Мгновенно все встало на свои места. Татьяна!.. Ну да, конечно. Татьяна еще во время своего ускоренного курса английского сдружилась со своим репетитором Рубиновой Розой, простите, с Марией. Будучи выше учительницы на пол-головы, ухитрялась смотреть снизу вверх на своего «коуча». Глядела в рот. Можно сказать, влюбилась (запомним это слово). Если Роза-Мария, утомившись от oralEnglish, просила водички, то Таня опрометью кидалась в нашу бытовку, меряя длинными ногами тесное помещение фирмы «Белый квадрат» (занятия проходили в конце дня), и чуть не сшибая коренастого Алдара и невысокого Бориса-2.
Как политически гонимая, Роза-Мария без проблем получила визу, без особого промедления - вид на жительство в Соединенном Королевстве. Оказалось, местные гэбисты, заскучав от отсутствия в 90-х диссидентов в традиционном месте ссылки, в краю, забытом и обкомом партии, и свежеиспеченным демократическим бомондом, под лозунгом «Англичанка гадит!» пытались состряпать дело с сионистским душком. Однако не учли перемен в стране и в мире. Вчерашние гонимые становились героями. «Дело учительницы» развалилось, не успев пролежать на столе районного прокурора и пяти минут. Но осталось в материалах следствия, видать, в испуге протокол единственного допроса забыли уничтожить, – зачинщики «дела англичанки» получили по шапке, – и оно попало в поле зрения одной из правозащитных организаций, что плодились со скоростью струйного принтера в ожидании зарубежных грантов. Опальная учительница даже не ведала об этих страстях, спешно покинув Захолустье на попутке. И когда в посольстве Великобритании в ответ на ее просьбу заявили однозначное «Welcome», она немало удивилась. А наша училка-сексапилка перед собеседованием уж было заготовила спич о том, как она влюблена в Англию, в ее культуру, из-за этого в иняз поступила, а накануне освежила память о достопримечательностях Лондона, все эти навязшие с первого курса биг-бены и тауэры, а также географию всего UnitedKingdom, выучила стихотворение Джона Донна в оригинале. Даже обидно стало, что ей так быстро – к следующему собеседованию - дали «зеленый».
Татьяна, влюбленная ученица, неутомимо поддерживала связь со своим «коучем». И через пару месяцев, забраковав Москву, вчерашний предмет грез!, куда наконец-таки перебрался отец, стремительно очутилась в Лондоне – по приглашению любимого репетитора. А через полгода, раньше, чем тренер, получила гражданство UK. Энергичная, высокая, яркая, Татьяна с разгона подцепила в кафе «интеллигентного человека», то бишь миллионера (нет, не русского, не рублевого) и вышла за него замуж. Заполучив британское гражданство, подала на развод. Бывшая сослуживица с повадками IronButterfly при разводе с фунто-стерлинговым миллионером в хард-роковом стиле отжала пяток миллионов и квартирку, небольшую, но в центре Лондона.
Прекращение брачных отношений Татьяна Батлер-Каратаева на суде мотивировала тем, что полюбила… другую. Не другого, а другую. И судья благосклонно покивала, сочтя причину уважительной. Таня сама мне об этом рассказала по телефону безо всякого стыда. Я облегченно вздохнул. Так вот что меня настораживало в сексапильной секретарше: неуловимая… мм… мужественность. Не скрою, до судьбоносной ночной встречи с Лори в нарколожке я, ведший разгульный образ жизни, был не прочь завести необязательный роман с длинноногой секретаршей - из-за впечатляющегося экстерьера, но что-то удерживало. Теперь понятно, что. А «стальная бабочка», обрубив остро заточенными крылышками связи с презренными партнерами противоположного пола, начала сожительствовать с юной мигранткой из Юго-Восточной Азии. Но после бурного полугода выставила ее на улицу, благо, никаких бумаг заполнять для этого не потребовалось. Сунула в руку пару сотен фунтов и: «bye, bye, love, hello, lonelyness», как пел дуэт Саймон и Гарфанкл (не «голубые», нет).
К тридцати годам Татьяна вполне состоялась как ведьма.
После неудачного семейного, так сказать, опыта, убивала время шопингом и походами на демонстрации мод. Отвлекло ненадолго - железную бабочку изводила ржавчина глубокого чувства.
Татьяна предлагала своему обожаемому тренеру жить вместе, снять просторную квартиру-студию, при этом совместное проживание могло быть взаимовыгодным. Когда Роза-Мария вежливо отказалась, Татьяна объявила, что берет все расходы по квартплате на себя.
В самом деле, в Розу-Марию нельзя было не влюбиться. Стильная, стройная, в замшевых сапожках и перчатках; высокая гордая шея, пепельные волосы ниспадают на муаровый шарф, узкая белая кисть с голубыми прожилками из-под приспущенной перчатки… Ее принимали за истинную англичанку, а таксисты «кэбов», лишь только она, впорхнув на заднее сиденье, начинала стягивать перчатку, с ходу выворачивали руль в сторону района Белгравия. Плюс блестящий, без эмигрантских пошлостей, «инглиш». Ей предлагали высокооплачиваемую работу, но она выбрала привычную учительскую стезю – только теперь не английского, а русского языка в престижном колледже.
Леди. Наконец-то нашел слово, которое емко определяло суть Розы-Марии. Лань. Одень ее в телогрейку, перед ней все равно будет склонять седые бакенбарды метрдотель, распахивая зеркально-дубовые двери дорогого ресторана в Найтсбридже.
В ходе ухаживания «железная бабочка» неутомимо порхала вокруг вожделенного цветка, для чего водила Розу-Марию в кафе-рестораны, угощала пирожными, а то и шампанским, и вела разговоры. Но открыла свои чувства не сразу, боясь стальным крылышком стряхнуть сладкую пыльцу наметившейся симпатии. Татьяну несколько настораживала, что собеседница нет-нет, да и спрашивала обо мне. И она, не без раздражения, рассказала все, что знала о моих отношениях с Лори. А знала она многое – городок у нас небольшой, секреты, да и врачебную тайну надолго не скрыть. Рассказала про ВИЧ, про Вареньку и необычные похороны ее матери.
Дурацкий любовный треугольник.
Но Татьяна была женщиной неоднозначной, и, устыдившись мелкой подляны, дала мой номер телефона, который попросила Роза-Мария.
В разгар международного разговора в прихожую ворвалась Маша с пакетиком чипсов.
Варежка ткнула пальчиком в сотовый телефон в моей руке, нагретый длинной беседой.
- А мне мама звонила! – сползая с рук, победно выкрикнула дочка.
У Машки округлились глаза, бровь с пирсингом-колечком поползла вверх.
- Fabulous, какая прелесть, я хочу ее видеть! – послышался напевный голос, глубокий, бархатистый. Голос леди из высшего общества. Телефон не был выключен, я по-прежнему сжимал его возле уха.
Припал к мобильнику.
- Что-что? – прокричал я и чуть не выпалил: myfairlady.
- Я говорю, Борис, вы не могли бы привезти дочку сюда… в смысле, в Лондон. О расходах не беспокойтесь, - быстро проговорила Роза-Мария. – Ваша… ваш бывший officemanager теперь, как это выразиться, теперь sofat, anotherway, sorich...
Ага, Татьяну мучили угрызения совести. И я вспомнил, что Лори мечтала дать дочери европейское образование.
- Но, - протянул, растерявшись, - я записал Вареньку на подготовительный курс … и школу построили совсем рядом… и вообще…
- Вот и хорошо. Я же все-таки учительница.
Наступила пауза, по обе стороны мобильной связи. Видимо, у меня было такое лицо, что Маша опять округлила глаза и прошептала: «Что случилось, дядя Боря?»
Иногда то, что произносится совсем не так важно как то, что слышится между словами… Мысли в моей седеющей голове понеслись, как в системном блоке навороченного компьютера: «… у RRнет детей… ей сорок лет… рожать поздно… она женщина-мечта… инглиш знаю сносно…»
- Вы не волнуйтесь, mydearBoris, - прервала молчание Роза-Мария. – Я все про вас знаю… Ваша ушедшая…ээ… в мир иной… супруга долго болела… Это та бедная девочка, что напрасно ждала меня с оправой из города. Я в долгу перед ней.
- Отпад, а чо, правда, для Варьки мама нашлась? - Маша прожевала чипсы.
- Хорошо, я подумаю, Мария. Обещаю, что дам ответ, - я спешно отключился. Сердце мое бухало, я плохо соображал.
Подумать только! Прекрасная RR, о которой я и мечтать не смел, там, за морями-океанами, вспоминала меня. Эффект бабочки.
Плач дочери оторвал меня от раздумий. Время обеда. Даже кот Кеша требовательно мяучил с кухни. Пора было кормить Варежку.
- Эй, пипл, я тут кой-чего нашла…
Маша стояла у кухонного шкафчика и держала в руке тетрадь в клеенчатой обложке, забыв про исходившую паром на плите кастрюльку.
- Вау, дядь Борь! Тут куча рецептов, кайф голимый!
Я подхватил орущую дочку, не замечая, что от возбуждения та обмочила колготки, другой рукой взял тетрадку. Пожелтевшие от канцелярского клея вырезки, от которых коробились странички. Резанул комок в горле.
Варежка тут же с визгом протянула к тетради ручонку: «Дай! Да-ай!..»
И тут же смолкла, как будто у нее переключили тумблер.
Я с удивлением обнаружил, что плачу. Листаю тетрадку и плачу. От испуга Варенька безропотно спустилась на ковер.
Я не плакал, когда «скорая» констатировала летальный исход, когда в дежурный катафалк два мрачных типа занесли в мешке окоченевшее тельце, - хотя Лори мог, как ребенка, утащить любой; не проронил ни слезинки в морге, в зале для кремации.
- Ты па-чешь, да? – спросила Варежка заинтересованно. Она пялилась на меня во все свои глазища – серые, как у матери, что пепел таежного костра. Плакать в доме дозволялось только ей. И повернулась к няньке: – Папа па-ачет…
Маша засыпала в кастрюльку крупу, смущенно отворачиваясь, - жутковатое, должно быть, зрелище, когда плачет мужик средних лет, - унесла дочку в ванную менять колготки.
Я рухнул на диван.
Кеша мягко вскочил на колени,
