Димитрий рывком запахнул полы турского халата, сбросил ноги с постели и сел напротив лекаря:
– Ваша жена завещала похоронить себя в родной земле. То есть, здесь, в Сурожске. Исполнив ее последнюю просьбу, в Рамзен вы не вернулись. Почему?
– Стало некуда возвращаться, – ответил он просто и нисколько не удивясь такому странному повороту разговора. – Очень скоро выяснилось, что вместе с ее телом я перевез сюда и свою родину, и свой дом. Боюсь, мои слова могут показаться вам чересчур выспренними и фальшивыми.
– Отчего же, герр Корнелиус? Мне они таковыми вовсе не кажутся – как-никак, я жизнь прожил. Однако в прошлом году вы все-таки побывали в Германии. В славном местечке Танненбурге, если не ошибаюсь. Да еще и под чужим именем.
Невозмутимый до сей поры лекарь наконец-то удивился. Это выразилось в коротком звуке «пф!»
– Я начинаю догадываться, кто вы.
– А я заранее выражу уверенность, что вас это не оттолкнет. Правильно?
– Разумеется. Возникла, скажем так, необходимость отыскать одного собрата по ремеслу. Есть в Германии ученый лекарь и хирургус, некий Адальберт фон Репгау. Был некогда, во всяком случае. При жизни Машень… При жизни жены было как-то не до обстоятельных поисков вдали от семейного очага, теперь же все мое время принадлежит только мне. Одному мне. М-да…
– В это же время кто-то разыскивал вас в вашем родном Рамзене. А после того, как вы покинули Танненбург, – и там тоже. Что за персона этот хирургус Адальберт?
– Именно он когда-то ампутировал обе мои ступни. В те годы я еще не знал, что вполне можно было обойтись и без операции.
– Вот оно как. Подозреваю очень любопытную историю, хотелось бы прослушать ее от начала до конца. И с подробностями. Впрочем, к ней мы еще вернемся. Его самого, как я разумею, вам отыскать не удалось.
– К сожалению. Оказалось, что незадолго до моего визита он попросту пропал из города. Скрылся без следа. Буквально за одну ночь, притом вместе со всеми своими домочадцами. Невидимо и неслышимо даже для соседей, представьте себе. Пересуды и домыслы относительно такого загадочного исчезновения…
– Ко всем этим удивительным событиям мы тоже вернемся, герр лекарь, – перебил Димитрий, продолжая со спокойным дружелюбием смотреть ему в глаза. – В свое время. Кто изготовил для вас ножные голицы?
– Цехмайстер Йорген из Висмара. Полное имя его – Йорген Эккехард Браунфельс. Работа превосходная, ибо он уже обладал изрядным опытом благодаря предыдущим заказчикам, – герр Корнелиус опустил взгляд и с металлическим звуком пошевелил ногами.
– Занимается ли кто-нибудь еще в Райхе чем-то схожим? Хотя бы чьи-то упоминания мельком и даже слухи – мир подобных мастеров тесен, знаете ли.
– Как и мир лекарей, – с вежливым коротким полупоклоном заметил герр Корнелиус. – Но зачем же слухи? К счастью, осведомлен совершенно точно: нет. Об этом мне категорически заявлял сам цехмайстер Йорген. Причем, несколько раз и с нескрываемой гордостью. Вполне заслуженной, замечу. Его, так сказать, коллеги по цеху уровнем своим не поднимаются выше традиционных деревяшек и костылей разного рода. А хоть как-нибудь воспроизвести изобретение герра Браунфельса теперь не имеют права, ибо он весьма предусмотрительно выправил на него бумаги с коронной привилегией… Почтенный Димитрие, не проще ли было бы всего-навсего пригласить меня для беседы? Вы ведь так и не ответили, зачем понадобилось выдумывать болезнь.
Димитрий хмыкнул:
– Отвечу. Уж очень я люблю наблюдать за людьми, которые полностью поглощены своим ремеслом. Особенно ремеслом любимым. Ну до чего же хорошо они раскрываются при этом – только умей да успевай примечать. В иных обстоятельствах разглядеть многое любопытное либо куда труднее, либо просто невозможно. Даже мне.
– Мгм… Как-то не задумывался над таким методом... А знаете, вы правы. Но слушаете все же не очень внимательно – вам пока не нужны подробности? Просто продолжаете наблюдать и изучать меня, как человека?
– Есть маленько. А вот прямо сейчас я и собираюсь получить эти самые подробности. Возможно, вы удивитесь, но даже те, которые вы напрочь позабыли. Герр Корнелиус, вам известно, что такое «правь-сон»?
– Разумеется. Целители Хиндустана издревле именуют его «вашитва», а медикусы и эзотерики Германии предпочитают греческое название… Ага… Позвольте, я попробую определить – кто…
Лекарь оглянулся за спину, где у двери опять появился мастер Георгий, еще раз оценивающе окинул взором молчаливых отца Власия и Белого Ворона.
– Вы? – голова его скорее утвердительно, нежели вопросительно наклонилась в сторону последнего.
Ворон кивнул ответно.
– Можете не спрашивать – я согласен.
– Интересный вы человек, герр Корнелиус, – ровным голосом проговорил Димитрий, поднимаясь. – Причем, намного интереснее, чем я полагал раньше.
Белый Ворон занял освободившееся место и неспешно, одну за другой, переложил из-за спины на грудь две косицы из трех.
***
Кирилл почувствовал, как кто-то осторожно коснулся его спины. Он обернулся, а рука Держана тут же отдернулась с притворным испугом.
– Аюшки? – спросил Кирилл, продолжив обстоятельно утверждать стоймя в изголовье кровати взбитую наподобие бравого вареника пуховую подушку.
– Милостив ли нынче, добр ли ты, князюшко наш пресветлый? – пропел Держан сладеньким голоском.
– Добр, добр, – пробормотал он, придирчиво оценивая результат своих трудов на предмет точного соответствия Аксаковым заповедям. – Аки бобр.
– А ты меня сегодня не укусишь, о добрый бобр? – княжичев палец вновь опасливо потыкался в княжью поясницу.
Кирилл мгновенно развернулся и, нацеливаясь в руку, хищно клацнул зубами.
– И впрямь прежний вернулся! – обрадовался Держан. – Не тот, что вчера был.
Со стороны Аксаковой каморки раздалось и стало приближаться хлопанье в ладоши:
– Взять строй, взять строй! Юнак Вигарь, да брось ты, наконец, это одеяло: не мучай ни его, бедолагу, ни себя самого.
– Эй, Вигарь! – поспешно одеваясь, с недовольством добавил его сосед. – Ты, когда в бане был, почему ноги не помыл заодно? Попахивают.
– Так ведь еще не пришло время ежегодного мытья ног, – пояснил Держан. – Верно говорю, Вигарь?
Аксак поманил пальцем Смина и сообщил громким зловещим шепотом:
– Юнак Смин, еще хоть один сухарь, в постель зарытый, найду – и ты пропал. Уразумел?
– Юнак Свин… – негромко, учитывая превосходный слух мастера-наставника, пробормотал Держан и прихрюкнул. Рядом те, кто расслышали, прыснули сдавленно – всё по той же причине.
– Юнак Малыга, на сапоги свои погляди. На сапоги, говорю, а не на меня! Если правый с левым попутал, то переобуйся, а если ступни такие и есть, то оставь, конечно. Ага, ага… Теперь всяк внимай! Упражнения на мечах нынче не снаружи, а во гридне будут происходить. По моему разумению, снег с дождем – не помеха, а сугубая польза в овладении науками ратными, но так уж мастер-наставник Залата решил. От несказанной доброты души своей – цените, олухи… Юнак Ягдар!
Кирилл сделал шаг вперед.
– Возглавляй дружину и веди. А меня дела иные ждут, – он махнул рукой и заковылял к выходу. За дверью снаружи мельком показалось лицо Ратибора.
Кирилл впечатал в пол каблук, расправил плечи и с орлиным взором повел вокруг себя головою.
***
Сразу же после занятий мастер-наставник Залата отправился на поиски брата Иова. Найдя и отозвав его в сторонку, помялся, пояснил стесненно:
– Поговорить хотел…
– Говори, – согласился брат Иов.
– Тут вот какое дело… На мечах мы, значит, давеча упражнялись. Поначалу, чтобы поглядеть, кто да как, да во что горазд, я на деревянных приказал. Мало ли что – ну так ведь? А потом вижу: рука у всех – ну почитай, что почти у всех – навычная, так я и порешил, что можно к боевым – затупленным только – переходить помаленьку.
Залата заволновался, стал говорить все громче и громче. Брат Иов терпеливо слушал, словно и не замечая того.
– Князь Кирилл… юнак Ягдар, стало быть, поединщиком своим избрал юнака Держана, дружка своего задушевного. Почитай, побратима, стало быть. Хоть речь-то и не о нем вовсе, не о юнаке Держане, я о князе нашем, юнаке Ягдаре, стало быть, речь хотел повести…
Он увяз в собственном косноязыком многословии, умолк и искательно заглянул брату Иову в глаза. Инок слегка приподнял лицо.
– Воители-Хранители… – пробормотал Залата. – Ну так вот. Как только юнаки в руки акинаки взяли, так князь наш словно переродился весь, хотя до того с дружком своим вроде как в потешки забавлялся, а не двобой вел. Я гляжу – и просто глазам своим поверить не могу. А потом и говорю: «Ну-ка, юнак Ягдар, становись супротив меня!» Ты же, брат Иов, помнишь, каков князь наш на мечах?
– Неплох.
– Был неплох. А теперь я такого мечника увидал, про каких и сказы не сказывают.
– Даже так?
– Так, брат Иов, так. Я удар еще только зачинаю наносить, а уже разумею, что опоздал – там или клинок ждет, или самого князя уж нет. И все хитрости мои да уловки для него – что книга раскрытая.
– И этого не было, когда на деревянных мечах дрались – верно?
– Верно, брат Иов. Не было.
– Как мыслишь, отчего?
Залата всерьез призадумался и незаметно для себя несколько успокоился:
– Ну… Деревяшка – она деревяшка и есть. А стальные мечи-то, хоть и притуплены, и острия скруглены, всё ж какую-никакую, а опасность таки представляют. Стало быть, когда опасность грозит, он и начинает видеть, что ждет его в грядущем.
– Видит грядущее?
– Это ты в точности сказал, брат Иов.
– Это ты сказал.
– Ну да. Но мыслю отчего-то, что лишь ближайшее грядущее, на малое время вперед, а не как пророк какой-нибудь. Ну, сам понимаешь.
– А зачем ты, мастер-наставник, обо всем этом именно мне сообщить решил?
Залата заметно рассердился, но всё же постарался сдержать себя:
– Ты, брат Иов, что называется, в лапти-то не обувайся – меня отец Варнава строго-настрого благословил: чуть что необычное да непривычное примечу – сразу тебя