сына Регина выходила, влезла в долги перед половиной деревни, но выходила, то вот что делать с остальным, она не знала.
Дом слабел, слабел огород, слабела сама Регина – она была ещё молода, но тяжёлый крестьянский труд пригибал её к земле раньше срока, а ещё – и это было самой страшной тайной – в последние две недели Регина тяжело ходила. Каждый шаг давался с болью, ей казалось, что в её стопе образовался какой-то противный шарик, мешающий ей двигаться как прежде. Иной раз наступить было совсем нельзя, и тогда Регина мужественно собиралась идти к целителю. Но в другой вроде бы вполне терпимо и Регина решала, что надо бы подэкономить и потерпеть, а там – быт может – оно пройдёт как-нибудь.
Регина прикладывала тёртые корешки и перевязывала стопу, чтобы легче было. иной раз будто бы и становилось, но всё это могло бы вылиться в тяжёлые и мрачные последствия в недалёком будущем.
Но сегодня было терпимо передвигаться. Пугало другое – старшая дочь – Эва. В отличие от своего брата, девочка была настоящим вьюном и пропадала по всей деревне. Раньше бы Регина только махнула бы рукой – пропадает, и ладно, там подкормят, тут перехватит, всё легче. Но в последнее время, с возвращением короля (да будет его правление долгим), после гибели его дочери, после приезда слуг Святого Престола отпускать девочку казалось Регине неразумно.
Кругом завелась нечисть. Поговаривали, что дочь короля убил вампир. Регина бы в это не верила, но король привёз Слуг Престола и те начали искать не ведьм, а вампиров. И даже кого-то сожгли недавно – Регина не пошла, и Эву не пустила, хотя та рвалась, всё ей, дурной голове, было интересно.
–Опасно, опасно это! надо дома сидеть, на глаза не попадаться! – в сотый раз втолковывала мать, но Эва только хмурилась, не понимая, чего опасного вокруг? Та же речка, тот же лес, та же тётушка Нанделла, у которой всегда есть пирог с яблоком или каша с грибами, и та же бабушка Роза, которая рассказывает страшные истории, и старый рыбак Йелле, у которого собирается вся детвора – он знаток рек и озёр, и всегда интересно помогать ему чинить сети, пока он рассказывает истории. А какую он варит уху! Воды наливает Йелле мало, чтобы рыбный аромат плотнее был, рыбка в супе мелкая, поблескивает боками, играет, да пара картофелин, да лук… сочетание простое, а всё-таки есть что-то такое в этом супе, в самом запахе, что даже если не хочешь есть, даже если сыт, всё равно не отказаться от котелка. Йелле это знает, его супа всегда хватает на всех, никто не отказывается, а Эве двойную порцию.
Добрый рыбак Йелле.
Сейчас, правда, детвора всё по домам сидит и Эве это непонятно, для неё ничего не изменилось. Тише только разве стало? Но разве же повод это дома сидеть? Она наспех матери поможет, дом прометёт да двор, покормит кур, какие ещё не взяла хворая, пронесётся к речке, да свободна. Вьюнок!
Болит сердце у Регины за дочь. Вот сын – на радость! Тихий, скромный, дома и сам сидит, не рвётся. Регина пока была в здоровье, сама его чуть не гнала из дома, сходи, мол, погуляй, а он лишь отмахивался – неинтересно ему.
А вот Эва…
Уж и бранилась Регина, и запрещала, и плакала, а толку? Всё этой девчонке не по делу. Всё этой девчонке не сидится. Вот и сейчас – ступать надо осторожно, пока нога не заболела сильнее, а Эвы опять нет. Морко признался мрачно:
–Ты, мама, пока была у тёти Нанделлы, она и убежала. Сказала, что ей надо щенков посмотреть.
Регина только вздохнула, да на двор пошла – может и докричится? Может видел кто чего? Каких щенков? И отлучилась-то на полчаса до Нанделлы, муки у неё спросить на лапшу, да пока дошла на ногах своих, пока там передохнула…
–Эва?! Эва-а!
Жалобно позвала Регина непутёвую дочь, да сердце сжалось как от предчувствия дурного. Жалко ей стало и себя, и детей, и жизнь саму непутёвую. Ну что ж такое7 никто из них ничего хорошего не увидел да и неизвестно – увидит ли?
Этот месяц Регина ещё протянет – у неё всё подсчитано, помогают люди добрые, да только на доброте тоже далеко не уйдёшь. До зимы, быть может, лучше станет. А зимою что?
Надо идти к управителю, в ноги надо пасть, а как пасть, если дом управителя на другой стороне деревни, а она на ногах едва стоит?
–Что, опять умчала? – Йелле как раз вовремя мимо прошёл. Увидел её, кивнул.
–Не видел её? – безнадёжно спросила Регина
–Не видел, – признался рыбак, – но наверняка встречу, скажу, чтоб домой шла. Недобро сейчас шляться одной.
–О том и речь, – вздохнула Регина, – учу её, учу. Всё об камень! Не слушает, не желает, всё ей не сидится дома. Ну вот что с ней делать?
–В город пошли на будущий год. У ней натура подвижная, – Йелле говорил серьёзно, точно и сам уже думал, куда пристроить девчонку, – нечего ей у нас здесь делать, пусть мастерство осваивает. Швейное там или лечебное.
Регина и сама думала о том. Но думала так, испуганно. Знала – не потянет она дочь снабжать даже хлебом, а куда на хлебе уйдёт молодое, едва начавшее зреть, тело?
–Не тушуйся, – Йелле и здесь угадал её мысли, – поможем, что ж мы, не люди какие? Опасно, конечно, да страшно, но, думаю, сможем отправить её в город, там пристроит в мастерскую, глядишь – в рост пойдёт.
Задумалась Регина. Всерьёз задумалась о том, как повезло ей жить в мире добрых людей, как несчастна и незавидна судьба вдовья, но всё же – надежда есть. Не забывают люди! Может и впрямь сложится чего?
–Пойду, Регина. Твою увижу – пошлю к тебе.
Так и ушёл Йелле. Регина ещё немного постояла у порога, да тоже в дом пошла. Недаром же муку брала у тётушки Нанделлы – надо похлёбку готовить. Дело это спорое – продуктов толком нет, подготавливать и нечего, ещё и Морко помогает и движения его уже аккуратны, заточены под чистку овощей.
Он серьёзный и тонкий, Регина часто думает о том, что его надо бы подкормить, да только как и чем? Тут концы бы с концами свести. Его бы тоже в город, в подмастерья бы отдать, да ведь и этого не потянуть. Разрывается материнское сердце. Смотрит Регина на детей своих, на дом их шаткий, да понимает – одна она им в опору и осталась. Никому другому до них дела нет.
–Мама, может лапши больше сделать? – спросил Морко. – Ну, чтобы в запасе была? Пока тётушка Нанделла муки дала…
Маленький ещё, а уже наперёд думает. Довела жизнь! Но нельзя удивляться, нельзя ужасаться, нельзя волю давать отчаянию – в нём погибель.
–Так и хочу. Только…давай ты мне поможешь?
С сыном Регине проще. Он покладистый и мягкий, но за него страшнее – что его ждёт? Эва в обиду себя не даст людскому злу, сопротивляться станет, а Морко?
–Смотри, раскатываем сначала, – деревянная скалка уже в трещинах, Регина смазывала её раньше жиром, чтобы не так заметно было, теперь лишь водой смачивает – всё одно – трещины. Но показывать надо, и она даже изображает веселье, Морко перехватывает её движение и очень вовремя – проклятый шарик в стопе ноет.
Регина охнула даже от боли.
–Садись, мама, – вздохнул Морко, – тебе нужно.
Ей отдохнуть нужно, поспать, к целителю, в самом лучшем раскладе в постели поваляться бы, но куда там? Хозяйство, дети, дом… была бы Эва надёжнее, было бы лучше, а то она вьюнок лихой – что-то сделает, да убежит, а там уж на качество сделанного лишь рукой махнуть.
–Да куда уж мне! – горько произнесла Регина и спохватилась – нельзя сына такому учить, нельзя.
–Всё образуется, справимся, – возразил Морко, – я думаю летом пойти с Йелле на рыбную ловлю. Всё легче будет.
Далеко лето, да и сейчас Морко слаб, и летом едва ли сильнее будет, если и переживут они зиму, конечно. Какая там ловля? Там ловкость нужна, быстрота. Эву бы туда, честное слово. а не слабого Морко!
Но улыбнулась Регина. Улыбнулась надежде. Наивный мальчик её, но славный. Может бог её одну приберет, а детей пожалеет? Не виноваты дети ведь!
–А Эве бы учиться чему-нибудь дельному, – продолжал Морко, раскатывая пласт получившегося теста. Пласт выходил неровный, где тоньше, где толще, но Регина не стала его исправлять, пусть будет так как будет! Пусть учится. Пусть сам понимает.
–Да куда уж, сынок…
–Ну не в этом году, не в следующем, но здесь ей не то, – Морко рассуждал по-взрослому, и Регине было страшно от этого. Она осознавала в который раз, что пытаясь защитить детей своих, ничего не добилась, что познали они горести, и кто знает сколько ещё их ждёт несчастий? Хотелось ей уберечь их, дать им детство, но не могла она, не в её это было власти.
–Мама! – скрипнула старая, рассыхающаяся дверь (к ветрам надо забить её плотно), ворвалась Эва. В волосах солома, сама растрёпа…
–Явилась! – проворчала Регина, а Морко и не взглянул на сестру, продолжил раскатывать тесто. – Говорила я тебе – не ходи из дома лишний раз, опасно это!
Эва пожала плечами. Чего опасного? Ничего опасного нет. А то, что Слуги Престола прибыли – так она их видела, люди как люди, и ничего нет дурного.
Они же помогать приехали, а не грабить! Впрочем, и брать-то у них нечего.
–Где была-то? – проворочала Регина, уже не так сурово как прежде. Чего толку браниться с дочерью? Не переделать её. Если к десяти годам такою стала, дальше такой и останется. Не справишься, не изменишь.
–У Варко щенки теперь. Такие маленькие, смешные. У одного ухо…
Эва уже и забыла про тревогу матери, про всё забыла, кроме щенков. Ей хотелось, всегда хотелось, чтобы и у них был один. Но куда там? Себя бы прокормить, а тут щенка ещё. Он маленький, виться будет, а матери и без того нелегко. Вот Эва и не заикалась даже о своём желании, зато к соседке бегала каждый раз, когда могла только, лишь бы на собак посмотреть её, а теперь и щенки добавились. Варко не заговаривала с ней о них, о том, что Эва могла бы взять, Варко всё понимала…
Но договорить, выплеснуть свой восторг, Эва не успела. В дверь постучали. Странно даже было, что стучат. Дверь была такой рассохшейся и слабой, что все деревенские жители лишь открывали её настежь сразу, предварительно крикнув:
–Регина! Регина, это я.
Значит, пришёл чужой.
Регина подобралась, Эва примолкла, и Марко оторвался от своего занятия, которое уже отдавалось ему болью в пальцах, но он мужественно терпел.
–Кто там? – пискнула Регина.
–Хозяева дома? – из-за дверей ответили холодным незнакомым голосом. Эва оглянулась на мать с испугом, кажется, до её детского сознания стало доходить слово «опасно».
–Дома, – Регина поднялась со стула и даже охнула, ноги отозвались болью. Марко, забыв о том, что руки его в муке, подхватил её. Регина зашипела от неожиданной боли, и сделала знак дочери, мол, открой дверь.
Эва, бледная и непохожая на себя, приблизилась к дверям и распахнула их, стараясь, чтобы не отвалился кусочек от дверного косяка.
Её взору предстал человек прежде ей незнакомый. И только по холодному его взгляду, да по форме его чёрной Эва догадалась, что это служитель Престола.
–Здравствуйте, – пропищала Эва, разом утратив весь свой азарт к жизни.
–Здравствуйте, – вежливо приветствовал девочку Томас – это был, конечно, он. – Могу ли я войти?
–Входите, – разрешила Регина, когда Эва просто молча посторонилась, а ость остался на пороге, вежливо дожидаясь приглашения.
Служитель быстро поднялся по ступеням, прикрыл за собою дверь, равнодушно скользнул взглядом по убогой обстановке, по детям, по самой Регине, кивнул каким-то своим мыслям:
–Меня зовут Томас. Я служитель
