Свет двух миров

подтащил меня к шкафу-купе, отодвинул дверцу и велел: – живей!
Я не стала спорить и нырнула в полумрак под прикрытия пальто и шуб, безжалостно проминая их.
Филипп последовал за мной и закрыл дверцу. Наступил спасительный мрак, который можно было бы считать благословением, если бы не вой и биение Карины о дверь.
–Она же призрак…– прошипела я, – она пройдёт сквозь двери.
–Она призрак, – согласился Филипп шёпотом, – но она не осознаёт себя мёртвой, и ведёт себя как живая. Она пройдёт через двери, но…
Он замолк. Ладно, объяснение годится.
–Какой у нас план? – спросила я. – Ждать? Может убраться?
–Тихо! – велел Филипп. – Прошу, Софа, тихо!
Биение прекратилось. Скрипнула дверь…видимо, какая-то сила не остановилась ни перед щеколдой, ни перед тумбой. Я замерла, вжимаясь в пальто и шубы. Если Карина призрак, она может появиться сию же минуту хоть здесь, и благо лишь в том, что она себя не осознаёт именно призраком. У неё сохранились людские привычки, но стоит ей осознать…
Нет, нет! не думать об этом.
Я вжималась в вещи. Меня била крупная дрожь и соседство с чем-то тёплым было лучше неизвестности. Филипп же прислушивался к происходящему. А я зажимала рот руками, чтобы не стучали зубы, чтобы не было слышно дыхания.
Плана я не понимала. Не знала даже – есть ли у Филиппа какой-то план. Я знала лишь то, что не хочу выходить из шкафа – это ещё хуже, чем не выходить! Здесь хотя бы какая-то защита: двери, темнота, тепло от пальто и шуб.
–Как тихо…– пробормотал Филипп, – странно.
Я молчала. Мне не было «странно». Мне было страшно.
По шелесту его одежд я поняла, что он повернул голову:
–Я пойду и посмотрю.
Я вцепилась в него. Пусть здесь было темно и также страшно, здесь было всё-таки безопаснее, чем там, перед неизвестностью. Не надо тебе идти туда, Филипп, не надо! Останься!
Я цеплялась за него молча, и он также молча пытался меня отцепить. Потом не выдержал:
–Пошли вдвоём?.. надо идти, Софа. Я хочу понять, одна она здесь или нет.
Я отпустила его рукав. Мерзавец! Он рассчитывал на встречу с призраком Карины, рассчитывая, что через неё, если она тут будет, увидеть, кто её преследовал при жизни. Паразиты не отцепляются и в посмертии, пока не выпьют всё, что смогут. На это его расчёт!
Филипп двинул створку, и та плавно и бесшумно поехала в сторону. Он осторожно перешагнул через порог, оглядываясь. Затем обернулся ко мне, ожидая моего решения.
Оставаться здесь в одиночестве? Нет! и я выбралась следом.
И…
Карина ждала. Она стояла уже в прежнем своём облике, то есть в людском, и только в глазах появилась какая-то голубая поволока, как и у всех мертвецов. Она стояла прямо у кровати. Скрестив руки на груди стояла, ждала.
–Карина, – мягко заговорил Филипп, когда я выползла из шкафа и застыла, понимая, что пути к спасению в шкафу больше нет. – Карина, ты понимаешь, что произошло?
–Ты мне изменяешь, Филипп? – теперь лицо Карины было похоже на лицо капризницы. Голос звучал выше, слезливее.
–Что? – он растерялся, – нет! Карина, всё кончено. Ты мертва.  Помнишь? Что ты последнее помнишь?
Карина расхохоталась:
–Чушь! Ты мерзавец. Мало того, что привёл в мою постель эту дрянь, так ещё и…
–Это правда, – сказала я, – ты мертва. Твоя дочь нашла твоё тело в коридоре. Призрак, преследовавший тебя, настиг твою жизнь.
Лицо Карины помрачнело. Последние воспоминания из жизни боролись в ней со страхом, который затмевал всё. Она сама, без нашего присутствия понимала, что произошло что-то дурное, что-то непонятное, что её перестали отражать зеркала, и пространство, и предметы  ощущались иначе. Но она не могла ничего понять. Вернее – боялась понять.
Филипп попытался меня отодвинуть в сторону, но Карина неожиданно промолвила:
–Дочь…где моя дочь?
Метнулась в исступлении к шкафу:
–Где вы её прячете? Верните мне мою дочь!
–Она у твоей сестры, Карина, – ответил Филипп. – Ты мертва. Ты была мертва уже до того, как встретила Софу. Ты говорила с ней, помнишь?
–Я дала карточку с номерами кафедры, – вклинилась я. большая часть страха меня оставила. Теперь плескалась жалость. Карина не была виновата в том, что умерла. Не была виновата тем более в том, что не поняла момента своей смерти. Видимо, всё произошло неожиданно и страшно.
Карина отстала от шкафа, взглянула на меня, разглядывала, узнавала и не узнавала. Часть её памяти хранила события посмертия, но где был этот островок? Филиппа она знала лучше, оттого и узнала его, но меня видела мельком.
–Моя дочь у вас? – спросила Карина.
–Нет, она у твоей сестры, – терпеливо напомнил Филипп.
Карина задумалась, вспоминала произошедшее с ней, и никак не могла вспомнить самого главного.
–Что ты помнишь? – настаивал Филипп. – Ты помнишь что-нибудь о своей смерти?
Карина взглянула на него. Та же самая голубая поволока в глазах, но есть и что-то еще, что-то вроде растерянности и тоски. Ей страшно. Ей страшнее, чем нам.
–Он был весь чёрный, – прошептала Карина, – стоял в зеркале. И потянулся…
Она закрыла лицо руками. Слёз в ней не было, но что-то ещё оставалось от жизни, к которой не суждено ей было вернуться никогда. Она понемногу составляла то, что чувствовала и что видела, вспоминала бесконечно долгую мглу и что-то, что вытащило её из неё. Вспоминала и первые проблески непонимания, когда впервые зеркало не показало её прежней.
–Когда ты…– Филипп был безжалостен. Я чувствовала его нетерпение также ярко, как растерянность Карины. Он торопился следовать за итогом и сутью, ему наплевать было на то, что остаётся позади.
–Он здесь…–Карина отняла руки от лица. Теперь сквозь поволоку читался ужас. –Он здесь!
Она обернулась на стену. Я обернулась на Филиппа, но он не понимал происходящего, и я снова повернулась к Карине, и очень вовремя.
И очень зря.
Из стены выходила тень. Тень – самое точное описание для этого чудовища. Оно было всё тенью, но тенью ужасно подвижной. Оно вытаскивало из стены длинные руки и ноги, разминало крючковатые пальцы.
–Уходите…– прошептала Карина.
Я бы послушалась, но Филипп шагнул вперёд:
–Как твоё имя?
Тень замерла. Распрямилась, демонстрируя свой высоченный рост… метра два с половиной, не меньше.
–Уходи…– попыталась повторить Карина, но уже в следующее мгновение рука безжалостной тени опустилась на её мёртвое плечо и вдавила в пол. Карина заверещала и растворилась.
На меня это произвело куда больше впечатления, чем на Филиппа.
–Зачем ты забрал её? – спросил Филипп. В его голосе и движениях не было страха. Он то ли ждал, то ли не понимал, что происходит что-то, с чем ему, возможно, не справиться.
Тень молчала, глядя на него. Или не глядя. У нее была голова, но не было лица, и от того понять, к чему обращалось внимание тени было невозможно.
–Я Филипп, а ты кто?
Тень хрипло захохотала. У неё не было рта, но этот хохот прошёл кажется по всей квартире, отразился от стен, и прошёл дрожью…
–Кто ты? – заорал Филипп, и тень неожиданно ответила хрипло и равнодушно:
–Уходящий.
После чего исчезла в стене, и стена отозвалась дрожью.
Эта дрожь усиливалась с каждым мгновением, звенели и стекла, и светильники, и рамочки для множества картин и единственной фотографии, и телевизор…
–Уходим! – Филипп сорвался с места и я за ним. Мы схватили одежду, и под звон множества бутылок с алкоголем вынеслись в подъезд, после чего дверь сама захлопнулась за нами с гулким грохотом.
–Наверх! – велел Филипп и я, чудом удерживая в руках куртку и ботинки, рванула за ним по ступеням. И вовремя: на лестничную клетку выскочили соседи, привлечённые шумом. Занялся гомон.
Под него мы с Филиппом, не глядя друг на друга оделись, обулись, затем, не сговариваясь, поднялись выше, вызвали лифт и уехали на первый этаж, миновав квартиру Карины.
Морозный воздух был даже приятен после всего что произошло. Мои щёки горели, горела, казалось, вся кожа, словно в горячке. Но хуже было с мыслями – что произошло? Какого чёрта такое вообще могло произойти?
–Жива? – спросил Филипп. – Отлично. ну, что скажешь?
–Что я тебя ненавижу, – мой желудок предательски дрогнул. Досталось ему, ничего не скажешь! За последние часы его и вывернуло наизнанку, и перевернуло страхом.
–Карину действительно убил призрак. Или какая-либо иная сущность. Возможно, запугал. Он паразитировал на ней, и продолжает это делать, – Филиппу было лучше. Для него время прошло продуктивно. – Единственное, я не знаю, почему он назвал себя «уходящим»?
–Потому что он уходит, чтоб тебя! – огрызнулась я. Меня била дрожь. Успокоение должно было наступить, но почему-то не наступало. И что-то холодное проходило под самой коже.
–Карина не знает, что мертва. Но сейчас ей мы это сказали, может быть и сама сообразит, и уйдёт в покой. Но что за тень? Почему он нас выпустил, а?
Я молчала. Меня трясло, я стучала зубами.
–Итого, за…– Филипп потянул рукав куртки вверх, чтобы глянуть на часы. – Софа, а ты знаешь что? сколько, по-твоему, мы пробыли там?
–Заткнись! – меня трясло. Знобило. Кажется, я заболеваю.
–И всё же?
–Ну минут сорок? Час? – я поняла, что он не отвяжется и поспешила ответить.
–И по моим ощущениям тоже, – согласился он. – Но часы говорят, что сейчас почти два часа. Мы были здесь около десяти, даже если мы вошли в одиннадцатом часу…
Я перестала трястись. Ещё знобило, но слова, произнесённые Филиппом, были хуже.
–То есть как? Хочешь сказать, временная аномалия? Искажение времени?
–Хочу сказать, что мы либо оба потеряли связь с реальностью, либо… не обратила внимание, часы в квартире стоят?
–Не знаю, – я сунула замерзшие руки в карманы. Теплее не стало, но что я ещё могла сделать?  – Знаю, что это редкое явление. С момента основания нашей кафедры временную утрату наблюдали в  Сухановке, на Лубянке и в одном из лагерей. Всё в пределах десятки годиков. Это редкость, говорящая о превосходящей силе субстанции. В первый раз это был выброс энергии расщепления сразу же сотни призраков, во второй и в третий причины не были установлены.
–Не докажешь! – с досадой отозвался Филипп. – А дрожь по стенам?
–Похоже на полтергейста.
–Похоже-то…– рассуждал Филипп, но рассуждения его никуда не вели. Он обернулся ко мне, желая что-то добавить, и вдруг помрачнел: – разве ты была не с шарфом?
Я машинально схватилась за горло. Я всегда повязываю шарфы и платки поверх одежды, и Филипп, надо отдать ему должное, заметил. А я, дура, на стрессе, нет.
–Филипп…– я в ужасе смотрела на него, – шарф…
–Надо вернуться, – сказал он, глядя на двери подъезда. – Не сейчас, конечно. Но придётся. сейчас там перебуженные соседи.
Отзываясь на это замечание, мимо проехала полицейская машина. Сиреной она себя не означила, но нервный свет мигалок – это было последним, что хотелось видеть.
–Пошли отсюда, чёрт с ним, с шарфом, может его примут за шарф Карины…– сказал Филипп.
Я молчала. И он, и я понимали, что сказанное бред. Если шарф ещё примут за каринин, то как быть с явными следами от снега, сорванной опечаткой, вскрытым замком, двумя стаканами и закусками? А со светильниками?  И наверняка с каплями воды по полу – я так и не вытерлась после умывания.
–Это ничего не значит, – попытался успокоить меня Филипп, - может они вообще не туда.
–ладно я, но почему ты так неосторожен?
–А зачем? – спросил Филипп, – я хотел выманить призрака.
–А