Свет двух миров

возвращалась.
Всё это было!
–Тем более! – Филипп обрадовался настроению Софьи, ему захотелось, чтобы она улыбнулась тоже, улыбнулась искренне. Он поискал повод для улыбок, не нашёл, оглянулся по сторонам, увидел часы: – ребята приедут к вечеру?
–Обещались, – подтвердила Софья, – Гайя сказала что приедет. Зельман с нею должен.
–Может тогда выпьем? –  предложение было решительным. И рискованным. Филипп знал, что Софья не сторонница алкоголя чисто ради алкоголя.
–Вечером? – не поняла Софья.
–Сейчас. Вдвоём, – Филипп знал, что может её спугнуть, что рискует, но решил попробовать. Он рассчитал так, что выпив с нею, а может и напоив, он найдёт слова для того, чтобы отговорить её лезть во всё это дальше. История с Уходящим перестала быть лёгким приключением, и Филипп понимал, что должен побороть свой эгоизм и заставить Софью уйти. Он рассудил так: если не сможет уговорить Софью отойти в сторону, то хотя бы сам для себя проститься с нею. Связь с Гайей и Зельманом поддерживать можно, но запретить им вмешивать её!
Филиппу было легко злиться на Гайю и Зельмана – что ж они  о себе думают? Появляются, впутывают её дальше, напоминают?! И также легко было забыть ему, что он сам начал всю эту нелепую и мрачную историю.
Помнил ли Филипп Карину как одну из своих любовниц? Едва ли. Сейчас он помнил её как один из «случаев» возникновения паранормальной активности, а все чувства, если и были в нём эти чувства к ней, уже угасли. Интерес к её делу победил интерес к её личности.
Это же ждало и Софью. И очень скоро.
Но пока ни Филипп, ни Софья этого не знали. И Филипп, лукаво улыбаясь, предлагал ей выпить вдвоём.
–Ребята приедут, – растерялась Софья. Она чувствовала всё больше смущения и всё меньше ощущала себя способной сопротивляться ему. Он ей нравился. Давно нравился. Сейчас же между ними происходило что-то совершенно новое, чего Софья ещё недавно не хотела допускать, а сейчас и корила себя за это, и хвалила.
Филипп не был тем человеком, которому она могла полностью довериться. Последние дни явно показали Софье его натуру, но он был рядом. И был по-прежнему с лукавинкой, и теперь Ружинская сдавалась…
Она искала слабые аргументы, последние барьеры защиты, но не находила их. И Филиппу оставалось найти ответы на её возражения, чтобы совсем победить.
Он нашёл:
–Сама же сказала что вечером.
Была ещё одна попытка:
–А если Агнешка вернётся?
Филиппу пришло в голову, вернее, дошло, наконец осознание – Софья много лет жила с тайной Агнешки! Слишком много лет. Бывал ли у неё кто-нибудь в гостях? Скорее всего нет. Софья таила её, таила свою жизнь.
–Я думаю она ещё позлится, – тихо отозвался Филипп. В его детстве было нормально устраивать посиделки с друзьями в квартире, это было весело и забавно, это было привычно. Его детство было полно воспоминаниями об этих посиделках, после школы Филипп частенько пропадал допоздна у кого-нибудь в гостях, а Софья?..
Софья кивнула и вдруг призналась:
–Только у меня нечего…
Филипп едва не рассмеялся. Боже, если ты есть! Ты видишь, как не похожи два мира: его собственный мир и мир Софьи!  У Филиппа уже несколько лет была привычка иметь мини-бар, а Софья, похоже, даже до этой привычки не доходила идеей.
А может возможностью?
Какая там зарплата на Кафедре? Филипп помнил свои годы работы, помнил свои копейки, остававшиеся после выплаты набранных до зарплаты долгов, и поражался тому, как разительно изменилась с тех пор его жизнь. Сейчас он не был богат, но был обеспечен. Такси, обеды и ужины в кафе, доставка еды на дом, раз в неделю клининговая служба в квартире – это была его реальность. Он забыл об экономии.
–Я схожу, – успокоил Филипп и легко поднялся из кресла.
Софья не остановила его. Она следила за тем, как он наматывает на шею кашемировый шарф, как застёгивается…
–Я скоро вернусь! – пообещал Филипп, когда Софья поднялась всё же, чтобы закрыть за ним дверь.
–Надеюсь, – улыбнулась Софья, закрыла дверь и взглянула на часы. Сколько до ближайшего магазина и сколько в нём? Ну допустим, минут пятнадцать-двадцать у неё есть.
Есть на что?
Софья будто бы проснулась. Невидимая сила аж подбросила её, и тысячи мыслей закружились в уме. Обгоняя одна другую. Это у них что-то вроде свидания или нет? и что если да?
Софья пошла на кухню – надо нарезать чего там осталось, чем-то закусить, показать себя хозяйкой. На полпути остановилась, выругалась о чём-то своём, пошла в ванную – нет, сначала надо привести себя в порядок.
Может быть, это и будет дружеская посиделка, но всё-таки разве это повод выглядеть печально?
Софья взглянула на себя в зеркало и даже не узнала. Какое-то уставшее, совершенно измотанное существо в нём отражалось, а она нет. Боги! И это её лицо? Побелевшее, с опухшими глазами! А это её вид? Разлохмаченный, растревоженный, словно кикимора какая-то из болота вылезла!
Софья сначала хотела сунуть голову под кран, но передумала. Свитер и джинсы тоже опротивели мгновенно, и Софья полезла в горячий душ. Она яростно тёрла мочалкой своё тело, взбивала мыльную пену в волосах, терпела горячую обжигающую воду – всё это ей помогало, всё это было спасением!
Софья вылезла из ванной, вытерлась, набросила на плечи халат, вышла в коридор и снова глянула на часы. Остановились? По её ощущениям она провела в душе минут десять, не меньше, а часы едва-едва двинулись.
–Барахло китайское! – ответствовала Софья часам и пошла в свою комнату. Нужно было переодеться во что-то тёплое и приличное, гладить совершенно не хотелось и Софье пришлось порыться, прежде, чем на свет всё-таки была извлечена миленькая светлая кофточка. Софья купила её с новогодней премии, просто не смогла отнять от неё рук. Но вскоре выяснила – на Кафедре в ней прохладно. С тех пор не носила. Теперь вот пришёл случай. С брюками оказалось проще.
Одевшись, Софья даже причесала мокрые волосы, чтобы те не висели безжизненными паклями по мере высыхания, подвела глаза – немного, саму малость, нанесла блеск на губы. В коридоре снова глянула на часы, но уже без прежнего дружелюбного презрения к барахлу. Эти часы вызвали в ней внезапно тоску.
Надо же было им остановиться?
Но некогда было рассуждать! Филипп должен был прийти с минуты на минуту, и значит, пора переползать на кухню. В кухне Софья нашла бокалы, ополоснула их, порылась в холодильнике… небогатый выбор, но ничего! ничего!
Ловко нарезала на маленькие треугольники остатки хлеба, подсушила их в духовке. Пока сушился хлеб, открыла прибережённую банку оливок, фаршированных креветкой – тоже привет от нового года. Всё выложила на красивую тарелочку, задумалась, что бы найти ещё? Вспомнились конфеты – подарок от Гайи на всё тот же новый год. Софья не была особенной сладкоежкой и потому закинула конфеты от неприятной тогда Гайи в шкафчик, теперь пришёл их черёд!
Довольная тем, что в её доме всё-таки что-то нашлось, Софья полезла на табуретку, без труда нашла в ящичке с редко используемой посудой коробку конфет, и уже закрывая ящичек, глянула на кухонные часы.
Чёрт с ними, с коридорными. Но кухонные? Почему остановились кухонные?!
Всякая улыбка, как и осколок хорошего настроения оставили её. Софье стало невыносимо страшно. Она неловко слезла с табуретки, причём так, что свернула её набок, но даже не заметила этого, и посмотрела на часы как на врага народа…
Не идут. Стоит минутная стрелка, часовая и издевательски застыла секундная. Не идут, хоть бей их!
Софья запомнила час: четверть четвёртого, и скованная страхом, пятясь к стене, прошла в коридор. Приближаться не потребовалось. Часы в коридоре показали те же четверть четвёртого.
Паника подступила к горлу. Софью прохватило одновременно холодом и жаром. Страх опутал и горло, мешая вздохнуть полной грудью. Софья проползла до своей комнаты, схватилась за телефон (всё это время она отчаянно старалась не смотреть на часы, проклятые застывшие часы), и…
Сначала она хотела просто посмотреть время и убедиться в том, что она сумасшедшая. Это было легче всего и желанней всего. В конце концов, сумасшествие это не опасно. Это значило бы простое совпадение, и об этом  можно было бы рассказать Филиппу, когда он вернётся.
Когда, когда он вернётся?!
И до этого момента Софья ещё держала себя в руках. Но когда издевательски зажёгся дисплей, повинуясь её прикосновению, и продемонстрировал те же четверть четвёртого, Софья вскрикнула, и телефон выпал из её рук.
Софья не знала что делать. Метаться? Бежать? Просить? Плакать? Понемногу она делала всё. Она метнулась по комнате, замерла, испугавшись своих собственных движений. Побежала к дверям, но не смогла миновать коридора с застывшими часами – ей почудилось, что там стоит что-то страшное. Вернулась в комнату, затем снова метнулась куда-то, не помня себя…
Слёзы текли против её воли. Она их даже не осознавала. Она плакала, о чём-то просила бога и просила Филиппа вернуться. Страх поглощал её с паникой.
«Софья…» – разум проснулся. Не сразу пробился его голос. Но Софья услышала. его голос был хоть каким-то спасением, хоть какой-то надеждой на побег из этого страха, из собственной квартиры, где остановилось время.
Она заставила себя прийти в норму. Несколько глубоких вдохов, выдох… собраться, надо было собраться. Отчаяние и паника губят!
Софья нашла на полу свой телефон, взяла его в руки, стараясь не смотреть на страшный дисплей. Руки дрожали, но Софья стискивала зубы, пытаясь заставить себя думать, а не бояться. Страх не должен идти вперёд рассудка, не должен!
Надо позвонить. Кому? Филиппу. Надо позвонить Филиппу. Надо попросить его прийти, надо постараться не плакать, надо…
Десятки «надо» – десятки! И ни одной опоры под ногами этого качающегося бреда.
Непослушной рукой Софья набрала всё-таки номер Филиппа. Он должен был ответить, должен был заговорить, сказать, всё хорошо, обрадовать её тем, что сейчас он придёт и они разберутся вместе.
–Номер абонента недействителен.
Приговор был произнесён равнодушно и не подлежал обжалованию. Софья опустила руку. Гудки, несущиеся в пространство, уже её не интересовали. Всё. Теперь точно всё. Филипп оставил её так же, как и Агнешка, и как мама.
На шелест в стене Софья отреагировала уже без испуга и с равнодушием. И когда на стене возникла высокая Тень, даже не дёрнулась. Липкий ужас сменил ужас панический, но если паника побуждала к действию, к слезам и крику, то ужас липкий побуждал лишь к мрачному принятию и оцепенению.
Тень отлеплялась от стены, обретала форму, разминало длинные крючковатые пальцы, вытаскивало из стены ноги…
Уходящий. Здесь Уходящий!
И, наконец, замерла. Если бы у неё было лицо, можно было бы сказать, что Уходящий смотрит на неё в упор. Но у Уходящего не было лица. Он просто стоял в квартире Софьи и бесполезно было пытаться отползти в сторону.
–Ты…– рот пересох, но Софья попыталась ещё сказать хоть что-то.
Уходящий не имел рта, но он говорил! Бесплотный жуткий голос ответил Софье:
–Я… Я Уходящий.
–Так уходи! – закричала Софья, и слёзы снова потекли по её лицу. Она понимала, что это бесполезно, что он не уйдёт, но возможно уйдёт она. Попадёт как Карина в такую же сеть, и тогда…что тогда?
–Некуда, – отозвался Уходящий и переместился к Софье ближе. – Не бойся, ты уже мертва.  Не