Пограничья. Да и существует ли оно, Пограничье? Это как «Черный квадрат», можно трактовать его так и эдак, но все равно это начало конца.
Белый квадрат, поглощаемый черным, – аллюзия круговорота всего сущего. Когда «Черный квадрат» Малевича просветили рентгеновскимилучами, то выяснилось, что под ним – две картины, причем, в цвете. Но это случится спустя десятилетие после данного разговора (странно, почему использовать рентген не приходило никому в голову раньше?), а тогда, по возвращении домой, я прочитал в папке, переданной Борисом:
«”Черный квадрат” воспринимается многими как метафора смерти. Естественно предположить, что белый квадрат – жизнь. Главное изобретение человека — не колесо, а прямоугольник. Круг не надо придумывать: посмотрел на небо —висит солнце, бросил камень в озеро — пошли круги. А прямоугольник в природе встретить негде. В самом человеке нет ничего прямоугольного. Женская грудь, девичья попка, кабы не земное притяжение, тоже круг. В его центре и происходит зачатие... Круг – жизнь. Даже влажную простыню, на которой барахтались любовники, посылая жизни жаркий привет, образует углы прямоугольника. Прямоугольник — главная геометрическая фигура цивилизации, а квадрат ее высшее достижение. Вокруг человека – одни прямоугольники: начиная с экрана монитора до двери и окна, до мебели и ступенек. Вверх по лестнице, ведущей вниз... Говорят, прямоугольник получил исключительное значение благодаря способности делиться на любое число прямоугольников любых пропорций. До изобретения угла способность делиться являлась привилегией жизни. Но угол не гибок, как круг, овал, абрис бактерии. Они гибки, изворотливы, жизнеспособны. Угол – инструмент, гаджет жизни, не более. Угол – завоевание человечества и его кончина. Вспомним, щит и меч – острые углы. Но и угол может затупиться. Круг – никогда. Если жизнь округла, то крышка гроба состоит из углов. “Засада”, в натуре. И потому “Черный квадрат» накрывает разноцветную жизнь прямоугольным одеялом. В том и есть смысл послания Малевича.
Белый же квадрат – месседж theFabFour. Это чистый лист, жизнь еще не началась. Tabularasa. Но жизнь спящая.
Это как с панспермией.По поводу выживаемости жизни при входе в атмосферу после пребывания на протяжении тысяч лет в космосе, где она подвергалась космической радиации, есть сомнения. Однако нет никаких доказательств того, что это невозможно. И даже если выяснится, что жизнь на Землю попала из космоса, у современной науки нет никакой информации о том, как она возникла там. В основе данной гипотезы лежит предположение, что микроскопические формы жизни, такие как экстремофилы, могут пережить воздействие космического пространства. Оказавшись в космосе (например, в результате столкновений между планетами, на которых существует жизнь, и с малыми космическими телами), такие организмы долгое время находятся в неактивной форме, пока не попадут на другую планету или не смешаются с веществом протопланетных дисков. Если они окажутся в подходящих условиях, жизненная активность может возобновиться, следствием чего - размножение и появление новых форм организмов. Эта гипотеза не объясняет происхождение жизни во Вселенной, а затрагивает лишь возможные пути ее распространения. Судя по моим изысканиям последних лет, научное сообщество в целом поддерживает эту теорию. Если она верна, то эта теория может изменить способы изучения эволюционной биологии, ведь можно предположить, что развитие в высшие формы жизни запрограммировано генетически, а это, в свою очередь, идет вразрез с теорией Дарвина... Резюмирую. Короче, пацаны. Черный квадрат соткан из темной материи параллельных вселенных».
Не знаю, что это было – фрагмент научной статьи или эскиз диссертации? Ведь Бассаров до активного погружения в бизнес подумывал о научной карьере. Этим планам помешали известные реформы в стране. Нищенствовать Бассаров не собирался. Напомню, он был жизнелюб и бабник. Когда-то, в прошлом веке. До нашей эры.
На дне коробки я нашел аудиокассеты и диктофон Sony.
На следующий день позвонил на сотовый Бассарова и спросил, зачем мне это морально устаревшее барахло в эпоху всеобщей компьютеризации, докатившейся до окраин бывшей империи.
- Ну… сейчас же не на чем их слушать, - помедлив, ответил Борис. – А там записи, мои и Лорины.
Да уж, жизнь стремительно менялась. Еще недавно знак избранности - мобильный телефон - стал неотъемлемым атрибутом. Как носовой платок, или просто… носок.
- Все-таки надеюсь, что ты докончишь рукопись, - покашлял Борис. В трубке надрывался ребенок: «Папа! Папа-а… Да-ай!».
– Разрешаю любые исправления. Можно исправить все, кроме смерти.
В трубке раздался смешок.
Но возникли вопросы. Спонтанно пришли к выводу, что нужна очная встреча. Срочно. За рюмкой чая. Домой Боря приглашать не стал, там Варежка не даст поговорить… Я не сразу сообразил, что он имеет ввиду дочку.
Когда Бассаров пришел в кафешку с оттопырившимся карманом, где покоился пузатый армянский коньяк, стало понятно, что мой заказчик поддерживает связь с Виссарионычем, хотя криминальный авторитет давно укатил в Москву. Кафешка была, конечно, недостойна фирменного коньяка – днем она работала как столовая, и только вечером претендовала на нечто большее. Я не стал спрашивать, с кем товарищ оставил дитя, знал, что прежняя нянька от него ушла, но, может, вдовец завел молодую хозяйку… А что, имеет право - уже года полтора прошло с кончины законной супруги.
Мы удачно сели за крайний столик у окна, где я, узрев вывеску «Распивать спиртные напитки до 18.00 запрещено. Штраф…», попытался прикрыть бутылку грязной шторой. Но Борис спросил у молодой официантки, можно ли им с товарищем немножко выпить. Девушка была хорошенькой, с округлым личиком, правда, розовое ушко было проколото дюжиной колечек, а бровь – пирсингом, да еще волосы прокрашены зелеными и красными прядями. Официантка поправил челку и кивнула. И даже принесла два стаканчика, заговорщицки попросив громко не разговаривать. Обаяние поседевшего, в возрасте Христа, Бассарова еще работало.
- Черный квадрат или белый квадрат, это неважно, чувак, - пропустив первую дозу, ответил на мой вопрос Борис, и перешел на сленг нашей молодости. – Это пустота… Как я понимаю Малевича, это та, буддийская пустота, ну, как категория счастья… Когда-то фирму так нарек, но был глуп, зависел от залуп, и воспринимал счастье как… как кайф. Наши желания – наши страдания, говорил Будда.Счастье, чувак, это не кайф. Все эти упражнения вокруг пустоты - чего бы такого сделать, чтобы удивить! – привели к тому, что в мире началась движуха, и Запад начал лобызаться с Востоком. Но, помяни мое слово, добром это не кончится – кончится войной. Потому как все это понты. А началась эта движуха с того, что мимо проплыла акула в формалине.
«Физическая невозможность смерти в сознании живущего», - вспомнил нашумевшую инсталляцию британского художника-авангардиста начала 90-х.
- Браво, Серый. Зачет. – Борис чокнулся со мной стаканчиком. - «Джай Гуру Дэва».
Я подумал, что мой студенческий приятель или опьянел, или после потрясений в личной жизни слегка тронулся умом.
- Спокуха, Серенус, не шизую, – поймал мой взгляд старый товарищ. - Просто черное и белое – две стороны одной картины. «Слава сияющему, удаляющему тьму». Или Джай Гуру Дэва. Это всего лишь приветствие. Его еще битлы использовали в последнем альбоме. – Борис выпил. – А про смерть ты в тему. Смерть есть переход из одной фазы жизни – да, да, жизни! – в другую. Это просто путешествие.AcrosstheUniverse.
- LetItBe, - сказал я, вставая.
- Ом, - отозвался этот чувак-чудак, отрицающий смерть.
- Заходите еще! – пропела вслед официантка. А когда мы обернулись, непроизвольно поправила красную прядь на челке.
- Обязательно, моя хорошая, - улыбнулся Бассаров.
- Сегодня вечером? – округлила и без того круглое личико девушка и затараторила: – Я могу уйти пораньше. У меня отгулы… – И показала язык, пробитый пирсингом.
- Извини, honey, - развел руками вдовец. – Но я женат.
Я внимательно посмотрел в лицо приятелю. Может, он все же тронулся умом?
Диктофон Sony из прошлого века пахал, будто сошел с конвейера. Тогда, в начале 90-х, японцы еще не умели халтурить, высчитывая срок реализации следующей партии товара в рамках идиотской стратегииplanned obsolescence, «встроенного устаревания». Во имя Его Скорейшества товарооборота.
Я прослушал несколько аудиокассет от Бориса. Записи, местами безобразного качества, с невнятной речью, помехами, речевыми повторами, искажениями уже концу второго часа прослушивания так оболванили, что я будто заболел. И как раньше слушал этакое?.. Видать, энтузиазма имелось поболе. Вспомнились сетования коллег с радиостанций: самое противное в их работе - не тыкать микрофоном в лицо незнакомому человеку, а «расшифровка» материала, добытого с трудом, перенос записей в вербально-письменный формат. Даже появившиеся компьютерные распознаватели речи не спасали: не определяли невнятный говор, да еще на фоне шумов. И в растерянности выдавали на чистый лист словесную абракадабру. А ведь так говорит большинство – и простой люд, и знаменитости.
После часового лежания на диване вернулся за стол. Мне стало интересно. Но был вынужден сменить тактику. Прослушивал запись раза два-три, делая пометки в ключевых местах, безотлагательно, по свежей памяти. А сам нарратив излагал в свободной манере, перенося аудио-суть, не цепляясь за сказанное буквально, стараясь подать его «художественно», как выразился обанкротившийся заказчик. И дело пошло. Текст стал гладким, связным, без разного рода магнитофонных перемоток начального этапа.
Так были написаны последние главы. Зато эпилог - самим Борисом, но спустя больше года. Сперва хотел дать его в третьем лице, как и пролог. На мой взгляд, в эпилоге много лишнего, или личного, но не мне решать - первое лицо тут Борис, пусть и ставит точку.
В папках
