утирается,
рыдает даже во сне.
Глава 12. Выход из пещеры
Утро очередного дня накрыло Богатырскую сечь игристым светом, заманчивой росой и раскатистыми трелями полевых жаворонков. Солнышко очень хотело пробить лучами земную твердь, чтобы добраться до наших путешественников и рассмотреть их получше, но не смогло. А те проснулись и без него — сами, ну когда выспались, и в их желудках заурчало со страшной силой.
— Я есть хочу, — жалобно замяукала Диана, продрав свои неземные очи.
— Потерпи! — огрызнулась Алиса и привстала, тем самым согнав с себя нахохлившейся спящий комок ворона.
Она запустила пальцы в свои колтуны-волосы. Нет, не расчесываются!
— Ням-ням? — сообразила Полуверка, оторвавшись от вязания и оглядев три голодных рта.
Она быстро спрятала спицы в многочисленных складках одежды, намотала уже готовый шарф на шею своей подопечной и вытащила из-за пазухи каравай хлеба. Хлеб был черствый, как полено, но бригада обрадовалась ему неимоверно. После короткого совещания решили расколоть буханку на куски, а затем налить в крышку термоса немного воды, замачивать в ней хлеб и есть. Исходя из прошлого опыта хранения съестных припасов в сказочной Руси, и даже опираясь на свою негативную практику: ох, как легко от девчонок уходила провизия в чужие руки! Решили съесть сразу всё и не куркулить на завтра, послезавтра и так далее.
Через полчаса команда была более или менее сыта. Ну и разговоры соответственно повеселели. Одна Полуверка не ела, ей оно, видимо, было ни к надобности. А когда девчонки всё-таки попытались накормить её моченой булкой, она даже показала товарищам свой полуматериальный живот, через который были видны позвоночник и рёбра.
— А где это наша Степанида хлебушко уперла? — ехидно спросила Динка.
— Наверное у богатырей, — прокаркал ворон и тут же чуть не подавился, потому что Полуверка посмотрела на него неким определённым взглядом, ярко свидетельствующим о том, что у птички скоро отсохнет язык.
— Поляницы, — уточнила она. — Добрые девки поляницы Степаниде харчи подносят, когда я каликой перехожей у их ворот долблюсь. И хлебца могут дать, и уточку перелетную, а ежели конь богатырский скопытится, то и кониной обрадуют.
— Фу-фу-фу, — поморщилась вегетарианка Дина.
— А зачем ты еду выпрашиваешь, если в ней не нуждаешься? — строго спросила Алиса, которая не одобряла, когда выпрашивали лишь бы выпросить.
Полуверка вздохнула:
— По привычке, деточка, по привычке. Вот упомню, бывало, бегает младая Степанида да всё вымаливает: «Матушка, дайте хлебца! Батюшка, дайте студня! Тётушка, дай молочка попить! Дедко с бабой, дайте у курочки обглодать крылышко!»
— Фу, что это? — опять скуксилась Диана.
— Не обращай внимания, — снова чуть было не подавился ворон. — Старуха детство своё золотое вспомнила. Раньше так принято было, дети не в игрушки играли, а взрослых за подолы дергали и о еде канючили.
— Понятно, — вздохнула Алиса. — Голод не тётка. С едой, поди, проблемы были в древние времена.
Ворон посмотрел куда-то вдаль, а потом сказал:
— Да их карапузы ежели и нажрутся от пуза, то всё одно пожрать просят — привычка у них такая! А когда им дают, то они прячут пищу где ни попадя. А потом могут и тухлятины нажраться, да и сдохнуть в неровен час.
— Да… — покачала головой младшенькая, видимо вспомнив свои недавние кошачьи потребности: орать по поводу и без повода «мяу-мяу, мать дай пожрать».
— Ага, обойди-ка всех соседей, так под порогом у тебя целый склад может скопиться.
— На случай ядерной войны!
— Ну ладно, хватит ёрничать, — встала Алиса. — Теперь знаем, кто нас приведёт к поляницам, когда мы из пещеры вылезем.
Все закивали. Дальнейшее путешествие проходило уже легче. Хоть ворон и травил страшилки про страшных земляных червей размером с крокодила, его никто не слушал.
Через несколько часов пути воздух заметно посвежел и наши герои прибавили ходу.
— Я полечу на разведку, посмотрю, не ждёт ли нас Мамай у выхода? — Тимофей сорвался с места и полетел вперёд. — Ух-ух-ух!
Пару взмахов крыльями, и его нет. Теперь он своими предостережениями уж точно напугал своих дам. Партизанкам оставалось лишь крадучись передвигаться и всё время оборачиваться на Полуверицу. Они надеялись по выражению лица своей спутницы понять — всё ли впереди спокойно. Но по-видимому, пока всё было спокойно — блаженная улыбка не стекала с лица… пардон, со сморщенной морды Полуверицы, которая опять напевала что-то нечленораздельное.
— Ну значит, всё тип-топ.
Вскоре вернулся и чернокрылый разведчик:
— Нормуль, — сказал он. — Солнышко играет, птички поют, передвигаться будем ползком, из сена сделаем маскировку, а дорогу нам покажешь ты!
Он ткнул крылом в Полуверку. Та фыркнула и отстранилась. Алиса решила взять дальнейшее на себя:
— Милая, милая, милая Степанида, нам очень, очень, нужно попасть к поляницам удалым. Вы не проведёте нас к ним? Проведёте же, да?
— Полянцы? — Полуверка заулыбалась и закивала. — А как же! Я как раз туда и шагаю, пойдёмте, деточки.
И деточки медленно направились вперёд, к выходу. Бабулька, приплясывая, за ними. А Алиса принялась рассуждать как бы вслух:
— Нет, но я всё равно не пойму, на кой ляд взрослому человеку у других взрослых людей еду выклянчивать, тем более, если она тебе самой не нужна?
Девушка, видимо, подумала вслух уж очень сильно, да так, что Степанида отреагировала:
— А как по другому, деточка? Кто ж окромя меня мышей кормить будет, кротов да лис хитрющих?
— Блин, да нельзя прикармливать диких животных, они сами еду должны уметь добывать, а то они к человеку приученные потом не смогут сами себе еду в лесу добывать, подохнут! Так наши ученые говорят.
Ворон на сие научные изыскания обеспокоенно замахал крыльями:
— Так вот почему я ни одного крота в этой норе не встретил! Ведьма Степанида небось даже и мелких гномов приучила со своих рук жрать, а потом раз — в один миг и лишила их довольствия, вот они и сдохли все. Несчастные-кар-кар!
— Нет, я одного не пойму, — продолжала возмущаться старшенькая. — Как можно попрошайничать! Ну устройся ты к поляницам на работу кухаркой, уборщицей там или няней, в конце концов.
— Дворовой девкой, — подсказал ворон. — Правильно говорить: дворовой девкой, то бишь помощницей по хозяйству.
— Ну девкой дворовой, а? — с возмущением развернулась Алиса к бабке.
Но старушка лишь вопросительно замычала, она не поняла о чём лопочет отрок. Степанида, видимо, и знать не знала кто такие дворовые девки. А мудрый ворон рассудил так:
— Ну оно и не мудрено. Это ж смотря где она жила до своей смерти. В её общине могло и не быть знати, а соответственно и холопов. Да и как у ей сейчас об том и расспросить? В восемь лет на тот свет отошла, в смысле, сюда. Ни мозгов, ни титек!
— Почти взрослая! — подколола птицу Диана.
И Тимофей понял, наконец, почему всей душой не может привязаться к этому человечку: за её острый и поганый язык!
— Вовсе и не поганый! — прочла его мысли Полуверица. — Не обижай моё дитятко, а то…
— Что то? — огрызнулся ворон, сам то он любил читать чужие мысли, а когда копались в его мозговых хитросплетениях, он не любил.
— А я на тебя удавку свяжу, — серыми мёртвыми бусинами слов как бы невзначай проронила Степанида и запела:
Я веревочку сучу,
я удавочку кручу,
крепкую, пеньковую
на башку бедовую.
Я веревочку скручу,
я обиду отплачу.
Но недолго длилась её песня, также недолго и пернатый опасливо озирался на ведьму. Впереди забрезжил свет! Люди хотели было рвануть со всей мочи к выходу, но их летающий друг предупредил бесшабашность подруг:
— Кар! Выходим тихо, по одному и пригнувшись. А выйдя, сразу кидаемся в траву. Там степь кругом: обзор для врагов хороший. Вы ежели стоймя встанете, то будете, как бельмо в глазах у природы.
Пришлось девушкам замедлить шаг. Эх, как не замедляй свой ход, тихоход, но дырка в потолке если есть, то рано или поздно оттуда на тебя польётся дождь, и снег повалит, а в лучшем случае — солнечный свет сквозь фиолетовые тучи. Так случилось и у нас! Когда сахалинки добрались до выхода, то путь наружу оказался прост лишь для ворона и нежити Степаниды. Тоннель заканчивался глухой стеной. А вот сверху как раз таки и манила их дыра наружу, пахнущая разнотравьем да стрекочущая кузнечиками.
Бестыжее солнце безжалостно прочертило на полу круг. Девушки встали в него, посмотрели наверх, на небо да на облака. Скользкие высокие стены напрочь отрезали им ход наверх. Вот и прыгай теперь до небес, чумичка, пока не загорит твоё личко! И Степанида прыгнула. А ворон почесал крылом свою больную голову:
— Что-то я не подумал. Забыл, что вы обе тяжеловесны и не мобильны.
— Не подумал, — взмахнула руками от досады его хозяйка и позвала старушку. — Милая Степанида, вытащите вы нас отсюда, пожалуйста!
Дианку чуть не вывернуло наизнанку от уже надоевшей притворной вежливости сестры, но она промолчала, ведь на кону была её жизнь.
А Степанида, на удивление, кивнула. Она свесилась вниз и подала руку своей любимице Диане. Но куда там! Было так высоко, что и не дотянуться.
— Что же делать? — запорхал, заметался туда-сюда Тимофей.
А Полуверица спокойненько села на край ямы, свесила вниз ноги, достала из складок одежды верёвку и принялась вязать удавку, напевая при этом:
Я веревочку сучу,
я удавочку кручу,
крепкую, пеньковую
на бошку бедовую.
Я веревочку скручу,
я обиду отплачу.
Ворон аж психанул! А люди, то есть две девицы сразу сообразили в чём дело. В силу возраста, они ничего не знали про удавки, но прекрасно понимали одну простую закономерность: где есть верёвка, там есть и спасение. Алиса тут же вспомнила, что у неё в рюкзаке тоже есть верёвка и ударила себя по лбу:
— Вот я беспамятная! — и она вытащила её наружу.
Но было уже поздно. Степанида спустила свою удавку вниз и жестами показала, что к концу, который с петлёй, надо привязать связанный ею шарф, потом посадить в него попу и тогда Полуверица вытянет детей по очереди наружу. Те так и сделали. Первый отправился наверх младший и более лёгкий детёныш. А вот плотно-костную Алису вытягивали уже вдвоём: ведьма и Дианка. Ворон же взмыл вверх и высматривал: нет ли вдалеке опасности, и в какой стороне находятся заставы богатырей и поляниц. (Как мы уже знаем, обе эти усадьбы были расположены недалеко друг от друга.)
Когда наши дочки выбрались наружу, они с наслаждением завалились в сухостой и подставили свои мордашки солнцу. Нежная зеленая травка, выбивающиеся из-под сухой травы, поглаживала им руки и пахла почему-то арбузами. Наверное, всё-таки из-за голода. Ведь хлеб без каши — не еда.
А чернокрылый уже чуть ли не дрался с нечистой бабкой. Он заставлял её присесть, пригнуться или даже прилечь, но та вытянулась по стойке смирно, яркой темной меткой в поле, привлекая внимание людей, зверей и нежить всякую. Она бесстрашно торчала средь бескрайней равнины и знала точно в какой стороне оборонные крепости её подруг неласковых, и рвалась в поход за следующей порцией провизии. Наверное, на этот раз в её планы входило прикормить степных волков. Да и бог с ними! С волками, то бишь.
Баю-баюшки-баю,
не ложись на краю,
а ложись в середочке,
держись за веревочку,
придет серенький волчок —
схватит дочку за бочок
и утащит во лесок,
закопает во
