Кого выбирает жизнь?

Злость от этого лицемерия меня постоянно душит! Разве это не предательство? Ведь не будет из-за этого жизни ни детям нашим, ни внукам! Если не Запад, так спекулянты всех задушат!
– Ну, до этого еще далеко, пожалуй… – усомнился угрюмый. – А впрочем, кто его знает? Очень уж круто нас загибают!
Пока я прислушивался к негромкому разговору в удаленном углу, обстановка в палате опять стала разогреваться. «Еще чуток, – подумал я, – и тут может такое начаться… Уж лучше я на себя весь удар приму».
– Успокойтесь, мудрецы! – предложил я. – Мы и сами, без всяких американцев, так себе «помогли», что и собственной дури оказалось предостаточно! Однако знающие американцы и сегодня признают, что устойчивость нашей экономики в тяжелейшие годы всё-таки была столь высока, что если бы СССР вообще ничего не предпринимал для ее нормализации, то и тогда он терпимо существовал бы еще, по крайней мере, двадцать лет, вплоть до двухтысячных годов! А вы говорите, будто всё было настолько плохо! Между тем, даже американцы отвергают наше самобичевание, заявляя, что мы были очень сильны! К тому же руководство СССР тогда не спало, – оно, надо думать, уже принимало какие-то меры для спасения экономики. И мы, конечно же, выбрались бы из того кризиса, и еще серьёзно бы поборолись! Вот только нам не дали! США приступили к следующему пункту своей диверсионной программы и принялись активно вербовать наших руководителей разного уровня и, ввиду их неуёмной алчности и тайного поклонения Западу, достигли больших успехов. Можно быть уверенным, что без помощи многих тысяч изменников, занимавших самые высокие посты в нашей стране, развалить такую глыбу, которой являлся СССР, никто бы не сумел!
– А если конкретно? – опять спросил кто-то.
– Думаете, я всех знаю? Полагаю, что этих героев было более, чем достаточно, для того чтобы завалить страну. Целая «пятая колона». Большинство из них в тени так и осталось. Всякие директора крупных заводов, первые секретари республик, краёв и областей… Многие из них к тому времени наворовали прямо-таки немерено, а тратить в желаемых масштабах было не на что! Вот если бы строй сменился, если капиталистом заделаться, да за бугром пошарить… Потому и помогали разрушать страну, кто, чем мог. Такие же фрукты и перед войной пытались перевороты совершать! Сталин им во всём мешал, страну спасая, потому на него до сих пор помои со всех сторон выливают! Шавки всегда на слона лают…
– А фамилии так и не назвали!
– Да что же вы, право! Будто сами тех героев не знаете! Тот же Шеварднадзе, Алиев, Яковлев, который Александр, завербованный, будучи еще послом в Канаде. Разве всех перечислишь! Но пакостнее всех оказался взращенный у нас и на нашу погибель Горбачев. Даже Ельцин, паталогический разрушитель, предателем по большому счету, в отличие от Горбачева, не являлся. Обычный самодур, пьяница, кровожадный недоумок, но всё-таки изменником он стал уже по факту, так ничего и не поняв. Я не предлагаю его оправдывать и прощать, ни в коем случае, но понимаю, что он только по великой глупости сдавал нашу страну.
– Да, уж! А разве сегодня вакханалия прекратилась? Что нам завтра ждать, профессор?
– Это точно! Детей да внуков жалко! А негодяи всякие нам про день великой победы жужжат. Будто это они тогда победили! Не о тех победах должны быть сегодняшние песни, а о грядущих бедах! Того гляди, рухнем, а этот ирод и замечать не хочет! Мордочки нам строит! То здесь он, то там! Намечает, наверное, кого следует добить! А мы молчим, повинуемся, словно овцы бестолковые!
– Только Андропов и навёл бы в стране порядок, но больно скоро сгорел! – подлил масла в огонь Виктор.
Очень уж мало, – подумал я, – о нем известно, и как на таком хилом материале выводы делать? Ну, нравился он многим – своим интеллигентным лицом, манерами, методами работы с теми, кого другие сразу за врагов принимали. А он работал с ними, мягко, тактично, постепенно в свою веру обращал! Так нам казалось! Стихи писал (от одиночества, наверное!), весьма многим глубоко интересовался, но были в его жизни очень странные и очень темные стороны, от нас тщательно скрываемые. Не просто неосвещенные, а именно, темные. Например, кто знает и, тем более, учитывает, что его истинная фамилия Фанштейн. Задумаешься тут! И фатальное для страны долготерпение брежневских художеств у него не отнять… Где же его патриотизм? Где его партийная принципиальность? А ведь мог, обличенный огромной властью КГБ, рискнуть в интересах своего народа, скрутить кое-кого, политику подправить! Не стал! До последнего себя не проявлял! А почему?
– Андропов, говорите! – привлек я к себе внимание. – А много ли вы о нем знаете, чтобы быть уверенным в том, что он намеривался страну спасать? Думаю, ничего не знаете, поскольку всё о нем в непробиваемой тени… Так, портрет мелькал издалека! Разве я не прав? А на мой взгляд, Андроповым более всего руководило его превеликое тщеславие, но поднявшись, наконец, на самый верх карьерной лестницы, он неожиданно обнаружил, что не знает, что с этой страной делать. Так, пометался чуток с приучением простого люда к дисциплине, словно медведь в посудной лавке, а настоящих коррупционеров, которые страну и добивали по всем направлениям, никак не затронул! Разве лишь тех, кто оказался на его пути к власти! Зато иудеев всегда защищал во всех их националистических выпадах, а всех патриотов, которые ратовали за защиту русского народа, давил вполне определенно! Примеров – миллион! По моим наблюдениям, русский народ он вообще остро ненавидел! Не на словах, а на деле! Да и помощники, которыми он себя окружил, оказались сплошь людьми известной национальности и совершенно бесплодными на полезные для страны идеи… Всякие бовины, яковлевы, арбатовы, да поэты-режиссеришки. Так что, ни он сам, ни его окружение для страны ничего хорошего и не собиралось делать! Ладно уж… А о Рэме Хохлове что-нибудь знаете?
– Круто ты его, профессор, обрисовал! Наверно, он тебя чем-то лично задел? Вот мне, например, Андропов казался лучше всех!
– Мне тоже, но только казался! – подтвердил я. – Он многих и многим подкупал, но ведь почему-то спокойно в стороне стоял, пока не стал лично за всё отвечать! Боялся за себя? Возможно! Но в этом случае совсем уж ясно, что отнюдь не интересы народа были у него на первом месте! Ведь так? А мы от него подвигов во имя спасения страны ждали, а не просиживания штанов! Вон, даже серый кардинал Михаил Суслов, отвечавший за кадровую политику, не без причин, как понимаете, озаботился полным отсутствием в верхах достойной молодой смены. Потому и устремил свой взгляд на Рэма Хохлова. Кто это? Я постараюсь пояснить. Во-первых, сравнительно молодой тогда человек и одновременно крупный ученый-физик, которого уважали физики всего мира. Во-вторых, в последние годы его буквально принудили занять почетный для многих пост ректора МГУ, хотя он не хотел заниматься нетворческой административной работой. Пришлось! Но свои научные лаборатории даже на этом посту не забросил. Не имея возможности принимать непосредственное участие в их деятельности, он руководил изысканиями по телефону, интересовался, подсказывал, переживал. В третьих, это был человек совершенно удивительной души, о котором так отзывались все подряд – от студентов, до академиков. Он всегда считал своим долгом помочь любому, кто в этом нуждался. И брался за это даже в самых безнадежных ситуациях. В-четвертых, это был удивительно организованный, прогрессивный, ответственный и даже спортивный человек. Мастер спорта, кстати, по альпинизму! Почти «снежный барс»! Это знак особых заслуг среди альпинистов. В-пятых! Впрочем, может, достаточно? Однажды в горах он опасно заболел (у альпинистов такое из-за кислородного голодания случается не прогнозируемо). Для его спасения, полностью обездвиженного, с сильным воспалением легких, специально прислали вертолет. Причем, на такую высоту в горах никто до тех пор подняться не мог, но для спасения Хохлова летчики решили рискнуть своей жизнью, а аэрофлот пообещал, в случае чего, без мороки списать машину! Вот так-то!
– Не знал! Фантастика какая-то! – неуверенно согласились со мной.
– Ну что!! Опять в кучу собрались? Никак вам не лежится! – стала громко причитать санитарка, елозя мокрой шваброй между попавших под руку больных. – Разойдитесь, наконец, ироды! И тапки поднимите, сколько можно учить? Рассуждают они!
– Не шуми, бабка, а то на подоконник посажу! Потом вовек не слезешь! – смеясь, огрызнулся сидящий на своей кровати, а потому неуязвимый Виктор.
Я тихим голосом продолжил.
– Рэма доставили в клинику в Душанбе, которая специализировалась на спасении альпинистов от их особых горных болезней. Через две недели он был почти в порядке. Еще немного бы отлежался и вернулся к работе в МГУ, но за ним почему-то прислали засекреченный спецборт. А уже в Москве, прямо с аэродрома группа организованных людей в строгих костюмах перевезла Хохлова (почему-то на носилках, хотя он уже был ходячим) в ЦКБ, где ему спешно заменили всю кровь, после чего он и скончался. Как вы думаете, не есть ли это самое заурядное устранение соперника на пути к высшей власти? И разве трудно догадаться, кого представляли вышколенные молчаливые люди в темных костюмах?
– И почему же вы считаете, будто он, пусть даже трижды распрекрасный, вдруг возглавил бы нашу страну? Как бы ему это удалось?
– Совсем не обязательно! Вы правы! Но могло случиться. И тому, что могло, есть свидетель, его друг и коллега, тоже академик. В интервью журналистам он сообщил, что после встречи Рэма с Михаилом Сусловым, Хохлов неожиданно ответил на вопрос друга, зачем его вызывали. Оказалось, что он намечен кандидатом на должность Президента академии наук с перспективой выдвижения на должность Генерального секретаря партии. Вот так-то! Он и сам себе не очень верил, но разговор-то был со вторым человеком в стране…
– Очень интересно, но ведь не сбылось! Какой теперь смысл о нём судачить? – заметил Виктор.
– Полностью с вами согласен! – подтвердил и я. – Так же, как нет смысла судачить о несыгранной положительной роли Андропова в спасении Советского Союза!
– Вот я и говорю! – бубнила санитарка. – Опять курите в туалете! Все здоровые, мордастые, шляетесь тут как неприкаянные весь день, не знаете чем заняться! Не то что мой внучек! Он же света белого не видит, а зарплата – одни слёзы! Трешь тут за вами, трешь весь день, а вы только пачкаете…
Кто-то, пятясь от раздраженно бурчавшей санитарки, опрокинул ведро с грязной водой. Предвидя назревающую бурю, все разбежались, кто куда. А санитарка, наконец, получила веские основания, чтобы проклинать местных трутней, и использовала всякие бранные слова в полной мере. Я же, наблюдая картинку со стороны, прекрасно понимал причину возмущений этой женщины, еще не старой, и все ее претензии, и расшатанные нищетой и тяжелой жизнью нервы, и законное ее право проклинать тех, кто ей устроил столь беспросветную и мученическую жизнь. Понимал и то, что сейчас она ругает лишь слегка причастных к ее бедам людей, лишь в самой малой степени причастных. Акулы же, лишившие нас всех страны и справедливости, для нищих не досягаемы. Но помочь этой женщине я не в силах – полстраны