем продолжил.
‒ Как я сказал организация небольшая всего сто шестьдесят человек. Совсем недавно решили создать фонд для помощи парням, которые нуждаются больше всего. В Тюмени собрали больше трёхсот тысяч, и почти все деньги ушли на помощь со здоровьем и на решение жилищных вопросов. Там мы обошли почти сто организаций. Помогали кто как мог, но живые конторы к сожалению закончились поэтому заехали в соседний город. А почему бы и нет?
Длинный говорил короткими предложениями, без эмоциональной окраски, словно рапортовал.
‒ Фонд нигде не зарегистрирован, учредительных и отчётных документов нет. – Он продолжал усиленно топить, наше предприятие, на что директор тяжело вздохнул и развел руками, мол, на что же вы надеетесь?
‒ Вот прямо так, на честном слове и держитесь? И дают? – сощурившись ухмылялся он на Длинного.
‒ Кто-то даёт, кто-то нет, но мы и не обижаемся. – Здесь Длинный намеренно слукавил, ведь нам ещё никто не отказывал.
‒ А на счёт честного слова, то это в нашем деле самая лучшая расписка. Зачем давать деньги тем, кому не веришь, пусть они даже кипу бумаг тебе с красивыми печатями предъявят. Ведь всё же здесь написано. – Длинный сделал козочку из пальцев и поднёс её к своим глазам. В нашем городе нам поверили, в нашей организации нам тоже верят. На этом и стоим и только поэтому и работаем. Поверьте, для нас с братом деньги не главное. На жизнь нам и так хватает, а с этого фонда мы имеем только небольшой процент с вырученных денег. Всё остальное распределяется на парней. Хотя это уже слова, в которые вы можете верить, или нет.
Аппарат на столе заверещал приятно ненавязчиво.
‒ Да, Света.
‒ Михаил Петрович, тут к вам пришли, как договаривались.
‒ Пусть ждут. Принеси нам…‒ он щёлкнул пальцами и обратился к нам. – Кофе, чай?
Мы хором ответили, что будем кофе.
‒ Три чашечки кофе. – Директор, кивнул аппарату, улыбнулся и внимательно посмотрел на меня, а потом снова перевёл взгляд на Длинного.
‒ Знаете, что парни? Может это конечно маркетинговый ход, но ваша откровенность меня подкупила. Признаться вам я на девяносто процентов знал результат этой встречи, ещё до того как вы здесь появились. Но сейчас я поменял решение. Если я вас правильно понимаю, вы просите поделиться суммой, которую мне не жалко?
‒ Абсолютно точно! – Длинный кивнул головой.
Директор подошёл к шкафу, достал оттуда большой чёрный портфель и поставил его на стол. Щёлкнув позолоченной пряжкой, он открыл портфель и извлёк из него кожаное портмоне. В этот момент в кабинет залетела Света, словно школьница маленькая и одетая так же в белую блузку и чёрную юбку ниже колен. В руках у неё был поднос с кофе и булочками. Михаил Петрович подождал, пока секретарь расставит чашки и выйдет из кабинета и только потом продолжил манипуляции с портмоне. Он достал оттуда пачку денег и отсчитал несколько красных купюр.
‒ Не хочется позорить имя, а тем более город…- он протянул Длинному пачку. – Думаю пятидесяти будет достаточно.
‒ Более чем! – восторженно ответил Длинный.
Я вам верю, парни, и хочу, чтобы всё у вас получилось. – Он улыбнулся, и глаза у него стали тёплыми и блестящими.
‒ А сейчас давайте кофе попьём. Вот пробуйте наши булочки, между прочим фирменный рецепт.
Мы ещё битые полчаса сидели в кабинете директора. Длинный так искусно льстил булочкам, что директор распорядился, чтобы Света принесла ещё. Длинный предложил директору открыть в нашем городе филиал, на что тот обещал серьёзно подумать.
‒ Если что, обращайтесь. Сделаем всё, что в наших силах. Мы уже более- менее всех знаем и конкурентов ваших, которые честно сказать и не конкуренты и с поставщиками хорошими можем свести, и клиентуру вам подгоним. – Заливался Длинный, поедая пятую подряд булочку.
Мы попрощались очень тепло. Директор открыл нам двери и пожал руки сначала мне, потом Длинному.
‒ Спасибо Вам! – говорили мы по очереди.
‒ Это Вам спасибо, парни. Нет ничего лучше, чем приподнятое с утра настроение.
Когда, мы словно две важные персоны вальяжно катились на выход, в приёмной не было ни одного свободного стула. Этим утром мы оказались для директора важнее, чем все его подчинённые и повседневные заботы.
Внедорожник «Сузуки» тупой мордой упирался прямо в крыльцо проходной. Широкие приветливые лица Антона и Ивана светились, бросая оранжевые блики на лобовое стекло.
‒ Они бы нас ещё почётным караулом у проходной встречали, ‒ недовольно прошипел Длинный, с трудом открывая тяжёлые стеклянные двери.
Антон выпрыгнул из машины и неуклюже поскакал нам навстречу.
‒ Сейчас молчи, я сам всё скажу, ‒ процедил Длинный сквозь зубы, не поворачивая головы, когда мы пересекали тамбур.
В машине воняло жареными семечками, и весь пол под передними сидениями и между ними, был усыпан белой кожурой. Парни видимо утомились нас ждать.
‒ Ну чё, как сработали? – протарахтел Иван, повернув к нам опухшее лицо. Наверное, такой же вопрос он задавал раньше в лихие годы, когда встречал пацанов с очередного налёта.
‒ Удачно! – улыбнулся Длинный. – Двадцатка как с куста.
Я вовремя остановился, чтобы не посмотреть на друга с удивлением. Для меня было неожиданностью, что он решил занизить размеры выручки.
‒ Двадцать, всего? – скривил губы Иван. – Слабовато!
‒ Всего?! – удивлённо спросил Длинный. Для нас это очень даже ничего. Судя по довольному лицу Антона, он тоже считал, что двадцать это очень даже ничего.
16
Следующим пунктом нашего маршрута оказалось бюро ритуальных услуг. Серое мрачное здание находилось прямо в центре большого парка, раскинутого на месте старого городского кладбища. Название конторы, выгравированное на огромной мраморной плите, и три чёрных катафалка перед входом создавали гнетущее впечатление. Иван начал настаивать на том, чтобы идти вместе с нами.
‒ Публика здесь сложная. Заведует всем цыган, человек тяжёлый, но понятливый. Я его хорошо знаю, в девяностых часто пересекались. Он тогда ещё просто смотрящим на кладбище был.
Я догадывался, по каким делам Иван пересекался с этим цыганом, и от этого желания идти на встречу не становилось больше.
‒ Это ясно, что публика сложная. Да и мы не простые. Иван, давай действовать, как договаривались. Или мы работаем без тебя, или ты работаешь без нас. – Длинный сказал, как отрубил и Ивану оставалось только согласиться.
В похоронном бюро не было приёмной. Был огромный холл и три кабинета
