учительницу так и не удалось привести. Пришлось Вере Матвеевне вызывать из района «скорую». Но из районной больницы ответили, что свободных машин пока нет, надо ждать. А сколько ждать, никто не знает.
Директор сказал, что надо везти больную в район самим и отправился за шофером школьного автобуса. Мужики принесли из амбулатории носилки.
Вера Матвеевна попросила Киру, чтобы она пока осталась в квартире, поскольку ключа от входной двери не нашли, а оставлять квартиру без присмотра не следует.
-Жди меня тут, – сказала Вера Матвеевна. – А я по пути крикну твоей матери, что ты здесь, чтоб она не волновалась.
Оставшись одна, Кира осмотрела комнату. Девочка впервые оказалась в квартире своей классной руководительницы. «Надо прибраться», – первое, что пришло ей в голову. Нашла в кладовке веник, совок, мусорное ведро, ну, и все остальное для мытья пола. Потом передвинула стол на место. Поднимая с пола сломанный стул, обнаружила свежий спил на двух ножках, что и послужило, собственно, тому, что стул сломался. «Так вот какой «сюрприз» устроил Вилка Марине Ивановне! – догадалась Кира. – Ну, погоди, паразит, я устрою тебе показательный суд!» – твердо решила она. Теперь картина случившегося представилась перед Кирой абсолютно ясно. Марина Ивановна, видимо, решила поменять лампочку под потолком. Для этого придвинула стол, поставила на стол стул, на который потом взобралась. Естественно, что стул не выдержал веса даже такой невысокой и хрупкой женщины, какой была учительница. «Интересно, а если бы Марина взяла другой стул?» – подумала Кира и осмотрела в коридоре второй стул. И у этого стула две ножки также были подпилены. У Марины Ивановны не было шансов избежать травмы.
Теперь, когда в комнате воцарился порядок, Кира присела на край кровати и задумалась. Несколько минут она сидела, точно в оцепенении, уставившись в одну точку. Она думала о Марине Ивановне.
Марина Ивановна ей нравилась и как учительница, и как человек. Ей нравилось в учительнице все, кроме холодности, отчужденности и отсутствия всяких эмоций в каждом взгляде, в поступках и во всех её проявлениях. Оживлялась Марина Ивановна только на уроках во время объяснения нового материала. Раскрывала она даже самые сложные понятия и правила очень простыми словами, легко, доходчиво и понятно. Красочно и грамотно читала вслух стихи и прозу. Такого же правильного и выразительного чтения требовала от учеников. Все уроки учительницы были интересны и предельно насыщены содержанием изучаемого материала, поэтому пролетали быстро и незаметно. Марина Ивановна имела обыкновение работать с классом по заданному плану с первой же минуты урока до последней. На перемену выпускала сразу же после звонка. Зато много и часто работала с кем-нибудь из учеников после уроков. Бывало, полкласса сидит после уроков в кабинете и переписывает заново какое-нибудь задание или вчерашнюю контрольную работу. При этом предлагала альтернативу: или выполняй все заново, или получай двойку (или тройку, четверку, кто на что претендовал). Кире самой много раз приходилось оставаться после уроков, чтобы что-то исправить или с чем-то непонятным разобраться. И ей нравились эти «послеуроки». Она ощущала некую свою духовную близость с очень умной и порядочной учительницей, посвятившей свое свободное время ей, Кире Водопьяновой.
Пребывая столь долго в полном одиночестве в квартире учительницы, Кира почувствовала незримое присутствие хозяйки. В комнате и на кухне, в ванной и даже в кладовке, куда девочке пришлось залезть в поисках инструментов для уборки, – всюду была она, строгая, спокойная, аккуратная и требовательная Марина Ивановна. Во всей квартире не было ни одной лишней вещи, ни одного предмета, стоящего не на месте. Когда еще Марину Ивановну доктор приводила в чувство, Кира обратила внимание на то, что на всех стенах красовались картины в рамках и без. Это были яркие, светлые и очень теплые пейзажи. Они сразу же привлекали глаз, а, всмотревшись, уже трудно было оторвать взгляда.
Теперь в спокойной обстановке Кира принялась рассматривать картины внимательно, и все больше её охватывало впечатление, что все это она уже где-то видела. Нет, не картины, конечно, а те виды, которые были на картинах запечатлены. Присмотревшись внимательно, Кира обнаружила знакомую подпись учительницы в нижнем правом углу каждой картины. «Так это, получается, её работы?» – удивилась девочка. И тут же утвердилась в своей догадке, обнаружив в углу рядом со стеллажом подставку для картин, которая мольбертом называется. И на этом мольберте находился подрамник с холстом, на котором небрежно лепились яркие мазки эскиза будущей картины.
«Она еще и художница, оказывается?!– удивилась Кира. – Ну, и что её принесло в школу? Рисовала бы себе картины, отправляла бы на выставки, выставляла бы на продажу – жила бы себе припеваючи, зарабатывала бы огромные деньги, знаменитой стала бы. А тут возится с такими оболтусами, как мы, нервы себе треплет. А мы не только не ценим её труды, так вот еще эти идиоты чокнутые до травмы её довели».
Тут Кира вспомнила ехидный взгляд Вилки, когда на улице он похвастался о своем «подвиге». «Вот же тварь поганая! - мысленно возмутилась Кира. – И как только земля таких носит? Ладно, погоди, я тебя выведу на чистую воду! Только бы Марина Ивановна поскорее поправилась».
*
Школьный автобус вернулся из района только поздно вечером, около одиннадцати. Приехала Вера Матвеевна с Зоей и Марина Ивановна на носилках вместе с ними. Шофер с соседом из второго подъезда осторожно занесли больную в квартиру и уложили на кровать. Марина Ивановна была в сознании, но реагировала на всё очень слабо. А может, просто была в полудреме после всех успокоительных и обезболивающих, которыми накололи её в больнице. Вера Матвеевна велела Зое принести из автобуса стойку для капельниц, потом достала из своей медицинской сумки ампулы и бутылки с лекарствами и принялась готовить раствор.
-Перелом 2-го и 3-го грудных позвонков. Компрессионный, – прошептала Вера Матвеевна, обращаясь к Кире, и прижала палец к губам, что означало, что теперь следовало говорить только шепотом.
-Компрессионный – это как?
-Ну, это... В общем, долго объяснять. Ничего хорошего. А у нее еще и сотрясение средней тяжести: обширная гематома с левой стороны головы и гематома в затылочной части. Такое впечатление, что сначала упала, а потом кто-то хорошенько стукнул её по голове.
-Не кто-то, а что-то, – тихо сказала Кира. – Стул на нее со всего маху свалился.
-Похоже, что так. В любом случае, неделю Марине Ивановне нужен абсолютный покой. И не двигаться. Потом поставим ей корсет. А сейчас будем капалки делать. Уколами её в больнице нашпиговали. С утра будем сами колоть.
-А почему Марину Ивановну в больницу не положили? – спросила Кира.
-У них нет травматологии и неврологии. Специалистов не хватает. А в терапевтическое отделение не положили, так как мест нет. Провели обследование и велели ехать в город. А разве можно в таком состоянии выдержать 300 километров? Дешевле дома лечить. Ну, вот выписали мне все рекомендации и рецепты, мы и поехали домой. Сегодня Зоя ночью подежурит, все равно капалку ждать не менее часа. А назавтра буду с директором говорить, чтоб Мефодьевну сюда отправил. А там, возможно, родственников каких сюда выпишем. Небось, найдется у нее кто-то из родных, кто мог бы побыть здесь на время болезни.
-А можно, я буду дежурить?
-Можно, почему же нельзя, если не на все время, а так, на подмену.
Установили бутылку с раствором на стойку, иглу с длинной трубкой Вера Матвеевна вставила в катетер, проверила, правильно ли капает, а потом засобиралась домой. Зоя дежурить осталась. Принесла из коридора стул.
-Не надо на этот стул садиться! – тут же воскликнула Кира.
-Почему? – спросила Зоя.
-Потому что Вилка... – тут Кира осеклась на полуслове. – В общем, не надо! Давайте, я и этот стул в кладовку отправлю.
Зоя пожала плечами и уселась на табуретку.
-Ты, Кирюха, тоже можешь идти домой, – сказала Зоя. – Поздно уже. Дома, небось, заждались тебя. А я тут и без тебя справлюсь. Книжку какую-нибудь почитаю. Вот еще картины хорошенько рассмотрю. Красота-то какая!
*
Проснулась Кира чуть свет и тут же засобиралась к Марине Ивановне
-Куда это ты? – спросила мать.
-К Марине Ивановне. Плохо ей совсем, потому нужно дежурить, а теперь Зою надо сменить.
-Я вон там в корзинку передачку положила на первый случай. Там и тебе позавтракать хватит. Не сидеть же с утра голодной.
Зоя дремала за столом, положив голову на руки. Марина Ивановна лежала тихо: то ли спала, то ли тоже дремала. Стойка с капельницей была отодвинута в сторону. Кира понесла корзинку на кухню и поставила там на плиту чайник.
Перед уходом домой Зоя опять поставила капельницу, а затем подробно объяснила, что нужно сделать после того, как все прокапает, и как правильно вытащить иголку.
-Если что, я подскажу, – тихо сказала Марина Ивановна и улыбнулась. И Кира удивилась: какая приятная, оказывается, у Марины Ивановны улыбка. А все считали до сих пор, что эта строгая и чопорная учительница вовсе не умеет улыбаться.
С капельницей все вышло блестяще. А до обеда в квартире у Марины Ивановны побывали чуть ли не все соседки, живущие в доме и на квартале. Все приносили что-нибудь съедобное. Кухня превратилась в продуктовый склад. Приносили, справлялись о самочувствии и предлагали свою помощь. Потом пришла Вера Ивановна и авторитетно запретила абсолютно все визиты.
-Да вы что, бабоньки, не понимаете, что ли, что у нее сотрясение мозга? – отчитывала врачиха женщин на улице. – Я уже про перелом ничего не говорю. У неё температура и жуткая головная боль, и ей покой нужен. А вы всей толпой валите. Чтоб я больше в квартире никого не видела!
Визиты прекратились, но на улице женщины что-нибудь передавали. Мужики принесли стулья и даже одно кресло. Кто-то поставил возле входной двери раскладушку. Это на случай, если кому-нибудь понадобится заночевать. Впрочем, такой необходимости не было. Марина Ивановна категорически заявила, что ночью она прекрасно спит, и помощников ей в этом деле не надо. А днем по очереди в квартире хозяйничали Мефодьевна и Кира, да Зоя приходила делать уколы и ставить капельницы. Марина Ивановна привыкла к их присутствию и даже скучала, когда кто-то из них задерживался и приходил не утром, как обычно, а к обеду.
Через неделю Марина Ивановна уже могла потихоньку вставать. Вера Матвеевна принесла для нее жесткий корсет и специальное ортопедическое сидение, которое по её просьбе привезли из города. Впрочем, и с корсетом большую часть времени Марине Ивановне приходилось лежать. Стояче-сидяче-ходячего положения ей хватало на 15-20 минут. Однако никто, никогда не слышал от нее жалоб на боли, не наблюдал признаков уныния или раздражения. Если у неё не было собеседника, то она даже лежа занимала себя каким-нибудь делом: читала книги, записывала что-то в тетради, что-то шила или рисовала карандашом в альбоме.
Как-то Кира заговорила о картинах, красующихся на стенах:
-Это что, все-все ваши картины?
-Ну да. На чужие у меня средств не хватает. А репродукции я люблю
