собственного тепла и света.
Ради избавления от страданий.
И долго горел тот огонь.
Гореть и будет.
ГЛАВА 3
________
Тот не знал, сколько он шел и куда.
Спал на земле рядом с огнем, ел собранную с собой провизию и горелый хворост.
Но он был счастлив.
Был счастлив, что найдет, скоро найдет ее.
Пускай пройдут еще дни, недели, месяца.
Пускай.
Зато пройдут.
Морис поднимался на очередной холм.
Валенки, подаренные Герром переплетчиком, были заполнены снегом.
Холод пробивал ежедневно.
Хотелось ли ему в тепло, нормально поесть, поспать?
Нет.
Хотелось лишь найти ее.
Он лег на землю в куст, минутно отдыхая от физической боли.
И снова поднялся.
Даже если он будет при смерти, он продолжит ее искать.
Он будет ее искать, чтобы найти свое счастье.
И может даже свою любовь.
ГЛАВА 4
_________
Зима.
Озеро.
Снег.
Она лежала в снегу около озера.
Единственное, что отделяло её от полного соединения с природой, так это платье, пояс и сумка.
Всего лишь платье, пояс и сумка.
Она не знала, сколько она так лежала, запустив голую ногу под лёд.
Пускай её обкусают рыбы, пускай её обсчитают идиоткой- какая теперь разница.
Да и кто посчитает уже.
Падающие на глаза волосы нервно мешали посмотреть на небо.
Луна.
Лишь луна слабо озаряла проходившую темноту, мешавшая свету продолжить господствовать на Земле. Темнота стала прогонять Солнце, нагло гнать его прочь с подчинённым им лучами и ослепительным светом, пыталась прогнать, прогнать свет; а Луна успокоила, Луна всё упорно светила даже сквозь тучи и облака, даже сквозь самые тёмные сумерки.
А она всё лежала.
И ни о чем не думала.
Может, где- то в душе и щемило одиночество.
Может, да ты пойди и разбери, что там где щемит.
Может ей надо разобраться с этим?
Может, да ты пойди и разбери, как.
Она без понятия.
Да и какая разница.
Может, ей надо встать.
Может, нет никакого смысла в том, что она тут лежит; может, она заболеет и умрет; может, ей стоило бы задуматься над своим предназначением, над смыслом, над бессмертным.
Может,
Да ты пойди разбери.
Никаких томных мыслей в голове не было, лишь лёгкий сквозняк воспоминаний кружил где-то на душе.
Она лишь сверлила своими сапфировыми глазами небо, лениво шевеля большими ногами в воде.
Они, наверное, уже все замёрзли.
Да и какая уже разница.
Да и она давно уже поняла, что проще насладиться этим небом.
И забыть.
Чтобы забытое кружило лёгким сквозняком на душе…
ГЛАВА 5
_________
Время.
Время шло бесконечно быстро.
Неделя, вторая, месяц…
Груз на душе становился тяжелее.
Как ему хотелось увидеть дом, родной дом!
Но нет.
Сначала он хотел посмотреть на незримое чудо.
На нее.
На счастье.
На любовь.
На вдохновение.
На моральные силы.
На идеи.
Он думал, думал о прекрасном лике, о счастливом лике, о любовном лике, о вдохновленном лике.
И шел.
Чтобы найти.
Он будет искать и искать, даже если тоска по дому будет тяжелеть.
Он будет тосковать.
Ежедневной грустью и скукой о родимом.
Как ему этого не хватало, как ему хотелось сесть и горько заплакать, выкрикивая неразумное!
Но нет.
Он шел.
Он избавлялся от тоскливых мыслей, он мужественно шагал, переписывая боль на бересту:
«Мне трудно согреться в холодную зиму.
Я тут один сижу нелюдимый,
И в поисках жизни в застывшем том мире
Ищу.
Искал тепло, чтоб согреть свою душу,
Чтобы греть свою тушу.
Но никому же не нужно
Быть одеялом моему сердцу.
И что же,
Мне невозможно согреться.
На поляне тихой.
И пусто глядя,
Я бы обнял кого-то любя,
Но никого нет.
Но я ведь искал.
Колени свои к душе я прижал,
Чтобы было тепло хотя б от себя.
Не греют ноги,
Все мерзнет душа.
И все же так тихо,
Так серо сидя,
Упала слез моих вода.
Что сразу застынет, замерзнет внутри.
Господи, ты на меня погляди…
Заметь и верни мне мою свободу,
Мою любовь,
Мои беспечные мысли,
Что в воздухе духом холодным зависли.
И вспомнятся скоро все мои мифы
С самим собой,
Но про тебя.
А может и с тобой.
Так я и не нашел покой…»
ГЛАВА 6
_________
Груз души стал невозможно тяжел.
Он не мог.
Он не мог больше идти, не мог искать ее.
Но так хотел.
Он писал, писал о своей боли, о своем состоянии.
Он хотел лишь домой,
Лишь к родному.
Он хотел лишь найти ее.
Он хотел найти хотя бы кого-то.
Поговорить, получить родную ласку.
Но нет.
Ничего родного.
Лишь отвратительное, отвратительное одиночество; отвратительные, отвратительные страдания; отвратительный, отвратительный лес.
Как ему было плохо в этом лесу.
Верните, верните его домой!
Как ему надоели ёлки, не слушающие его; как ему надоел снег, не слушающий его.
Как надело.
Надоело одиночество.
Надоело страдание.
Надоела тишина.
Где же ласковый голос?
Где же, где?
Он так искал.
Но не нашел.
Но может быть он найдет?
Надежда не умирает.
Надежда была с ним всегда.
ГЛАВА 7
_________
Пурга.
Снег шёл и шёл, подгоняемый ветром на темнеющем небе.
Сумеречная мгла поглощала летающих белых мух.
Он больше не мог терпеть.
Он шёл, еле перебирая ногами, всё проваливась в снег.
Скука.
Чертова скука, чертова тоска, чертова печаль держались в нём, сидели не выходя.
Кипели, буйствовали, мешали.
Когда же, когда он увидит родную коморку?
Родное перо, родную бумагу, родную свечу.
Родное тепло.
Родной дом.
Всё там ему было родное, всё ему там было любо.
Всё он хотел видеть сейчас.
Всё своё.
Родное.
Когда, когда он увидит?
Он не знал.
Когда, когда он будет дома?
Он не знал.
Когда же он уйдёт отсюда?
Он не знал.
Чёртова скука, чертова тоска, чертова печаль.
Всё поглощали и поглощали его.
Он уже не мог.
Он хотел,
Хотел увидеть родное, подогретое сердцем!
Неаккуратное, разбросанное, кривое, заляпаное.
Но родное.
Боль.
Боль скопилась на сердце, подобно тоске.
Боль скопилась.
Боль становилась сильнее и сильнее.
Боль колола.
Боль колола где-то в животе.
Тоска становилась сильнее и сильнее.
Тоска колола.
Тоска колола в сердце.
Пурга становилась сильнее и сильнее.
Пурга колола.
Пурга небрежно колола лицо, заставляя закрывать глаза.
Звезды стали пробуждаться, незримо проявляться вместе с прозрачным пустым туманом, что вечно царствовал на густом тёмном небосводе.
Он лёг.
Он лег, корчась от чертовой душевной боли.
А ведь кололо.
Кололо сильнее и сильнее, тосковал сильнее и сильнее, пурга шла сильнее и сильнее.
И всё сильнее...
А он плакал.
Он плакал.
Он плакал от боли, от тоски, от пурги.
А становилось только сильнее.
Он сжал живот руками, он прижал колени.
Он не мог терпеть.
Он закричал.
Кричал от боли, от тоски, от пурги.
Как же чертовски скучно, чертовски тоскливо, чертовски печально ему было и как же щемило, горькой болью щемило в груди.
А становилось только сильнее.
Всё становилось сильнее него вокруг.
А как он слаб.
Корячится от боли.
Плачет от боли.
Кричит от боли.
Невозможно заболело в животе.
Он сжимал, сжимал от боли.
Невозможно заболело сердце.
Оно сжималось, сжималось от боли.
Невозможно заболела душа.
Она сжималась, сжималась от боли.
Он сжимался.
Он сам лишь слабо сжимался от боли.
Он слаб.
Он ничтожно слаб.
Он давно уже понял.
Он мог быть слабым.
Он разрешал себе.
Он не боялся.
Он смелый.
Он сильный.
Сильный в этом.
Но этого ему уже было не понять.
Хотя он давно уже понял.
Он лишь желал, желал родного.
Желал дома, желал уюта.
Он желал ласки.
Своей особой странной ласки.
Он слишком любил.
Слишком впечаталялся.
Слишком много.
Слишком сильно.
Всё сильнее и сильнее.
И плакал.
И кричал.
И так больно.
Тяжёлое, тяжёлое дыхание.
Горячий, горячий воздух.
Прожигало, прожигало дыхание.
Как боль.
Как слезы.
Как крик.
Отчаянный, душераздирающий, громкий крик.
Печальный, грозный, пугающий крик.
Отвратительный, больной, сдирающий крик:
"Боже!
Боже,
Коли ты правда есть на небе,
Дай мне, Боже, человека,
Дай мне, Боже, впечатления,
Дай мне любви, Боже!
Да избави, Господь, избави!
Избави,
От боли,
От тоски,
От печали.
Дай, Боже, дом,
Милый сердцу дом!"
ГЛАВА 8
________
Крик.
Громкий и невыносимый крик прогремел под ее деревьями, полями и горами, елями и соснами.
Отчаянный, невыносимый крик освятил ее.
Дал надежду.
Дал свет душе.
Хрипой, невыносимый крик помогал ей.
Дал надежду.
Дал свет душе.
Громкий, шумный крик; слабый, больной крик; изнемогающий, ужасный крик.
Делал ей все лучше и лучше.
Давал надежду.
Давал свет душе.
Уродливое, ужасное, страшное делало ее счастливой.
Может, правда кто-то есть?
Может, тут правда есть люди?
Может, все было не зря?
Мольбы, страх, ожидание, одиночество, отчаяние.
Все.
Все привело к цели.
Наконец-то.
Она дождалась.
На радостях, на тепле души, она помчалась.
Помчалась к крику, помчалась к ужасному, помчалась к боли.
Совсем забыв о своей.
Помчалась так быстро, сколько не мчалась давно.
Наконец-то, наконец радость!
Наконец-то, наконец мечта!
Огромная, огромная мечта!
Наконец-то, наконец сбылась!
Через боль,
Через снег,
Через острый воздух.
Нашла.
Нашла мечту.
Нашла счастье.
Нашла человека.
Скрюченного, замерзшего, больного человека.
Плачущего, кричащего, бедного человека.
Скромного, отвратительного, странного человека.
Она расплакалась.
Расплакалась ему в грудь.
Как она была счастлива.
Как она его отвержено ждала.
Как она его схватила, и плача, понесла в свою пещеру.
И как хорошо ей было
Часть 3
ГЛАВА 1
___________
Метель.
Метель все продолжала заметать, завывать, захлестывать; все шла и шла, заметая горечь на ее сердце.
Метель принесла ей счастье, принесла ей мечту, принесла е желанное.
Худощавый, худощавый бедный человек.
Но все же она его нашла.
Нашла человека.
Радостно прошагивая через пургу, держа его руки на теле, искала то место, где они бы могли переждать непогоду.
Она бежала, бежала от чертовой радости, чертового счастья, чертовой любви.
Любви к этому больному, страшному, угрюмому, неказистому существу.
Воодушевленно волоча его за собой, она и не заметила, как тот упал с нежного плеча.
Где он?
Пришлось усмирять свое воодушевление, пришлось усмирять свою бесконечную радость.
Она не успела.
Ее сразу дернули за плечо:
-Кто вы?
Она обернулась на голос только что вставшего:
-…Ты пьян?
Морис встал в ступор, но ответ нашел:
-Совсем чуть-чуть, не беспокойтесь..
Та скептично посмотрела на незнакомца, продолжая идти.
А тот продолжил интересоваться девушкой, возникшей из пурги:
-Вы очень кого-то мне напоминаете…. А я не могу разобрать, кого….
Он долго думал над ее внешностью.
Легкие длинные белые волосы, синие-синие глаза, словно сапфир; сумка на поясе и лук со стрелами за спиной.
Морис еле поспевал за девушкой:
-Не изволите-с назвать свое имя?
Не останавливаясь в нервирующем молчании, та прервала его резким:
-Габриэлла. Для тебя Гарбиэль.
Девушка промолчала и тот, глубоко вздохнув, попытался продолжить с ней разговор. Задавал много вопросов, шутил, говорил складно и понятно, когда Габри сама не понимала, что говорила. С письмом и речью у нее было плохо. Беседа ее увлекла и голос у Мориса был приятный, мягкий.
Она уже забыла, куда шла, ноги сами вели ее, а она была отдана лишь беседе, приятной беседе в пургу. Так скрасила дни, заманила душу эта беседа!
Как она чувствовала избавление от вечного груза, от вечного комка, от тяжести тоски.
От груза одиночества.
От комка одиночества.
От тоскливой тяжести одиночества.
Избавилась.
Справилась.
Нашлось счастливое чудо в медленной беседе.
Казалось, тот больной, страшный, ужасный, бедный,
