девушка разводила костер. Вскоре и рыба жарилась, и Габри согрелась, следя за обедом. А юноша лишь разглядывал ее и свои старые рисунки – мысли о ней.
И хотелось ему лишь обрадовать девушку. Хотелось сделать что-то простое, но очень приятное. Ведь только так он мог проявить свою любовь. Доверившись задумке перешить старое платье, тот попросил:
-Сними свое платье, - тот выглядел уверенно, укрывая девушку своим пальто, - Я все сделаю.
Та с трудом доверила ему важную для себя вещь, но в пальто укуталась, пока юноша быстро-быстро чиркал на бумаге разные платья, спрашивая Габри, как ей больше нравиться.
И стал перешивать ее ткань. Весь день и вечер тот переделывал несчастную простыню в понравившееся платье: с широкими рукавами, что становились уже на конце; с воротником, поимевшим форму двух треугольников, посередине которого должна виднеться ленточка; с юбкой, развевающееся по колено и с национальным узором на синем поясе.
А она наблюдала на восхищенного и вдохновленного юношу.
А ведь получалось.
Сколько любви и ласки чувствовалось в его движениях, сколько любви и ласки виднелось в его глазах, сколько любви и ласки было видно на его лице. Как она была тронута такой заботой, чуть ли не роняя слезу.
А Морис лишь увлеченно вышивал узор на пояске. Ни минуты он не тратил впустую – лишь шил.
Сладко зевнув, тот вернул платье девушке, пришивая ручку к тяжелой сумке:
-Тяжеловато на поясе… - юноша накинул на нее сумку.
-Мне… Нравится, - та не могла передать словами всю свою благодарность. Подбирать нужное слово у нее выходило с трудом, поэтому та произнесла лишь простое человеческое, - Спасибо.
А юноша валился с ног, отужинав рыбой и получив холодный поцелуй в щеку, тот сразу лег спать, пока Габри любовно разглядывала платье на себе.
Такая любовь, наконец-то она ее получила.
И была рада.
ГЛАВА 10
___________
Боль.
Чертова боль перестала драть душу, перестала мучать душу, перестала жить в душе.
Боль перебралась.
Боль кочует.
Боль перебралась в легкие, в горло, в уши.
Боль драла органы, разметывала их кусочки; боль поселилась в легких, боль мучала и мучала его.
Он пытался выкашлять всю боль.
Боль не выходила через кашель.
Боль оставалась, боль продолжала мучать и драть.
Тот потирал больные места, сжимался, откашливался, болезненно откашливался.
Как же ему было больно, как он задыхался.
Задыхался до тех пор, пока боль не переходила в живот.
Не хватало воздуха.
Нечем дышать.
Он никак не мог заглушить эту острую боль.
Он продолжал ей помогать, продолжал облагораживать жилье.
И все терпел, терпел эту боль.
А она все становилась сильнее.
Снова становилась сильнее.
Так он терпел эту невыносимую боль. Все терпел и терпел, что когда закончил помогать, когда лунный свет стал освещать землю, подобно звездам; а костер освещал лишь их пещерку, тот изнеможенно упал на ее колени. Как же болело, как болело…
Красный и потный, тяжело дышащий и задыхающейся от кашля и холодного воздуха; он еле прикрыл глаза, смутно понимая реальность и тихо, незаметно плача, пытаясь прогнать свою боль слезами; но лишь нежные руки, тепло чужого тела, очередной горячий рябиновый чай, старое теплое пальто гнали боль прочь.
Лишь любовь, ласка и забота гнали боль прочь.
Лишь свет ее души гнал боль прочь.
Он заснул.
Еле заснул с надеждой, что уже завтра ему будет лучше.
ГЛАВА 11
___________
Сон.
Болезненный сон поглощал его.
Нервный сон.
Трудно спать.
Можно уснуть.
Лечащий сон.
Полезно спать.
Можно уснуть.
В ласке и спокойствии, тот закрывал глаза, пытаясь отдаться сну. А его счастье, его сердце сидела рядом, подогревая его грудь своим теплом.
Он уснул.
Тревожно уснул, прижимая к себе девушку.
Где-то закипала вода для целебного чая.
Он не помнил.
Он крепко болезненно уснул.
И ничего ему не снилось.
Он хотел лишь поскорее вылечиться и помочь своему сердцу.
Он не мог, он мучался от чертовой боли в легких.
Он не хотел.
Он терпел.
Терпел всю боль.
Как и она.
Его сердце.
Боль скапливалась.
Одиночество скапливалось.
Она не могла, она мучалась от чертовой боли в душе.
Как же щемило, как болело, как пульсировало.
От страха, от страха вечного одиночества.
От страха потерять все общение, любовь, ласку.
Страх сковывал, страх заставлял кричать.
Он проснулся от крика, от горестного крика. Дергающаяся рука лежала на ее голове:
-Почему, почему тебе одиноко? Я рядом. Я все еще буду болтать с тобой и ласкать тебя. Не волнуйся. Засыпай…
ГЛАВА 12
___________
Солнце снова скрывалось в беспроглядной мгле, в бесконечных попытках пробиться. Но светить уже не было сил; не было сил пробиваться сквозь тучи и вечный туман. А туман все стоял, молочно-белый туман все стоял на земле. Серые тучи заволокли небо, стоя потолком над землей.
А они все сидели в теплой пещерке и ждали выздоровления друг друга. У кого-то не спадал кашель, а у кого-то груз с души.
Морис долго не мог подняться на ноги. Так ему было больно, так его раздирало.
Как и ей.
Как у нее болела душа. Так ей было больно смотреть на него, так раздирало душу на кусочки. Он лишь ее успокаивал, говорил, что совсем-совсем скоро все будет хорошо.
А ему было так больно.
Но уже через неделю его состояние улучшилось, что он уже сидел, закутанный в собственное пальто, и пил рябиновый чай.
Но не чай его лечил.
А любовь.
Забота, любовь и ласка прогоняли всю боль, гнали ее прочь.
И так ему становилось лучше.
Так ему хотелось получить эту ласку чтобы наконец-то выздороветь.
И он получал.
В рябиновом чае, в поглаживаниях по голове, в ласковых словах, в объятьях на ночь. Это его лечило.
И почти вылечило.
А она, в сладкой тоске, все нервничала.
И так ее поглощала эта сладкая тоска, что при виде выздоравливающего юноши, тоска становилась тревожной радостью. И нервничала она, волновалась за него, переживала. Тревоги и боль разделывали ее душу на кусочки.
Но пройдя через нервную, тревожную, слащавую грусть, она расцветала.
Расцветала маками и камышами, подснежниками и одуванчиками, лютиками и ландышами.
И так хорошо становилось на душе.
Такая нежная, спокойная, размеренная радость.
И лечила она Мориса, лечила своей любовью, что этой ночью и он стал смаковать эту нежную, спокойную, размеренную радость. И становилось ему лучше и лучше. И расцветал он, подобно ее душе.
А этой ночью так расцвел, что поднялся и стал греть замороженное в ледышку вино из своей фляги, которое тот взял с собой. Сидел и грел, свято веря в его целебные свойства, чем и разбудил Габриэль:
-Что такое…? – она сонно потирала глаза, пытаясь разглядеть картину.
Ответ поступил незамедлительно:
-Будешь? – и перед ней уже оказалась деревянная чашечка с вином. Морис лишь укоризненно смотрел на девушку.
Та промолчала. А когда распробовала напиток, сделав небольшой глоток, то ответила:
-Да этим соком напиться как…
Морис умел пить, он мог долго держать себя в руках. Но в этот раз он собирался выпить лишь пару стаканов для скорейшего выздоровления, поэтому он уже подливал в уже опустошенные чашечки немного вина. А она молчала. Слышно было лишь треск огня. Ей нравилось это вино, старое, даже забытое…
Через несколько минут, сидя в тишине, она не выдержала и налила себе сама еще чашечку под все те же укоризненные взгляды Мориса. Так она сделала еще раз и еще…
Тот не выдержал и попросил, ухмыляясь:
-Мне-то хоть налей, хозяюшка.
Трясущейся рукой, та практически долила ему содержимое всей фляги.
-Только аккуратнее, - тот сохранял спокойствие, хотя видел, что девушка уже пьяна.
-Да я сама вся из себя… Такая, - Габри было трудно сказать и запомнить это слово, так как ее словарный запас был небольшой.
Фляга уже пуста, парень поднимает стакан и без тоста делает глоток. Внезапно, Габриэль встала, хватая его за руки, и сверля взглядом, произнесла:
-Давай плясать.
Тот и сказать ничего не успел, как они просто стали бессмысленно качаться, держась за руки. Чувствовала она себя так беззаботно, так по-детски, что даже несвойственно себе улыбалась. Движения становились быстрее, а смех громче и ярче. Веселье и смех стали царить в их пещерке. Бросив самообладание к чертям, тот заскулил:
-Подыграй что-нибудь на своей дудочке… - и не разбирая ситуации, сходу вручил ей купленную в городе флейту, хотя у Габри была и своя.
Ну та и начала: заунывные вальсы и народные песни под кривое пение юноши; веселые песни и излюбленная парнем чечетка, что даже сейчас он отбивал ее в ночи. А Габриэль смеялась и смеялась, осторожно и внезапно протягивая инструмент Морису:
-Попробуй.
Отдышавшись и набирая еще больше воздуха, тот взглянул на флейту и, несомненно, не зная как с ней обращаться, куда-то дунул, зажав какие-то отверстия. Звук вышел неприятным и противным, лишь девушке на потеху. А она и смеялась, смеялась до слез и боли в животе. Забрав флейту, та стала травить анекдоты. И Морис ей рассказывал разные-разные истории, и всякие разные шутки.
Долго они смеялись, хохотали. Делали лишние движения, смеялись в истерике, и тихо, в себя. Смех и веселье остались в их пещере на ночь, а по успокоению, те затянули старые-старые песни. Пели слаженно, что даже на душе светлело.
Пели громко, иногда заикаясь, но душевно.
Пели одну песню за другой, пели и пели, пока не вспомнили какую-то грустную. Томная песня не звучала так громко и красиво.
Все замолчали.
Никто не пел.
Все ушли из теплой пещерки, оставив их двоих.
Молчание прервалось лишь всхлипами Габри. Песни ей напомнили о родном доме, лишь о родном доме так сильно, что сразу хотелось вернуться в родное село. Полное народу и шуму село. Как она соскучилась по дому, как она соскучилась по людям, как она соскучилась по шуму:
-Я так соскучилась.
Она плакала, плакала в его грудь, захлебываясь. Она хотела лишь домой. А он гладил ее по голове, обнимал и целовал в макушку:
-По дому?
-Да…
Тот внезапно бодро встал, поставив руки в боки:
-Так пойдем домой, чего мы тут сидим.
Та утерла слезы, и не обдумав происходящее, сразу собрала все вещи, которые были в пещере.
Они ушли оттуда.
Проснулся Морис рядом с рекой. Над ним гордо нависал туман, деревья наклоняли свои ветви, делая ему потолок, подобно тучам. Сам был почему-то голый, у рядом лежащей Габри развязано платье, сумка лежит где- то далеко, голова болит…
-Что произошло?...
ГЛАВА 13
______________
Солнце.
Снова солнце пыталось пробиться сквозь мрак.
И пробилось.
Пробилось сквозь вечный туман, пробилось сквозь тучи.
И наконец-то светило, светило на радость норвежскому народу!
Наконец-то освещало, сверкая от радости. Наконец-то солнечное сияние, наконец-то народная радость!
А они шли домой. В деревню Бейран.
Шли и шли, что решили устроить себе передышку.
Прекрасные цветы расцветали, чтобы насытиться солнцем. Расцветали, расцветали красные маки, синие васильки, белые подснежники. Все они украшали зеленую полянку.
Она села прямо к цветам, собирая их. Больше всего та любила васильки, брав их в руки, та уплывала в размышления.
Размышления о счастье и любви.
А юноша лишь восхищался этой картиной, проникаясь любовью к девушке. И проникшись так сильно, тот поник в непонимании, как он может выразить свои чувства; что лишь подошел и сел сзади, заплетая ее волосы в косу:
-Я не делаю тебе больно?
Габриэль оторвалась от раздумий, устраиваясь удобнее и бросая цветы на колени.
Сколько ласки,
