Свет двух миров

пример проклятой храбрости.
5.
Если подъезд был обыкновенным – ну добротнее, чище, чем мой, то у входа в квартиру я обомлела. Филипп сделал мне знак молчать, и я покорилась. Сначала Филипп одним движением содрал бумажную полоску опечатки. Это уже было преступлением, но я заставила себя молчать. А он  отточенным и умелым движением вытащил из кармана…ключ?
–Отку…– не выдержала я, но Филипп зашипел на меня и я закрыла рот. А дверь уже поддавалась.
Лёгкий скрип и мы внутри. Темно. Я не знала что увижу и потому против воли жалась к Филиппу – он не был самым надёжным убежищем, но с ним было спокойнее, хотя…учитывая, что мы только что проникли в квартиру умершей женщины и сделали это незаконно – возможно, я очень хорошего мнения о Филиппе.
Щелчок выключателем, я поморщилась – по глазам резануло, но это ничего, я привыкну. И привыкла быстро.
Филипп закрыл входную дверь, пряча нас от подъезда. Полоска опечатки была у него в руках, разумно, надо сказать – не в подъезде ж ей валяться!
–Заходи, – радушно предложил Филипп, – только разуйся, и не трогай без надобности ничего. если тронешь – протри хотя бы.
Я не выдержала:
–Откуда у тебя ключ от этой квартиры?
–Это не ключ, – спокойно отозвался он, – это отмычка.
Вот тут мне стало совсем нехорошо. Сколько незаконных действий мы уже совершили? Сняли опечатку, проникли на чужую территорию…
Боже, если ты есть, пошли нам хотя бы призрака, чтобы всё это было не зря!
–Расслабься! – посоветовал Филипп, заметив выражение моего лица, – ночью мало кто ходит… и потом, кто сейчас будет приглядываться к чужим дверям? Полиция сюда не придёт. А к утру мы уйдём.
–Насколько законен твой частный труд? – спросила я, всё-таки разуваясь. Тяжесть ботинок казалась непреодолимой.
–По-разному, – уклончиво ответил он. – Ты уже видела удостоверение и отмычку. И  то, и другое, как ты понимаешь, не шибко-то законно. Но пока я работаю. И, кстати, можешь поверить, успешно работаю!
Я промолчала. В досаде выпутывалась из куртки, снимала шарф и шапку. И почему-то в присутствии Филиппа все эти обыденные действия были ещё более неуклюжими, чем всегда.
–Осмотримся? – предложил Филипп будничным тоном.
Надо сказать что после осмотра квартиры мне сделалось ещё хуже. Обстановка, ремонт, мебель – мне таких не видать ещё лет тридцать, при условии, что я продам свою квартирку, доставшуюся в наследство, влезу в долги и кредиты.
А Карине, мир её праху, жилось в такой! Плитки, светильники, картины, диваны…
–Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил Филипп, проходя за барную стойку. Позади него блестели зеркальца шкафчиков, слишком изящных и слишком выпендрёжных, чтобы хранить в себе что-то, кроме алкоголя.
–Не думаю, надо быть трезвой, – я отказалась. – Где её нашли?
–В коридоре. Видишь там софа?
Я оглянулась на коридорный просвет. Кожаная софа блестела в освещении нижних светильников. Угу…
–Кем она работала?
Надеюсь, в моём тоне не было много зависти, но уж совсем без неё явно не удалось обойтись.
–Что-то по продвижению, – Филипп по-хозяйски открывал шкафчики, приценивался к бутылкам, – к тому же, у неё был богатый бывший муж. Алиментов не жалел.
–А где он, кстати? Его вызвали в свидетели? – я только сейчас поняла, что не уточнила ничего про семью Карины.
–Вызвали. Общаются они дважды в месяц – Карина отправляет к нему на выходные дочь, на этом всё. Можешь поверить – кончик этой ниточки дохлый. Я время не терял до нашей встречи. У него сейчас новая семья. Ему вся возня со старой не очень-то и нужна.
Я поняла, что эту информацию он пробил, когда я его развернула и не пустила к себе в гости, но уточнять или комментировать не стала.
–А развелись почему?
–Ну почему люди разводятся? – Филипп выбрал себе напиток, плеснул в высокий гнутый стакан. – Устали друг от друга, или поймали кого-то на лжи. Или что-то ещё…людям нужна свобода.
Филипп пододвинул стакан ко мне:
–пей, Софа. Ночь будет долгой.
–Нам не надо делать этого! Это же её напитки. И её квартира, и…
Я осеклась. Филипп снисходительно улыбался. Кажется, его забавлял мой страх.
–Думаешь, ей пригодятся напитки? Или что-нибудь? – поинтересовался он. – А ночь будет и впрямь долгой.
Я осторожно пригубила стакан. Горькая, отдающая травами и остротой жидкость обожгла рот. Я поморщилась:
–Есть чем закусить?
Филипп спохватился, нырнул в другой ящик, порылся в нём и извлёк упаковку открытого шоколадного печенья, какие-то чипсы. Затем открыл дверцу большого холодильника, порылся на полках уже в нём, а затем поставил передо мной упаковку мягкого сыра, вскрытую нарезку колбасы.
–Хлеб зачерствел, молоко и прочие кастрюли трогать не стоит, наверное, а это… думаю, ещё можно.
Я мрачно потянула пластинку колбасы. Со второго раза напиток оказался приятнее. Может быть дело было в закуске?
–Будем просто сидеть? – спросила я, когда Филипп плеснул и себе из той же бутылки и отпил.
–Есть предложения? – он отреагировал мгновенно. – Готов выслушать.
Я почувствовала что краснею. Я имела в виду беседу о Карине или о том, что мы можем здесь встретить, или, на худой конец, о том, что будем делать, но тон Филиппа мне не понравился и сбил меня с толку.
Я поспешно отпила ещё, отмалчиваясь. Филипп ждал моего ответа, а я пряталась в стакане. Долго это продолжаться не могло и я отодвинула стакан, оглядела огромную гостиную…
Моё внимание привлекла фотография в одной из рамок на стене. В прочих были какие-то пейзажи: горы, вулканы, пляжи – может быть, это были места, в которых побывала Карина? Но была и фотография. На ней можно было узнать и Карину, и её дочь. Они весело улыбались из прошлого, совсем не зная того, что их ждёт. Карина – молодая, с длинными волосами, счастливой улыбкой… и её дочь – весёлая, похожая счастьем на мать.
Мне пришло в голову, что их мог фотографировать их бывший муж, ещё до того, как они устали или надоели, так или иначе пришли к мысли о разводе.
Они улыбались, а мне было тошно. И чем дольше я смотрела на эту фотографию, тем больше меня мутило. Они улыбались и жили. Они верили в то, что  всё будет хорошо. Они провели замечательный день. Их грело солнце.
А потом фонарь выхватил бледное лицо Карины, а потом я увидела и серьёзную, потускневшую дочь…
–Софа? – позвал Филипп и коснулся моей руки, – эй?
Она мертва, а её дочь в трауре, и рухнул их прежний мир. А мы? Мы проникли незаконно в их обитель, в их уют, наводим порядки, пьём и берём что вздумается, и всё ради чего? Ради собственного эгоизма! Ради собственного превосходства, мы, мол, ищем тайну.
А есть у нас хоть какое-нибудь право быть такими?
Меня затошнило всерьёз, я вскочила, рванула в коридор. Остановилась. Где же ванная?
–Софа! – Филипп подскочил ко мне. – Софа? Что случилось?
Он схватил меня за плечи, развернул к себе лицом, и отшатнулся. Наверное, испугался.
–Ванная там, – Филипп угадал моё состояние и указал направление. Я метнулась по указанию, сдерживая тошноту, рванула одну из дверей наугад, слава богу – угадала!
–Ты не беременна? – спросил Филипп, стоя в дверях. Я ещё откашливалась, но дышать уже было легче. Я предпочла бы, чтобы он не стоял здесь, но в роковую минуту спорить было невозможно, а сейчас уже бессмысленно.
Я спустила воду и отвернулась к раковине. Туалет и ванная были совмещены у Карины. Сейчас это пришлось весьма к месту – я могла умыться. И не выходить в коридор неприветливой и чужой квартиры ослабевшим ужасом.
–Нет, – ответила я, прополоскав трижды водою рот.
–Странное дело, - покачал головой Филипп и продолжил рассуждение пока я умывалась.  – Ты не находишь это странным? Скажи, ты не травилась в последнее время? Не имеешь проблем с желудком? Нет? тогда тем более странно… может быть, это проявление активности?
Я умывалась и не реагировала на его болтовню. Зачем? Всё равно я не знаю ответа. Мне просто стало плохо.
–Софа?– позвал Филипп.
Я закрыла кран, повернула голову к нему:
–Я не знаю, что тебе сказать. Понимаешь?
–Я не…– Филипп не договорил. Он смотрел куда-то в сторону, и я, чувствуя, что совершенно зря поворачиваю голову, всё-таки проследила за его взглядом.
Он был устремлён к зеркалу, висевшему тут же, изящному, в тонкой серебряной раме. Но чёрт с ней, с рамой!
А вот в зеркальной поверхности была Карина. Совершенно точно такая, какой я видела её в первый и в последний раз – бледная, измождённая, но это была она.
Я отступила на несколько шагов, ощущая, как сильно бьётся сердце. А Карина в зерале улыбалась, глядя на нас.
–Тихо, – одним губами произнёс Филипп, задерживая рукой мою попытку к бегству. – Не дёргайся.
Ага, не дёргайся. Призрак передо мной, или привидение – выяснять не хочу, а я не дёргайся?
–Карина, это ты? – Филипп заговорил с призраком. Глаза Карины чуть расширились, когда она услышала голос Филиппа. Надо сказать, я бы не решилась на подобный трюк в одиночку. Да, я жила с Агнешкой сколько себя помню, но Агнешка была доброй и не висела в зеркале!
–Карина? – продолжал Филипп. Он сделал шаг навстречу и я оцепенело осталась стоять. Мне не хотелось, чтобы он туда шёл, но что я могла? – Карина, ты меня узнаёшь?
Карина медленно-медленно кивнула. Филипп нервно обернулся ко мне, мол, видела? Видела. Конечно же, видела. Это прогресс. Любой с нашей кафедры был бы, наверно, счастлив увидеть подобное вживую. А вот мне почему-то очень хотелось оказаться как можно дальше…
–Карина, ты слышишь мои слова? Понимаешь?
Карина вздрогнула, затем рот её открылся и голос – тихий, женский, приглушённый как будто бы ватой, донёсся до наших ушей:
–Филипп? Ты?
Это был голос женщины, напуганной обстоятельствами. Потерянной женщины.
–Я, – Филипп сделал ещё шаг, – Карина, ты помнишь, что с тобой произошло?
–Почему я здесь? – спросила Карина, не дав ответа. В её голосе звучали истерические нотки. Плохо дело – она до сих пор не поняла что мертва.
Я на всякий случай отодвинулась ещё подальше к уголку, и зря. Моё движение было замечено Кариной. Она повернула голову в мою сторону:
–А ты ещё кто?
Уже не истерика, но страх, смешанный с гневом звучали в ней. ещё бы. Она – хозяйка, а я? наглая гостья!
–Это Софа, – поспешил защитить меня Филипп, – я тебе говорил о ней, помнишь?
–Софа…– повторила Карина и в то же мгновение лицо её исказилось всеми ужасами одновременно. Распахнулся рот, обнажая уродливые треугольные гниющие зубы, потекли глаза, оставляя тошнотворную мерзкую массу на всём её лице, и было что-то ещё…
Я не стала вглядываться. Одновременно с тем, как она рванулась из зеркала, разрывая зеркальную поверхность ногтями, которые заострились на манер птичьих, я рванула к дверям.
–Беги! – проорал Филипп, но я уже и без него сообразила, что надо бежать.
–Лжецы-ы! – взревела Карина, выбираясь из зеркального мира. Позади неё зеркало осталось цельным, а она уже ломилась за нами.
Но мы были быстрее, и успели выбежать из ванной.
–Помоги! – велел Филипп, захлапывая дверь, и прижимаясь к ней. – Тумбу, живо!
Тумбу? Тумбу!
Я, не заботясь уже о грохоте, который мы производим, потянула тумбу. Филиппу пришлось помочь мне.
–Пусти! Пусти! – орала Карина и билась в двери.
–Идём! – Филипп схватил меня за руку, потащил в какую-то из комнат. Я увидела большую кровать, письменный стол, телевизор, но толком не успела ничего разглядеть, он