стал. Сиире это заметил, но сделал вид, что это его не тронуло. Зато когда расходились, он попросил Зенуним задержаться.
Сговорились они быстро. Зенуним хотела власти, а Сиире знания.
–Проникни в архив Святого Престола, – наставлял он, – там должна быть информация…
–Может спросить у Цепеша? – спросила Зенуним, и принц Сиире с трудом сдержал разочарованный вздох. Ну не дура ли, а? кто такие вещи будет напрямую спрашивать? Тем более, Цепеш не разбежится говорить! Его и пытками, похоже, не сломать. Уж если не одну сотню лет молчит, то сейчас точно не заговорит. А знать Сиире надо.
–Нет, Зенуним, сделай как я сказал, – Сиире улыбнулся, стараясь выглядеть дружелюбно. Получилось неубедительно, но всё же лучше чем прежний разочарованно-раздражённый оскал.
Она, хвала тьме, спорить не стала, согласилась, капитулировала, избавляя его от окончательного падения веры в благоразумие.
Одной проблемой стало меньше ровно до тех пор пока не пришло новое разочарование. На этот раз Мария Лоу…
–И какая тьма её понесла в архивы Престола? – задавались вопросом все советники. – Очевидно же, что просто так она лезть бы туда не стала.
–Сходите и спросите, – предложил князь Малзус, – а я слово своё так выдам: нарвалась, заслужила и получит то, что должна.
–Может быть, вызволить её? – предложили самые добрые советники, но поддержки не нашли. Меньше Марии Лоу – меньше необходимости делить с нею власть. Её вампиров, в случае чего, можно разобрать по своим владениям. А уж защищать, рваться в город Святого Престола для того, чтобы защитить её? это слишком много!
–Я сниму с Варгоши шкуру!– воинственно пообещал маркиз Лерайе. – Он не просто предатель, который прячется в городе Престола, он пошёл против нас.
Но Сиире это мало интересовало. Его интересовало, получила ли Зенуним данные, которые он настоятельно рекомендовал ей добыть. Та покаялась, когда они остались вдвоём:
– я добыла информацию и пришла даже. Это смертный.
–Так, – Сиире почувствовал начинающее расползаться по мёртвой его душе удовлетворение. Впрочем, оно быстро стухло, так как Зенуним не выглядела победительницей.
–У него был амулет Цепеша. И Гриморрэ явился вместо него… он прогнал меня.
Зенуним рассказала про свою встречу с герцогом Гриморрэ, который неожиданно явился вместо Цепеша на защиту человечка. Она рассказала и о том, как пыталась уклониться от ответов, как настоятельно просила провести себя к Цепешу, как просила встречи.
–Чем кончилось? – Сиире уже понял что всё пропало. И здесь его подвели!
Зенуним совсем сникла:
–Я ушла, чтобы вернуться потом. Потом, когда Гриморрэ тоже бы ушёл.
–Дальше, – велел Сиире, и в голосе его не было ничего хорошего.
–Всё было уже кончено, – призналась Зенуним. – Они убили этого человека. И от дома его тоже ничего не осталось.
Вот это был удар. И он был куда хуже, чем то, что Цепеш и Гриморрэ теперь отчётливо знали про союз Сиире с Зенуним. И про цель их исканий.
–Бездарная тварь! – ответствовал Сиире и Зенуним, не посмев возразить, отшатнулась в тёмный угол, обернулась летучей мышью, готовая в любую секунду вылететь в окно подальше от гнева Сиире.
Но Сиире уже не гневался. Он прикрыл глаза, собираясь с мыслями. В конце концов, чего он ждал от бездарности и наглости? Чего он ждал от всех них? Самый умный вампир, которого он знал, теперь служил у Креста под именем Томас. А остальные были слабы и не понимали даже с чем имеют дело.
Может быть в этом проблема? Может, если он раскроет им всё или почти всё – они поймут как всё серьёзно?
Нет, это крайняя мера. Пока надо потолковать с Цепешем самому. Честно потолковать. Не ввязываясь ни в какие союзы с бездарностями. Да, самому проще – самому перед собой и отвечать за все разочарования.
Глава 26. Когда заблудший выходит к свету
–Роман, пожалуйста, будь разумнее! – Если бы кто-то мог предположить раньше, что Мария Лоу способна заискивать и просить помощи у какого-то презренного Романа Варгоши! Ох, тогда Мария Лоу сама бы себе не поверила и убила бы того, кто предположил бы за нею это. Не сразу, конечно же, но убила бы, выждала бы, затаилась и нанесла смертельный удар.
Просить помощи у Романа Варгоши – это оскорбление для любого уважающего себя вампира, а Мария Лоу была не просто рядовым вампиром, она была членом Совета.
Просить помощи у Романа Варгоши – это не уважать себя, дойти до такой точки отчаяния, где посмертие уже стирается и лучше б тебе уже умереть и не позориться.
Просить помощи у Романа Варгоши – это то, чего не пожелаешь самому заклятому врагу.
Просить помощи у Романа Варгоши – это неожиданная и неприятная реальность для Марии Лоу.
Ей не на что больше рассчитывать. Она в плену Святого Престола и единственный, кто ещё, кажется, мог бы ей помочь – это перебежчик Роман Варгоши. Не поможет он – никто уже не поможет. Вампиры не приходят на выручку друг другу без особенной нужды, а Мария Лоу прекрасно знает о том, что она не настолько уже ценна для Совета, более того, для того же принца Сиире она уже едва ли не раздражитель.
Так что надеяться на чудо не стоит. Это по-людски. Это глупо. Но Мария Лоу пытается дозваться до Романа Варгоши, пытается схватиться за последнюю ничтожную соломинку и не утонуть.
Делать это надо быстро. Жизнь или смерть. Нет, не так. Посмертная жизнь или ничто? И если пытаться спастись, то сейчас, пока Томаса нет, пока он вышел, пока его вызвали в коридор и пока Мария Лоу осталась один на один с Романом Варгоши.
Он перебежчик, но ведь не до конца ещё сволочь?
Он перебежчик, но разве Лоу сдаётся?
–Освободи меня, освободи…– губы Лоу шепчут бессвязные мольбы, в эту минуту она жалкая и ничтожная. Она не вызывает ничего, кроме отвращения.
–Ты ничтожна и должна умереть, – слова Романа Варгоши звучат иначе, чем все прежние его речи. В прежних речах его звучала всегда нагловатая пристыженность, он вроде бы и каялся, а вроде бы не чувствовалось в нём вины.
Настоящей вины, той, за которую и простить можно.
–Ничто…– Мария Лоу осекается, страшно проворачивается ключ, скрипуче и жутко отодвигается дверь, пропуская Томаса.
Проклятого Томаса. Служителя креста Томаса. Ещё одного перебежчика, тьма знает как попавшего в свой сан и в своё положение!
Но оно и неважно. У Марии Лоу распороты руки и немалая часть туловища. Распорота аккуратно, терновыми колючками, освящёнными именем света и оттого столь губительными для вампира. Нет, Томас не убивал Лоу. Он её пытал. И, что было хуже, он даже не задавал ей вопросов, он просто причинял ей боль.
–Это очищение, – вот и всё объяснение. – Ты слишком давно живёшь во тьме, пора обратиться к свету, а обращение к свету – это искупление. Вину можно простить, врага можно назвать другом, но только после того как он пройдёт через всю положенную ему боль.
Томасу не нужны были её ответы. Томасу не нужны были информация или какие-то навыки. Ему нужно было, чтобы она пришла к искуплению, а для этого…
Для этого он разрезал её кожу, но не позволял вновь сойтись, не позволял регенерации сделать своё дело и вставлял в разрезы терновые колючки. И кожа болела, и отекала, не имея возможности схлестнуться и вернуть Лоу к прежнему виду.
Томас и вырваться ей не дал. Святая вода на пороге и стенах, на окне крест, повсюду зерна терна и терновые же переплеты змей. Даже если Лоу и вырвется из плена освящённых пут, то она не сможет ни ступить по полу, ни взмыть в воздух, ничего уже не сможет.
–Ты есть орудие злой силы, ты есть гниль и падаль, морок и тьма! Твоё присутствие – богохульно, твоё существование – это скверна. Твой путь – это грязь и кровь. Твои руки по локоть в крови невинных. Твоя душа давно истлела, ибо отдана была на откуп тёмной стороне…нарекаю тебя вестницей смерти и вестницей скверны, поганой дочерью тьмы и смрадной бездны.
Было больно, но Лоу, ещё хранящая гордость вампирши, нашла в себе силы спросить:
–Разве ты не такой же как я? ты и сам вампир.
–Я своё искупление уже прошёл и ещё пройду, – голос Томаса всегда оставался спокойным и от этого спокойствия не по себе. Такой покой дан только тем, кто готов ко всему и ни перед чем не остановится, так как верит без тени сомнения в свою правоту.
А потом гордость ушла из Лоу. Было больно. Было страшно. И она не знала куда деться, и всё вымело из сути её, осталось только нервное желание остаться в посмертии, хоть как-то, но остаться, хоть сбежать, унизиться, умолять…
И в ту минуту Томас вдруг вышел, бросив не проронившему и слова Варгоши:
–Стереги.
Он вышел и вот уже губы Марии Лоу шепчут бессвязные мольбы. Она не знает даже как дошла до того, что унижается и просит помощи у Варгоши, но ведь просит, просит! И губы шепчут, повторяя сами собой:
–Пожалуйста, пожалуйста…
Но Варгоши остаётся твёрдым. Усилия Марии Лоу – это волны, находящие на скалистый берег. Разбиваются волны, разбиваются мольбы о камень его души. Бесполезно, Мария, не плачь, не рыдай! – всё тщета. В душе Романа Варгоши камень, и твои слёзы, твои рыдания и мольбы, твои уговоры и жалкие попытки договориться его не тронут.
Это раньше он был бы счастлив от того, что ты говоришь с ним.
Это раньше он согласился бы получить от тебя защиту, лишь бы получить самому очередную увёртку от очередного же гнева на свои проступки.
А сейчас в его душе иное. В его душе есть свет, но не такой, мягкий, который выводит из самой глубокой тьмы, нет. На этот свет нельзя пойти как на надежду. Это свет ярости и гнева, всей скопленной за годы, долгие десятилетия ненависти и испытанных унижений.
Роман Варгоши уже не прежний, он не похож на себя, в его душе есть стремление и потому он легко понимает: то, что он один на один с Марией Лоу – это испытание от брата Томаса. Нужно пройти, нужно не поддаться на увещевания зла, принявшего знакомый облик, нужно показать своё величие над грешной душой и тогда брат Томас увидит, что Роман Варгоши достоин получить искупление и очищение.
Ради этого можно окаменеть душой.
Томас даже улыбается, когда вернувшись застаёт вконец сломанную молчанием Варгоши Лоу. Что ж, то, что Роман не поддаётся зову прежних, подобных себе, это обнадёживает. Значит, его ещё можно спасти.
–Ты ничтожество! – Лоу сплевывает тоненькой чёрной дрянью изо рта. У вампиров кровь темна и полна комков. А Лоу ранена. И кровь не может восстановить её плоти, которую так усердно терзает терном Томас. – Ты ничтожество! Ты же и сам подобен нам! Только чести у тебя ещё меньше, и…
Она не успевает договорить. Рука у Томаса тяжёлая и умеет сбивать обвинительную речь на полуслове. Мария Лоу тяжело дышит, выдыхая не сколько боль, сколько очередное унижение от предателя, но это неинтересно Томасу. Он смотрит на Варгоши, на его реакцию: выдержит? Не выдержит ли?
Роман выдерживает. Ни в глазах его, ни в лице, ни в теле нет и намека на движение негодования.
Что ж, это к лучшему.
Значит время для розжига святого пламени. Пламя податливо и разжечь его можно всюду, где только захочет лихая твоя душа. Бесноватость огня сменяется добродетельной силой и кончики пальцев Романа Варгоши обжигаются об этом пламя, хотя он далеко.
Брат Томас берёт клеймо. Железный прут, заканчивающийся каленым, много раз знавшим мёртвую и живую плоть штампом с вензелем смерти – перечеркнутый крест – знак
