Четырнадцать дней длились праздники: такого веселья Иерусалим не знал ни до, ни, думаю, после этого!
***
Вскоре я вновь был вызван к царю, – продолжил Нафанаил после некоторой паузы. – Он принял меня в той же шестиугольной комнате, но теперь здесь не было человека с кинжалом.
– Благодарю тебя, Нафанаил, – сказал Соломон, когда я ему поклонился. – Ты показал всю силу своего искусства: отныне музыка, которую ты играл, станет звучать на всех торжественных церемониях.
– Боюсь, она не была услышана египетскими послами, о, великий царь! – отвечал я. – Ликование народа заглушило её.
– Зато послы по достоинству оценили освящение храма, – сказал Соломон. – Я надеялся, что они проникнутся высоким духом этой церемонии, и не ошибся. После окончания праздников мы продолжили переговоры, но, прежде всего, речь пошла не о государственных вопросах, а о божественных. Неисповедимы пути, ведущие к Господу: Моисей, познавший истинного Бога, познал его именно в Египте, а перед тем у египтян был фараон Эхнатон, тоже подошедший к познанию Господа и посвятивший ему храмы. Послы не говорили об этом, ведь Эхнатон предан забвению в Египте, старая вера восторжествовала над новой, – однако и я, и они нашли немало общего в наших верованиях.
Знаешь ли ты, что у них есть бог Пта, который есть начало и конец всего сущего, и именем которого часто называют всю их страну? Он открывает врата из вечности для входящих в земной мир и закрывает их за выходящими из мира, ибо из вечности мы вышли и в вечность уйдём. Правда, египтяне уверяют, что для тех кто покидает мир, существуют ещё семь или даже трижды по семь ворот, через которые душа должна пройти, чтобы получить вечное блаженство или уничтожиться, если она того заслуживает.
«К чему такие сложности? – сказал я. – Разве Господь не может сам рассудить, как быть с душой каждого из нас? Нужны ли помощники тому, кто всемогущ?». Они стали долго рассказывать о своих богах, и я понял, что эти боги лишь предтечи к познанию Господа, – ступеньки, ведущие в вышнюю высь. Но в остальном египтяне правы: есть вечность, перед которой весь наш мир не более чем песчинка в безбрежном океане, а мы подобны искрам от огня, вспыхивающим и гаснущим во тьме…
Нафанаил улыбнулся:
– При этих его словах я вспомнил: «Всё суета и суета сует», и, поверите ли, именно так он и сказал: – Всё суета и суета сует. Всё что есть, то было, и нет ничего нового под Солнцем: всё возвращается на круги своя.
Видимо, он заметил, что я улыбаюсь, и прибавил:
– Ты молод, и, даст Бог, не скоро откроются перед тобой врата вечности, так наслаждайся же жизнью, но помни о Господе! Не для этого ли мы построили наш храм?.. Не важно, есть ли в нём Бог, – главное, что у нас есть храм. Он будет стоять вечно, ибо вечно стремление человека к высшему совершенству, – и если даже храм из камней и дерева будет разрушен, он останется нерушимым в сердцах и умах людских. Многие будут его служителями, явными и тайными, до тех пор, пока всё человечество не сольётся в вечном царствии божьем на Земле.
Может быть, и ты станешь одним из служителей Храма, но пока юность не отцвела на ланитах твоих, вкуси радости жизни! Веселье юноши подобно сладкому вину, а веселье старика – горькому, ибо видит он уже врата вечности, готовые открыться перед ним. Так веселись же, юноша, в дни молодости твоей и не вспоминай о старости!..
Хочешь ли ты увидеть моих наложниц? – спросил Соломон. – Лучшие из дев человеческих собраны у меня, а среди них первейшей была царственная Суламита. Когда она была молода, и я был молод, почти как ты сейчас, мы с ней познали все наслаждения любви. Любовь это божественное чувство, данное нам как предвкушение блаженства, перед которым не страшны даже врата вечности; большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её.
У меня было шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц и девиц без числа, – мне ли не знать любви? – продолжал Соломон. – Но что лилия между тернами, то Суламита была между девицами: пленила она сердце моё одним взглядом очей своих! Как лента алая были губы её; прекрасны были ноги её, а округление бёдер, как ожерелье, дело рук искусного художника. Живот её был, как круглая чаша, чрево её – ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца – как двойни серны…
Соломон расчувствовался, говоря это, а я продолжал посмеиваться про себя, но его было не остановить:
– Я велел сделать носилки для себя из дерев ливанских; столпцы сделать из серебра, подлокотники из золота, сиденье из пурпуровой ткани; внутри носилки были убраны с любовью дщерями иерусалимскими. Так я посетил мою возлюбленную, а она была единственной дочерью у матери; я дал дорогие подарки, чтобы вошла Суламита в мой дом. Но Суламита не из-за богатства полюбила меня, ибо если бы кто давал все богатства за любовь, то был бы отвергнут с презреньем. Нет, её любовь была ответом на мою: много чего говорил я ей, и слова мои шли от сердца, так что и она полюбила меня. Нам мало было ночи на любовном ложе, – и днём мы искали друг друга, как будто долго были в разлуке! Я не жалел для неё ничего: золотые подвески с серебряными блестками, что я подарил ей, были непревзойдёнными по мастерству и красоте, это признано всеми…
***
Теперь всё это ушло, как вода уходит в песок, – сказал царь. – Врата вечности затворились за Суламитой; что мне мои жёны и наложницы, если не могу я забыть её? Вот теперь я женюсь на дочери египетского фараона, ибо такова воля Господа, и так нужно для Израиля, но печален будет наш союз…
Много мудрости познал я, и от того познал и многие печали, однако ты, Нафанаил, будь беспечен и радостен в лучшие годы твоей жизни. Ступай же к наложницам и выбери любых, каких захочешь. Через все искусы наслаждения проведут они тебя, и ты познаешь такое блаженство, которого не знал прежде. Люби, ешь, пей, веселись, ибо краток век человеческий, и ни единый миг его не должен пропасть даром!.. О судьбе же наложниц, которых выберешь, не беспокойся: они не будут более наложницами, я выдам их замуж. Никто ни в чем не упрекнёт их, потому что я дам им такое приданное, что умолкнут все злые языки… Иди же, юноша, и возблагодари Господа за то, что он создал тебя таким, каков ты есть! Велико милосердие его, даровавшее нам ценнейший дар – земную любовь!
– И я пошёл к наложницам царя, и действительно познал такое блаженство, которого не знал прежде, – улыбнулся Нафанаил. – Но ведь вы опять станете утверждать, что это эротические фантазии?.. Перейду лучше к своему следующему путешествию, которое было отделено от первого почти тысячью лет.
– Вот как? – сказал я, чтобы что-нибудь сказать. – Что же, рассказывайте…
Кладезь знаний
– В следующий раз я оказался в Александрии в то время, когда Клеопатра, победив с помощью Юлия Цезаря своего братца Птолемея, правила Египтом при помощи Марка Антония, – он обернулся к дремавшему бармену, кашлянул и показал свою пустую рюмку. Бармен нехотя поднялся, подошёл к нам и налил коньяку Нафанаилу и мне, хоть я об этом не просил.
– Вы, стало быть, и Клеопатру видели? И Цезаря тоже? – спросил я.
– Клеопатру видел, а Цезаря – нет: его убили в Риме, – сказал Нафанаил. – Я работал в Александрийской библиотеке, помогал восстановить её фонды, которые сильно пострадали от пожара, который случился здесь, когда войска Цезаря и Клеопатры сражались с войсками Птолемея.
По счёту этот Птолемей был тринадцатым в династии, основанной в Египте ближайшим соратником Александра Македонского – Птолемеем Сотером. Тринадцатый Птолемей, как и положено царю с такими порядковым номером, был никудышным правителем, к тому же, совсем молодым: при вступлении на престол ему было девять лет. Вместо него всеми делами заправляли придворные, жадные и бесчестные, которые довели Египет до краха, и если бы не Клеопатра, государство погибло бы. Это была необыкновенная женщина: прежде всего, она сумела добиться расположения Цезаря, – да что там расположения, сильной любви! «Хотя красота этой женщины и не была тою, что зовётся несравненною и поражает с первого взгляда, зато обращение её отличалось неотразимою прелестью, и потому её облик, сочетавшийся с редкою убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Самые звуки её голоса ласкали и радовали слух». Это слова Плутарха, который родился через восемьдесят лет после её смерти, но описал Клеопатру, будто видел воочию.
Цезарь настолько увлёкся Клеопатрой, что готов был жениться на ней вопреки римским обычаям, а сына, которого она родила ему, хотел признать своим наследником, но не успел, погибнув в результате заговора. Птолемей, брат Клеопатры, погиб ещё раньше, так что она стала править Египтом, но тут прибыло римское войско во главе с Марком Антонием. Он был враждебно настроен к Клеопатре, считая её виновницей гибели Цезаря, но Клеопатра явилась Антонию на судне с вызолоченной кормой, пурпурными парусами и посеребрёнными вёслами; сама она восседала в наряде Афродиты, по обе стороны от неё стояли с опахалами мальчики в виде эротов, а управляли кораблём служанки в одеяниях нимф. Антоний был совершенно очарован, и вскоре потерял из-за Клеопатры голову – вначале в переносном, а потом и в буквальном смысле.
Моё пребывание в Александрии пришлось на самую счастливую пору их отношений. Снова вспомню Плутарха, потому что лучше не скажешь: «Вместе с ним она играла в кости, вместе пила, вместе охотилась, была в числе зрителей, когда он упражнялся с оружием, а по ночам, когда он слонялся по городу, останавливаясь у дверей и окон домов и осыпая обычными своим шутками хозяев, людей простого звания, Клеопатра и тут была рядом с Антонием, одетая ему под стать». Она родила ему двух сыновей и дочь, и он готов был на всё ради неё – что уж упоминать о такой мелочи, как передача Александрийской библиотеке всех книг из Пергамской библиотеки, самой большой на свете!
Я шучу, конечно, это вовсе не мелочь, – усмехнулся Нафанаил. – В Александрийской библиотеке теперь было семьсот тысяч книг – больше, чем до пожара. Научные и учебные, по всем отраслям знаний, они привлекали в Александрию учёных и жаждущих истины людей со всего мира. Для них были построены жилые помещения и большая столовая, при этом проживание и питание были бесплатными, за государственный счёт. Так повелось со времён первых Птолемеев, которые хотели сделать Александрию центром мировой культуры, и весь комплекс библиотечных построек назвали Музеоном, то есть Храмом Муз.
[justify]Он и был таковым, могу свидетельствовать, а Александрия была лучшим городом на земле; никогда я не видел ничего подобного. Выстроенный на пустом месте по гениальному плану Александра Македонского, этот город был просторен, удобен и красив. При входе в
