Отошли, оставив полторы или две тысячи там, смотреть вверх, схватившись за копья, торчащие из животов. Прощайте, други, вас некому хоронить.
- Ты прав как всегда, старый, - усмехнулся горько Роллон. Поражение волком грызло душу - и вождь покачивался на пружинистых ногах, чтоб хоть как-то унять гнев. - И что же мне делать дальше?
- Дальше? - Задумался Хальфред. - Викинги быстро забудут поражение, если за ним вернутся победы. Но, - Суровый напрягся, - два поражения подряд они не простят себе никогда. И не простят в первую очередь тебе.
- Я понял, Суровый, - кивнул вождь. - Нужно парочку легких побед.
- Вот именно. Три-четыре городишка, новые женщины - и никто и не вспомнит.
- Как бы я прожил без твоих советов, старый?
- Привыкай, ты и сам уже не молод. Тем более, следующая моя битва - последняя, - Суровый задумался и его взгляд по-особому огляделся вокруг. Как будто прощаясь, запоминая детали. Жизнь прокатилась под лязг мечей - и все свидетели: Суровый никогда никого не боялся.
- С чего ты так решил? Собрался уйти на покой? - Насупился Ролло, и Хальфред недовольно бросил взгляд.
- Мальчишка, да как ты мог такое сказать. В нашем роду все мужчины погибли в сражениях. И я, Хальфред Суровый, с таким-то именем стану позорить род?
- Тогда что?
- Мне приснилось, что Тор на колеснице зовет за собой. Да еще по утру я чуть не наступил на мертвого ворона - а это верная примета.
- Плохо, - скривился вождь. - Плохо, ты всегда помогал советом.
- Хорошо, - улыбнулся Суровый. - Я уже устал плавать, в моем возрасте это смешно. А по-другому я жить не умею. Так что, Ролло, вождь викингов, я передам там, как ты славно проводишь время. Да, и напоследок. Тебе уже давно за сорок. Ты крепок, смел, а главное, умен - что признаться, большая редкость среди крупных телом и мелких мозгом викингов. Так вот - тряхани Францию грандиозным походом и осядь здесь. Ты не сможешь вернуться на родину - в серой Норвегии тебе будет скучно. А тут ты станешь хорошим правителем, может быть даже графом - но для этого надо хорошенько разбить франков, чтобы ни у кого и в мыслях не было связываться с тобой. Схвати их за горло, - Суровый хрустнул большим кулаком, и Ролло был согласен с каждым словом. Хальфред как будто читал у него в душе - и слова старого викинга укрепили в правильности решения.
- А это что? - Отвлекся Роллон, глядя на зелень плывущих вдоль реки берегов.
- Селение, земля того герцога.
Они с Хальфредом переглянулись - и в лицах заплясало злорадство, перемешанное с ликованием.
- К берегу! - Загудел вождь, и драккары послушно поменяли курс. - Повеселитесь, ребята, сегодня пленных не брать. Наваляйте-ка горы трупов - пусть это будет данью павшим.
- Вырезать всех! - Понеслось с драккара на драккар. - Все-е-е-х!
Карл Простой самодовольно улыбнулся. Донесли, что викинги разбиты. Наверно, поджали хвосты и исчезли в морях, убираясь подальше. Так им и надо. Прислуга возносила молитвы - король был сама доброта. Он шутил, чавкая поросенком, и прислуга натужно выдавливала смех. В залу вошел Гертно:
- Гонец, - надломился в поясе, и король не заметил бледности.
- Веди, - Карл отбросил платок с пятнами жира, самовлюбленно рыгнул. Он стал с возрастом похож на старого бегемота - ленивый, сытый, тучный.
Гонец упал на колени.
- Король. Викинги взяли Мо.
-Что-о-о? - Пошел пятнами Карл. Дряблая студенистая щека затряслась. - Повтори, что ты сказал? - Он начал приподниматься, вперив в гонца ненавидящий взгляд. Щека ходила дрожью, губы Простого жевали друг друга.
- Викинги взяли Мо на реке Марну.
- Болван, - засипел Карл, и гонец съежился. - Я и без тебя знаю, на какой реке находится Мо. Дальше!
Гонец, заикаясь, продолжил:
- Потом они взяли Маас.
- Маас, - повторил Карл, рухая в кресло. - Взяли Маас! - Простой оцепенел, стеклянными глазами смотря сквозь стены. Может, гонец что-то напутал? Может, приказать его пытать? А если он прав? Ему же хуже.
- И это еще не все, - раздался слабый шепот гонца, ударивший погребальным набатом. Король не поверил ушам.
-Что-о-о? - Тоже прошептал Карл побелевшими пересохшими губами. - Что-о-о?
Прислуга застыла, боясь моргнуть. Жаль, нельзя было вжаться в стены или мышью нырнуть в дыру.
- Они внезапно напали на Байе, - гонец уже понял, что не жилец, и его голос стал тверже. Он смотрел прямо на Карла: - Беренгар, граф Байский, пал в бою. Город во власти викингов.
- Та-а-ак, - шумно вздохнул Карл, и его подбородок затрясся смородиновым желе. - А почему же ты, трусливый пес, не пал в бою? - Посеревшее лицо Карла залило холодным потом. И поросенок, проглоченный ранее, остро и больно резанул нутро.
Гонец молчал, и Карл взорвался:
- Стража, взять! - И к гонцу загромыхали латники. - Киньте этого изменника на растерзание своре! - Плюнул Карл, и у прислуги подкосились колени. - Предатель! Кругом измена! - Простой захлебнулся в кашле и неуклюже рухнул. Прислуга дернулась было помочь и застывала на полушаге - можно вслед за гонцом отправиться к породистой и натасканной своре.
Гонца волокли и прислуга дрожала вдоль стен. Карл утонул в мыслях, и эти мысли были совсем не веселые. За окном донесся крик, поросенок свернулся булыжником - королю подали горшок.
- Я, Ролло, беру в жены Попе, графиню Байскую…
Дочь убитого графа была молода, стройна и красива. Она пока не понимала, что происходит. События последних дней были черны и стремительны. Батюшка, всесильный хозяин города, мертв. Ее, не спрашивая, по какому-то чужеземному обычаю отдали в жены за… Она даже не знала титула. Все, что знала Попе - это тот свирепый вождь кровожадных викингов. Он, говорят, горд, холоден и не знаком с жалостью. В городе слышны крики резни, идущей на убыль. Попе исподтишка бросила взгляд - и ей почудилась кровь на его руках. Она стояла в тумане, пошатываясь, боясь лишиться чувств. Все шумели кругом, кто-то чего-то спрашивал - и Попе кивала, так как на другое не оставалось сил.
Ее повели в опочивальню - наверно, у викингов так было принято. Вели, прихорашивая, как будто пьяный муж, появившись позже, обратил бы внимание на прическу и что-то еще.
- Помни, девочка, - главное, с ним не спорить, - мать всхлипнула и спрятала лицо. Все ушли. Тянулось время, и Попе застыла вместе с ним. В голове проносились воспоминания.
Дверь распахнулась, графиня вздрогнула. На пороге вырос ее высокий муж. Как непривычно было это слово и как все отличалось от девичьих грез. Роллон подошел:
- Советую, графиня, вам быть очень ласковой со мной. Отныне я ваш господин.
Попе мотнула головой. Она уже не принадлежала себе. Какая долгая ночь - а норманн все не уставал, переворачивая голое юное тело. Нежная кожа отвечала красными пятнами на грубые прикосновения. Терпеть, терпеть, терпеть. Как больно и стыдно. Но все когда-то кончается - так и викинг откинулся на бок, оставив в покое Попе.
- Уходим в Руан, - драккары грузили. Три месяца, долгих, как тридцать лет и показавшихся Франции судными днями, Роллон выжигал, грабил, убивал, принуждая франков к повиновению. Осевшие корабли шли грузно, неторопливо, всем своим видом давая понять, что они очень скоро вернутся. Тишина - коварная, напряженная, от которой хочется выть, глядя на выросшие новые могилы, вспученные из прожорливой земли. Сгинули латники - а нарожать и взрастить новых испуганные женщины Франции еще не успели. Обманчивая тишина, оставшаяся после ухода высокого викинга, вождя норманнов, которую он же может нарушить, приказом швырнув бородатых монстров на берег. Тишина - и нет ее хуже. Она страшнее воплей и плача. Тишина ждет, коварно посмеиваясь.
Франция замерла, приготовившись к новым ужасам, но и викинги, слава небесам, видать, успокоились. Год, второй, третий. Докладывали - Роллон ходит в мелкие походы, не трогая окрестности. Так, прочешет городишко-два за лето - терпимо. Разграбил Тур и Амбуаз на реке Луаре - что ж, ничего не поделаешь, морщился как от зубной боли Карл. Викинги без походов и разбоя - как без воздуха. И доносили еще - а вот это самое непонятное. Под его власть стекался люд, добровольно, не понукаемый никем. И именно на его землях спокойствия и порядка было больше всего. Оно и понятно - на чужих владениях порядок нарушают именно они. Но чернь, подлая, угодливая, трусливая. Как могла она променять власть своего короля, христианина, на силу язычника? Везде измена, сощурился Карл, везде. Черт дери этого Роллона - когда он, наконец, свернет себе шею? И опять Великий будто усмехнулся со своего портрета.
Геривей, архиепископ Реймский - архиепископу Руанскому:
« Многие из викингов обращаются в нашу веру, отрекаясь от язычества. Но… В следующем же походе снова режут священников и грабят монастыри, искренне не понимая, что в этом дурного. При всем том следует признать - Роллон, их вождь, на своих землях (да, да - как бы мы не считали, что Руан наш, боюсь, он уже никогда не будет французским)…Так вот, Роллон на своих землях проявляет талант истинного и мудрого правителя. Укрепляет стены, отстраивает замки, вникает в дела торговые и ремесленные. И странно - именно у него наблюдается рост и благополучие, именно под его властью люди чувствуют себя уверенно. Наверно, он один сейчас может гарантировать защиту от кого бы то ни было, и от викингов - в первую очередь. А остальные завоеватели за сотни миль обходят его владения. Надо быть сумасшедшим, чтобы напасть на земли Роллона. И поэтому все спешат к нему заняться ремеслом и обосноваться. Что толку делать это в других областях, где через год или раньше ты можешь лишиться всего.
Что же насчет викингов, принявших христианство. Надобно воздержаться от их порицания и строгих мер - это все только озлобит и отвернет от истинной веры. Как вода точит камень - так и мы, Витто, должны шаг за шагом, мягко, направлять этих пока еще дикарей в лоно церкви. Глупо было бы ожидать вот так сразу покорности и смирения от людей, еще вчера поклонявшихся нескольким воинственным богам…»
Витто откинул свиток. Все верно подметил Геривей, архиепископ Реймский. Все, да не все. Ричард Бургундский, возомнивший себя Македонским, призывал на новые битвы. И чтобы ни решили они, служители церкви - Бургундский петух может все поломать. А разозлить Роллона - раз плюнуть, и тогда… Архиепископ покачивался в кресле - и мурашки, спутники горя, окутали старую кожу.
- Баронесса, - Роллон чуть наклонил голову и взял ее за подбородок. - А ты похорошела.
Баронесса покраснела и отвела сияющий взгляд. Три года где-то его шатало - она считала каждый день. Викинг открыл новый мир, волнующий, чувственный; и баронесса, шагнувшая в расцвет женщины, уже не могла без него обходиться. Она, конечно, пыталась найти ему замену, полагая, что никогда уже не увидит. Парочка графов, барон, прелат - тьфу, они не стоили и мизинца грубого Роллона. И, кроме досадного разочарования, с привкусом брезгливости, баронесса ничего не почувствовала. Графы долго и нудно ухаживали и лопнули пузырем, когда пришло время проявить настоящие мужские качества. Жидко, быстро, вяло - все, что запомнила баронесса от слабосильных потуг ухажеров. Стоило отдаваться этим лощеным замухрышкам - только зря перепачкали постель. И она снова с удвоенной силой вспоминала викинга.
- Вождь выучил язык моей страны?
- Моей страны, - с ударением подчеркнул Роллон. - Надеюсь, баронесса не будет против, если вождь
