Концы простыни он закрепил скотчем из рюкзака: спасибо предусмотрительности отца. Теперь их навес не должно было унести. Да, собственно, уносить было нечему: ветер, с тех пор, как «снег» пошёл густо, практически прекратился.
К ним в «берлогу» теперь приходилось заползать, зато там хотя бы не падало сверху отвратительной пыли, уже успевшей покрыть слоем всё их одеяло. Пришлось вытряхивать его.
Вот теперь они действительно устали. Но платки с лица всё равно решили не снимать: «запасных» лёгких и гортани у них нет!
Проснулись от того, что часть наспех сделанного навеса обрушилась. В кромешной темноте, царящей вокруг, этого видно не было, но он понял ситуацию, когда ощупал пространство вокруг них. К счастью, никого из них не затронуло, но нападавший пепел клубился настоящей тучей. Колин почесал в затылке: странно! Получается, пепел очень тяжёл, хотя ему на уроках говорили как раз противоположное…
Но так и так пришлось вставать, и в свете спасённого фонарика ремонтировать навес. Сара помогала, тихо ругаясь. И Колин уже не пытался образумить её и призвать выражаться «культурно». Накрылась медным тазом вся их хвалёная «культура»! И никому сейчас не нужна. А им нужно – выжить. И если солёные словечки помогают сестре выплеснуть накопившуюся злость, отчаяние и прочие эмоции – пускай её!
После окончания «восстановительных работ» он предложил Саре поесть. Та отказалась. Впрочем, Колин и сам не чувствовал голода.
Остаток так называемой ночи прошёл спокойно.
Утро таковым можно было назвать только с большой натяжкой.
Вокруг царил мутный сумрак – такой бывает очень ранним утром, когда над землёй клубится густой туман.
Туман действительно клубился, но состоял он по-прежнему из частиц пепла. Пепел, не обращая внимания на его прогноз, продолжал сыпаться. Колин разбудил сестру, и предложил ей поменять носовой платок на рту и носу: на старом уже виднелись безобразные разводы и грязные потёки: испарения из выдыхаемого воздуха смешались с пеплом.
Завтрак у них проходил в молчании: Колин предложил много не болтать, чтоб не наглотаться пепла. Кушали они, конечно, под своим навесом, так что приходилось делать это лёжа. Сара, выдохнув с натугой, сказала:
– Знаешь, Колин, если так пойдёт и дальше, не вижу никакого смысла перебираться отсюда – куда-нибудь!
– Почему это?
– В таком тумане, да ещё с землёй, покрытой футовым слоем пепла, мы шишь когда найдём все эти «оставшиеся целыми» поселения!
– Да нет. Очень даже найдём. Ведь не все же дома и постройки снесло ударной волной! Какие-то, подальше от взрывов, должны были устоять! Другое дело, что ни фига я не пойму показания нашего компаса. Вчера он показывал север – вон там, – Колин указал рукой, – А сегодня – вот тут! – он действительно недоумевал, почему показания отклонились от ориентиров, которые он запомнил относительно их берлоги, более чем на два румба!
– Не может такого быть.
– Вот: взгляни сама! – он передал ей прибор, который как ни странно, уцелел от набега мошек. Может, потому, что был пластмассовым, как и его стрелка. С кусочком феррита вместо стали.
– А толку-то? Я же не знаю, куда он показывал – вчера?
– А я знаю. Я стоял – вернее, лежал! – вот здесь. И запомнил. Что стрелка указывает вот на этот наш колышек. А сегодня я лежу так же, а указывает – на этот! – он показал.
– Ну и что теперь?
– А то. Что нам теперь идти можно, получается, почти наугад! Ну, или по солнцу.
– Ага, а где ты его сейчас возьмёшь, солнце?
– Вот именно, что нигде. Впрочем, пока не схлынет чёртова вода, нам идти всё равно некуда!
– Ну и ладно. Будем идти всё равно – по компасу. Но просто сделаем поправку.
– А что! Здравая мысль! Но мне придётся каждый день проверять, не сдвинулся ли север снова!
Этим он и занимался ещё два дня, что они провели под своим навесом, с которого периодически счищали насыпавшийся пепел, и доедая мясо. Мясо уже явственно отдавало душком, и ещё противно скрипело на зубах, потому что вездесущий пепел теперь проникал буквально в каждую щель – и туда, куда даже казалось бы и проникнуть-то нельзя!
Вода, к счастью, отступала, и довольно быстро: по дну обнажившегося берега уже почти можно было ходить. Колин думал, что ещё за день всё подсохнет. Единственной проблемой был пепел: в мокрых местах он превращался в мерзкую пастообразную трясину, в которой вязли ноги, и застревала обувь.
Колин наконец закончил пить антибиотики, и теперь чувствовал, что нога практически зажила. Но ходить всё равно было больно: разрезанные мышцы вряд ли когда срастутся так, как было… Ну и ладно. Лишь бы – работали.
На третий день, с утра, вода спала практически вся. И Колин понял, что ждать больше нечего: лучше не будет.
Они собрали лагерь, сделав из одной из ветвей ему нечто вроде костыля.
14. Заправочная станция
Костыль оказался неудобным: слишком длинным.
Сара не упустила случая поприкалываться:
– Что, сделал «на вырост»? Ну давай теперь – расти быстрее!
Колин не стал отвечать. Вместо этого снова подстелил на рыхлую и теперь капитально укрытую толстым слоем пепла, землю кратера, по которой пока шли, чтоб не лезть раньше времени в серую трясину, и камнём, ударяя по концу костыля, укоротил ветку на дюйм. Проверил.
Нормально.
– Кратер, конечно, огромный. И, думаю, мы уже дошли до того края, откуда можно спускаться вниз. И поворачивать к югу.
На этот раз промолчала Сара. Только кивнула.
К счастью, то, что он разглядел, когда искал ветки, оказалось верным: здесь земля оказалась куда суше: похоже, здесь было что-то типа плато, и соответственно уровень воды был пониже. Да и пепел успел подсушить поверхность почти до нормального состояния. Колин попробовал слой, имевший толщину его ладони. Держит. Значит, вперёд!
Держать, правда, как выяснилось тут же, слой пепла «соглашался» только ноги в кроссовках. А вот палка-костыль протыкала его, на всю глубину слоя. И вязла, и опоры фактически не давала никакой. И только замедляла продвижение.
– Знаешь что? – Колин после двадцати шагов такого продвижения обернулся к идущей в соответствии с его приказом позади сестре, – Выброшу-ка я этот костыль на …!
– Ну и кто теперь «выражается»?
– Согласен. Извини. Совсем забыл, что я – в обществе Дамы! Будущей Праматери!
Сара фыркнула. Дёрнула плечиком в курточке, правда, не тем, на котором висел Колинский рюкзак:
– Хватит прикалываться! Может, я такая и буду!
Колин нахмурился:
– Ты действительно считаешь, что мы больше никого из людей не найдём?
– А ты будто считаешь по-другому?! Только – честно!
Колину пришлось пожать плечами:
– Если честно – я тоже уже ни фига в это не верю. Даже в то, что нам удастся найти тех сволочей, что пустили вниз – газ. Ну а если всё же найдём – попытаемся или спрятаться, или…
Примкнуть! И – втереться в доверие!
– А-а. Поняла твой «хитрый и коварный» план. Но если эти гады и правда – живы, шишь мы их обманем. Они-то знают – кто мог выжить при наших «любимых» мошках!
– Значит – прятаться. Ладно. Постояли, отдохнули, и пошли.
Пока шли, старались не разговаривать. Во-первых, чтоб пыль не набивалась в рот и нос, прикрытые свежими (Сравнительно!) носовыми платками. А во-вторых, ноги, всё равно вязнущие в толстом слое пепла, заставляли их маленькие тела трудиться так, что не больно-то поговоришь! Колин подумал, что им ещё повезло: их вес пока невелик. И, значит, сравнительно большая площадь подошв кроссовок позволяет меньше давить на чёртов пепел. Который, конечно, подсушил почву, но и сам для прохождения – не сахар. А, скорее, свежевыпавший снег.
«Снегопад», кстати, хоть и не прекратился совсем, но стал как будто потише: видно окрестности было уже почти в полукилометре. Правда, смотреть было особенно не на что: равнина с холмами… Колин постоянно сверялся с компасом, не забывая делать поправку. Сарочка помалкивала, но иногда вполголоса бубнила себе под нос: ругалась. Колин не делал замечаний. Только оглядывался на сестру, и тяжко вздыхал.
Не больно-то её «вразумляли» его вздохи и укоризненные взгляды.
Нога Колина, отдававшаяся резкой болью в начале похода, теперь болела куда меньше, скорее, просто ныла: привыкла к нагрузке. Да и он старался почти на неё не наступать. Единственное, что было неудобно – так это вытаскивать её каждый шаг из той «воронки», которую она вырывала во влажном или подсохшем пепле. Саре, идущей по его следам, в этом плане было полегче: он поэтому и старался не делать слишком уж большие шаги.
[left]Через час пришлось сделать