начал сыпать вопросами.
Но его встретило ледяное равнодушие Томаса.
–Заходите, садитесь, будем разговаривать.
–Я думал, Эва ждёт…– растерялся рыбак, но его уже усадили.
–Ждёт, – согласился Томас, – но не вас, а мести. Её можно понять.
–М…мести? Разве ж может она, такое невинное создание…
–Мести, – перебил Томас, – мести тому подлецу, который отделил её от семьи. Тому подлецу, который так долго скрывал своё настоящее лицо, который пользовался доверием детей и местных жителей, и до поры не трогал их.
Старый рыбак Йелле молчал. Он не пытался больше строить удивления или ужаса, он был мрачен и собран. Слушал.
–Хочу знать кто ваш хозяин, – объяснил Томас, – кто ваш хозяин, отдавший вам приказ кого-нибудь напугать, убить?
Йелле резко поднялся со стула, но куда там? Наготове были и другие служители Святого Престола, и они накинули коварную терновую верёвку на жалкого вампира. Накинули грубо и больно, чтобы наверняка.
Йелле зашипел и выдал себя.
–Повторяю, – Томас оставался спокоен, – кто твой хозяин?
Теперь он перешёл на «ты». Для того, кто его не знал, это едва бы что-то значило, но на самом деле это означало всегда одно и тоже – жертва обречена. Впрочем, жертва ли? Старик был хищником, вампиром, отродьем.
–Ты выдал себя, ты не убил девочку. Твой хозяин велел тебе показать вампирское присутствие, так? и ты напал на семью. Но девочку не тронул.
Милосердие, поганое милосердие! Томас был прав – Йелле, давно ушедший на покой, не мог не послушаться своего Хозяина. Он не мог ничего возразить и сделал то, что ему велели, он напал на семью, чтобы Томас и все слуги Престола поняли – вампиры будут мстить за своих! Даже если мстить надо за какую-то там Крытку Малоре.
Хозяин так и сказал:
–Мы выше их, а преклонимся? Никогда! Покажи ему нашу силу, наши возможности и нашу жестокость. Если они не идиоты, они уедут. Если идиоты…мы будем рвать их в клочья.
Йелле убил Регину и её сына, но Эву – забавную Эву, которая всегда прибегала к нему первая, всегда рвалась чинить сети и любила его уху, которая обещалась уйти однажды в море и поймать самую крупную рыбину…
Нет, он бы смог. Он не захотел. Он позволил ей спрятаться и не пошёл за ней. Он обошёл приказ, притворившись, что не видит и не слышит её. Потом Йелле собирался привести девочку к своему хозяину, просит его о милости, но это должно было быть потом.
–Уезжай отсюда, прислужник! – прошипел Йелле. Судьба была решена, он это понимал, но надеялся ещё на то, что тьма помнит детей своих. – Уезжай, тебе здесь не рады!
–Кто твой хозяин? – повторил вопрос Томас, вопрос радости ближнего его мало занимал. Ему было важнее другое.
–Думаешь, я тебе скажу, человечинка? – поинтересовался Йелле и хрипло засмеялся, может ему и впрямь казалось что это весело?
–Уверен в этом! – улыбнулся Томас и поднялся с места.
Пытать человека ради информации можно разными способами, преград лишь три: ограниченное время, ограниченная фантазия и хрупкость человеческого тела. Но для Томаса, в котором умирал, наверное, славный палач, этих преград не было. Времени ему было дано сколько угодно – никто не подгонял и не дышал в затылок, не висел над душой (которой и не было, наверное?). фантазия была у него хорошая – чего только стоят изобретённые им верёвки с тернией, или же святая вода на шипах допросного кресла или сапожок с гвоздями, выкованными в святом пламени, ну или насильное поение из Грааля?
У Томаса всегда были идеи. За это его ценили. За это и боялись.
А что касается хрупкости человеческой ничтожной плоти, так с вампирами и это отпускало. Вампиры имеют усиленную прочность и могут регенерировать, так что выходит даже интереснее – они страдают, страдают ещё, восстанавливаются и как новенькие!
Томас не ошибся. Старый Йелле рвался и пытался сопротивляться, но делал себе только хуже. В один момент он даже вырвался из терновых пут, рванул к порогу и тут его ждал сюрприз –перемахнуть через порог было невозможно – святая вода и знаки Святого Престола держали крепче железа.
Йелле попытался пройти сквозь собственную боль, наплевав на плоть, но его регенерации не хватило. Он упал, и пока задыхался, царапался и кусался, перемежая попытки выжить с бранью, его уже скрутили по новой. На этот раз цепями. Не простыми, конечно, не для смертных.
Словом, Томас опять оказался прав. Через три четверти часа измотанный вампир хрипло попросил о смерти.
–Слишком просто, – возразил Томас, у которого даже тени волнения на лице не проступило. – Скажи сначала кто твой хозяин.
И снова Йелле пошёл в отказ. Он пытался говорить о том, что жил и никого не трогал, даже детишек, что привязался к девочке и был настоящим рыбаком, что никогда не имел проблем с законом и вообще ведёт добродетельное посмертие.
На Томаса это не производило впечатление. Он был беспощаден и неумолим.
–Скажи имя своего хозяина, падаль, и я упокою твоё тело, – предложил он, в очередной раз отшвыривая щипцы. Обожжённые в пламени Святого Костра, они рвали плоть по кусочкам с особенной болезненностью, вырывали уже мёртвое мясо вполне себе по-живому.
Йелле тяжело дышал, примерялся. Наконец прохрипел тем, что осталось от его языка:
–Маркиз…Маркиз Лерайе.
–Умница! – похвалил Томас и сделал знак прислужникам, которые уже многого навидались в его работе, покинут комнату. Следующего действа им точно не надо было видеть.
Прислужники выбросились в коридор спешно и довольно – вампиры вампирами, а Томас их пугал.
Через минуту или полторы, когда всё было кончено, Томас позвал:
–Элмар!
Элмар появился тотчас. Он был один из немногих, кого полностью устраивали методы Томаса.
–Подашь мне ещё одну коробку? – поинтересовался Томас, глядя с интересом на моргающую, открывающую рот голову вампира Йелле.
–Кому на этот раз? – деловито осведомился Элмар, не скрывая своего восхищения.
–На этот раз…– Томас подумал немного. Надо было их всех стравить между собой. Едва ли у них за сотни лет не накопилось обид, значит, надо было действовать просто и нагло. – Пусть на этот раз Мария Лоу.
–Мария Лоу? Настоятельница приютов? – не понял Элмар, но встретив взгляд Томаса, не стал спорить.
–Адрес напишу, что в коробке никому знать необязательно, – ответствовал Томас. – Иещё, нельзя ли кого-нибудь…
Он брезгливо поморщился, указывая на горку пепла и праха на полу.
–Пришлю! – пообещал Элмар воодушевленно – работу он любил.
А пока Элмар занимался своими прямыми поручениями, Томас, довольный собой и гордый, направился к Эве по знакомому маршруту.
Она отреагировала на его присутствие вяло, но по сравнению с полным отсутствием реакций – это уже было где-то рядом с чудом и самой жизнью.
–У нас был договор, – напомнил Томас, указывая на нетронутый поднос.
–Ему было больно? – Эва, не знавшая до сих пор ничего хорошего, не знавшая, куда детьь свою боль, во что её обратить, в какую силу, нашла с помощью Томаса выход.
Томас всё равно собирался убить поддонка, почему бы не позаботиться о девочке, которая не знает что ей делать с горем?
–Было, – не стал скрывать Томас.
Эва взглянула на него внимательно. Её глаза были красными, опухшими, но ей было всё равно. Ей уже на всё, что только осталось в несчастной её жизни наплевать. Жизнь закончилась ночью. Осталось тупое существование и какой-то странный человек, который требовал от неё принятия пищи, но обещал…
О, как славно он обещал!
–Можно посмотреть? – спросила Эва хрипло. Горе ещё не накрыло её истеричными слезами и паникой. Она не думала о том, что осталась одна и что будет с её жизнью. Она не понимала ещё что её брат и мама никогда не смогут обнят её, отругать или сесть вместе с нею есть лапшу.
Это всё было впереди.
–На что? – уточнил Томас. Показыват горстку праха от вампира – так себе идея. Показывать голову? Ну уж нет, он с таким трудом запечатал коробку! Показывать тела её брата и матери?..
Не такая он скотина, чтобы показывать такое.
–На его труп, – ответила Эва.
–М…боюсь, что нет. Он нам нужен для следствия, – солгал Томас, хотя меньше всего он думал о следствии. Его занимало возмездие.
Эва насупилась.
–Ешь, мы договаривались, – напомнил Томас мягко и поднялся, собираясь уходить. Что ему тут было делать? человечинка – это не его стезя.
–Ему точно было больно? – вопрос Эвы догнал Томаса у самих дверей.
–Больно. Он долго мучился, – это было странным утешением, но это сработало.
Эва кивнула и взяла миску с подноса. Всё давно остыло, но она обещала, в самом деле обещала этому странному человеку, что съест весь ужин, как только узнает что Йелле умер, поплатился за всё.
Смерти было мало. Она была всего одна, но если он страдал – что ж, это стоило холодного куриного супа и рагу с куском хлеба.
Она съела, даже не почувствовав вкуса. Что-то в её душе не могло никак вскипеть, прорваться каким-то решением или слезой, хоть чем-нибудь прорваться!
Эва отставила пустую чашку и снова уставилась в темноту. До недавней ночи она не боялась темноты, а что она могла сказать про темноту теперь? В ней что-то жило, в ней кто-то был!
–Это было ловко, – признал Гвиди, войдя уже поздним вечером к Томасу, – вы заставили девочку съесть ужин и раскрыли дело. Что сказать народу?
–Пока ничего, – ответил Томас. – Ты написал о девочке королю?
–Розарио написал и отправил, полагаю, король примет её ко двору или что-то такое. Едва ли он её оставит и это, наверное, правильнее, чем отправлять девчонку в приют.
Томас не ответил на это, лишь спросил с явным намёком:
–Что-то ещё?
–У меня нет, но вас спрашивает какая-то дама. С виду знатная.
–Все они с виду знатные! – проворчал Томас. – Ну что ж, впусти и иди.
Гвиди поколебался ещё немного, он не хотел оставлять Томаса один на один со всякими странными гостьями, но что он мог противопоставить прямому приказу? Пришлось подчиниться.
Томас недолго провёл в тишине и одиночестве. Дверь скрипнула, являя гостью – она действительно умела казаться знатной, но Томас прекрасно знал, что это именно «казаться», а не быть.
–Поздновато, – укорил он, мельком глянув на вошедшую.
–Так получилось! – весело ответила гостья.
–Закрой дверь, – велел Томас, поднялся.
Гостья покорилась, задвинула щеколду, чтобы никто не вошёл в неудобный момент и не сразу, но всё-таки обернулась к нему. На этот раз она была уже не так весела и уверенна как при входе. Она оставалась один на один с чудовищем и знала это.
–Ну? Чего ждёшь? – спросил Томас спокойно и у вошедшей задрожали руки. Она опустила глаза, неловко схватилась за шнуровку плаща, прошелестела:
–Всё снимать?
–Избави меня! – возмутился Томас, – за кого ты меня принимаешь? Запястья будет достаточно.
Она стянула непослушными пальцами узкую перчатку, закатала тяжёлый рукав платья, цена которого превышала всё, что было в комнате Томаса, села на стул, держа обнажённую руку другой, но так, словно та была чужая, и её надо было отрезать.
–Закрой глаза, – посоветовал Томас, – будет не так страшно.
Как деревянная и безвольная она покорилась и зажмурилась.
Томас опустился на колени перед нею. Его манила заманчиво пульсирующая, еле-еле заметная венка, синяя, ярко выраженная, полная вина…вина его жизни, вина его посмертия – самого терпкого, самого кислого и самого сладкого одновременно.
Это особенно
