Адаптер

поправила майку.
Когда Лиз закончила зарядку, Ю-ли с трудом разлепила глаза. Она смотрела на Лиз с недовольством, которое не было обращено лично к ней. Так смотрят дети, когда их разбудили на самом интересном месте.
– Доброе утро, – зевнула Ю-ли и, взглянув на часы, поправилась. – О, уже почти полдень. Ты выспалась? Как себя чувствуешь?
Лиз улыбнулась и показала большой палец. Этот старый жест она подсмотрела в одном учебном фильме про юность Пророка. Лиз вопросительно смотрела на Ю-ли, показав пальцем на часы.
– А, нормально, – зевнула Ю-ли. – Я перед сном приняла дозу, так и проспала весь приступ. Не помню, чтобы меня накрыло. Мы за тебя вчера так испугались, у тебя же не должно быть больше сильных приступов, да?
Лиз пожала плечами. Она не знала, и никто не мог знать, как будет реагировать организм, выдернутый из привычной системы внешнего управления. Лиз не ощущала здесь никакого давления, еле уловимого покалывания во всем теле, с которым она привыкла жить в городе. Она заново знакомилась со своим телом, которое имело силу и объем, которое хотело двигаться, бежать, прыгать, жить. Лиз сделала ласточку, Ю-ли удивленно свистнула, как мальчишка.
– Ого, как ты умеешь! Я так никогда не смогу.
Лиз поманила Ю-ли к себе, та неохотно встала. Заставив ее делать зарядку, Лиз ощутила жуткий голод. Было бы неплохо умыться, но есть хотелось сильнее. Ю-ли была того же мнения, и, не сговариваясь, они сели пить чай.
– Интересно, сколько он здесь пролежал? – Ю-ли рассматривала пачку с чайными пакетиками, притаившуюся в одном из ящиков стола. – Тут все такое старое, как будто из прошлого века, но мне нравится. Тут лучше, чем дома.
Лиз согласно кивнула. Белье было жесткое, стираное десятки раз, но чистое, пахнущее простой органической тканью, а не благовониями, которыми было положено обрабатывать постельное белье в домах первого круга.
– Теперь можно и в душ сходить, – блаженно потянулась Ю-ли. – Я тут все знаю. Это женский этаж, и кроме нас тут никого нет.
Она достала из шкафа полотенца и смену белья для себя и Лиз. У двери стояли синие резиновые  тапки, Ю-ли они были слишком большие, у Лиз нога была больше, и сланцы не так болтались. Ни о чем не беспокоясь, Ю-ли, как была в майке и трусах, так и вышла из комнаты. Лиз кольнуло в первый момент чувство стыда, женщине не позволялось вот так расхаживать даже по пустому дому.
Веселые и голодные, одетые в легкую робу светло-бежевого оттенка, на лямках полукомбинезона кто-то вышил лозу с красными цветочками, а футболки, хоть и застиранные, вторили нежно-голубому теплому небу, девушки спустились вниз. На площадке у корпуса Беджан, худой и полицейский играли в мяч.
– Мы хотим есть! – с ходу заявила Ю-ли, пнув мяч в Беджана. Удар получился слабый, и худой добавил, целясь Беджану в голову.
– Это хорошо, – сказал полицейский. Без формы Лиз его не узнала – это был совершенно другой человек.
– Обед будет скоро. Столовка пока закрыта, – худой хотел еще сказать, показывая рукой на двухэтажное здание, но получил мячом в лоб.
Лиз засмеялась, привычно закрывая рот, чтобы мужчины не вошли во искушение. Беджан, довольный своим ударом, жестами показал, чтобы она опустила руки. Лиз с трудом убрала их ото рта, лицо задышало свободнее, стало так спокойно и тепло, хотелось смеяться, радоваться, и она больше ничего не боялась. Испугавшая до дрожи в ногах картина из тяжелого сна, который она видела перед пробуждением, не исчезла, но она смогла увидеть ее иначе, понять, что она на самом деле значит. И это был не сон, Лиз вдруг поняла, что программа, вложенная в нее, контролирующая ее нейроконтроллер, подсказывает выход, предлагает сделать выбор.
Она вновь увидела эту дверь, дотронулась до старой медной ручки, ощутив приятную прохладу, и дверь открылась сама. Ее больше не тянуло туда странное нечто, не пронизывало мертвенным холодом – ей разрешали посмотреть, привыкнуть. Она хотела войти, но дверь закрылась. Ей скажут, когда придет время, и она войдет, Лиз решила, закоротила в себе страх и панику, злыми защитниками функции бросившимися на нее. Оказывается, она сильнее их, и адаптер внутри нее должен умереть.

21. В первом круге
Нога противно ныла, каждую секунду напоминая о себе. Рустам бил себя по рукам и злился, не в силах совладать с нервным напряжением и желанием расчесать ногу до кости. Он час назад вышел из склада, одетый в костюм Беджана, с аккуратной бородой и усами, как у Беджана, даже волосы выкрашены в его цвет, Рустам от рождения был темно-рыжим, и не двигался с места. Робот уже опознал его, приветливо мигнув со стоянки, а он стоял с закрытыми глазами, ожидая, что сейчас его схватят, что в шею или лицо кольнет тонкая игла, а очнется он уже в камере. Как бы ни готовился он к операции, следуя вековым практикам и подвергая себя духовному истязательству, выжимая страх смерти, страх перед физической болью, Рустам боялся. До момента, когда ворота склада закрылись, и он остался один, все виделось иначе. Бескрайние поля и километры складов давили, подползая ближе, окружая, сжимая в кольцо, чтобы исчезло все, кроме крохотного куска голубого неба.
Пора было на что-то решиться, если он еще час так простоит без движения, робот-охранник вызовет медслужбу, и как он объяснит, что здесь делает, его возьмут в разработку, и это будет провал. Рустам сделал шаг, потом второй, и открыл глаза. Он не перешел линию разметки, но робот погрузчик, стремительно движущийся к другому складу, недовольно запищал, требуя уступить дорогу. Рустам не пошевелился, проверяя себя, и робот, огромный, как дом, в котором осталась его семья, пронесся в метре от него, небрежно, будто бы играючи, неся десятки тон груза в двух контейнерах. Рустам помахал роботу, приветливо кивнув. Он взбодрил его, выбив ненужные мысли из головы. В детстве Рустам любил играть с роботами на фабрике, где работали отец и старший брат, и все же их контрактов не хватило для лечения матери. Осталась Самира, их любимая сестра. Рустам успокоился, поклонился солнцу и пошел к машине – он вновь обрел силы, чтобы ни случилось с ним, не так и важно – Самира будет жить, его жизни хватит выкупить и отца и брата.
Робот поднял вверх лепесток двери, зеркальная поверхность отразила солнце, ослепив Рустама великолепием конструкции. Он и мечтать не мог о такой машине. В их разделе сети таких машин не было, как не было и многого другого, привычного жителям первого круга. В каждом городе, в каждом круге информация строго сегментировалась по классам, на основании рейтинга, а значит и статуса человека, определяя, отфильтровывая лишнее, способное вызвать классовую ненависть, вытекавшую из затаенной, накопленной зависти. Не имея допуска, человек знал только то, что ему было положено знать, и даже жители первого круга не смогли бы найти верной информации о жизни во втором и третьем круге, четвертый круг был под полным запретом. Социальному файерволу было несложно, так как люди особо и не пытались узнать про жизнь низших слоев. Иначе было во втором и третьем круге, где в даркнете вбрасывалось много всего, как бы в хаотическом порядке, щекотавшего нервы и желания когда надо. Особенно часто это было, когда падал приток работников по договорам полного использования, тогда в разрешенной части сети показывали рекламу, а в церквях и мечетях устраивали марафоны жертвенности.
Рустам неуверенно сел, робот что-то пискнул в ответ, лепесток двери бесшумно закрылся. Машина изучала хозяина, без ошибок считав его чип, но по биометрическим данным распознала чужака. В коде робота не было подпрограммы на этот случай, и робот послушно принял нового хозяина. Задвигались потайные моторы, настраивая кресло под Рустама. Беджан был немного меньше и легче, но эту разницу могла уловить только машина. Рустам подумал, какую команду дать роботу, он забыл спросить у Беджана адрес квартиры, где его ждут инструкции. Пока он думал, робот бесшумно тронулся, Рустам и не заметил этого, лишь по меняющемуся пейзажу поняв, что они уже на трассе. Удивительная машина, скорости не чувствовалось, как и усталости от кресла, принявшего форму тела Рустама. Он подумал, что не отказался бы жить в такой машине, не останавливаясь дольше одного дня в городе. Если бы границы между городами были открыты, он бы так и сделал, но дальше этого города ему не уехать, можно и не пытаться.
Космическая капсула, точно такая же, как в детских мультиках, летела вперед в город счастья, как считалось у него дома, где нет печалей и забот, где с неба струится благодать, а в рот стекает небесный мед. Рустам смеялся над старыми заблуждениями из сказок, которые любила рассказывать бабушка и мама, и они верили, мечтая оказаться в первом круге все вместе. И вот он почти там, еще час с небольшим, и он увидит город первых. Пока ничего нового Рустам не видел: дорога тянулась бесконечной бетонной гладью за горизонт, каждые пять километров высились вышки радиоэлектронной борьбы с блоками контрольных центров, такие собирали отец и брат на фабрике, капсула обгоняла грузовики, бесстрашно двигаясь навстречу тысячам тон грузового потока. Это было страшно и завораживающе, как маленькая юркая машина играет в пятнашки с неповоротливыми монстрами, не собиравшимися снижать скорость. Страшно, если не знать, что робот рассчитал маршрут, согласовал его с остальными участниками движения, и опасности в этом было даже меньше, чем с закрытыми глазами встать с кровати – об этом знал даже самый глупый школьник, еще с детсада изучавший общие правила управления дорожным движением. Машина Беджана работала в спортивном режиме, повинуясь желанию хозяина. Рустаму ничего не надо было делать, робот считывал все сам. Беджан много думал об этом, пытался узнать больше, рассказывая Маре, потом и Ю-ли, а Рустам просто наслаждался моментом, отбрасывая назад ненужные мысли.
У въезда в город машина притормозила, свернув в зону досмотра. Робот двигался медленнее человеческого шага, давая возможность сканирующей станции сличить личность пассажира, проверить заявленный при выезде маршрут с фактическим перемещением. Рустаму стало не по себе, когда машина остановилась. У вышки сканирующей станции зевали три полицейских, рассматривая блестящую капсулу. На экране появилось предупреждение, что Беджану необходимо в ближайшие часы показаться врачу и, если он хочет, то может прямо сейчас подать заявление о нападении, и полицейские допросят его на месте. Рустам, стараясь не  волноваться, отменил запрос на заявление, жестом поблагодарив робота за заботу. У него дома так бы просто не решилось, пришлось бы все равно писать объяснительную, где и как он получил травму, а в первом круге достаточно было приложить руку к сердцу, и строгая надзорная машина послушно козыряла в ответ.
Город поразил Рустама своим великолепием, ему стоило большого усилия сдержать восклицания и сохранить равнодушие на лице. Он не должен был ничему удивляться, иначе на него настучат другие, не по злобе, а чтобы проверили – случайных в первом круге быть не должно. Робот, угадав желание хозяина, неторопливо двигался по тихим улицам, перейдя в режим «экскурсия», который любил Беджан. Город горел на солнце, блестящий и великолепный, точно такой, как в