упомянул-таки Победоносцева, заявив следующее: «Меня прямо выворачивает от этого его имени, Победоносцев!».
А вот к чему он о нём вдруг вспомнил, когда разговор между ним и сэром Чемберленом крутился вокруг совсем другого – их спорных взглядов на друг друга, то тут всё всецело лежит в областях тьмы рассудка де Моля. Хотя возможно, что месье де Моль, чувствуя в себе слабую позицию, решил таким способом, нахождением и привлечением к разговору несомненно общего врага, отвлечь от себя негативное внимание сэра Чемберлена.
И ему это удалось, вот только на самое короткое время, до момента появления так для них неожиданно господина Победоносцева, что сэр Чемберлен даже счёл этот факт появления Победоносцева связанным с его упоминанием месье де Молем, который получается, что накаркал приход Победоносцева.
– И что-то мне подсказывает, – продолжал накаркивать месье де Моль, – что это не его настоящее имя, а как есть псевдоним, специально им в таком победном качестве выбранный, чтобы нас побесить и вывести из себя. Но господин Победоносцев рано радуется, – уже потрясывая рукой, начал распыляться месье де Моль, – у нас есть чем ответить на эту его агрессию. 8-е…– И вот на этом откровенно информационном моменте и появляется Победоносцев, смешивая все карты месье де Моля.
А так как все эти стены родные для Победоносцева и однозначно в них наличествуют для него уши, то он оказался в курсе того, что тут против него замышляет де Моль. О чём он ему сходу и заявляет. – Приветствую свидетелей 8-го дня.
Что? Как? И что самое никак, то это рефлексический спазм и остолбенение этих господ, не дающий этим господам ответно оформить в слово хоть какую-то мысль. И получилось так, что они не опровергли утверждение Победоносцева, где он их записал в адепты ново-взращённой секты «Свидетелей восьмого дня», продвигающей в мир новую концепцию построения мира: На то, что творец за первую неделю сотворения мира заложил, человек, начиная с восьмого дня будет соразмерно своему видению мира формировать, систематизировать, форматировать и само собой накладывать вето, коим только он обладает в этой диспозиции мира.
Ну и Победоносцев со своей стороны воспользовался этим застопорением в себе этих господ и принялся представлять приведённого с собой человека по имени Карл.
– Это, господа, Карл. – Представляет этого человека клерковой внешности и такого же энтузиазма в своём облачении Победоносцев. – Он сотрудник спецслужб, которые сами знаете, каждый наш шаг предписывают и регламентируют. И тогда зачем сидеть в соседней комнате за прослушивающими аппаратами, получая информацию не из первых уст, а через посредников, когда их участие в любом, даже в самом топ-секретном разговоре, очевидно. Так что давайте будет друг с другом предельно честными. И раскрытие мной секретного спецпредставителя из нашей дипмиссии, это наш первый шаг к отрытому диалогу.
И вот что сейчас было и что всё это значит со стороны так иносказательно и с подтекстом улыбающегося во всем свои двадцать четыре зуба Победоносцева, онемевшие в своём умственном исступлении господа де Моль и Чемберлен ни хрена не понимают. Это что, шутка такая?! Только так и могут всё это понять де Моль и Чемберлен, натянуто улыбаясь и в ногах осаживаясь.
И сейчас, и притом немедленно, Победоносцеву, конечно, нужно находить какой-то выход из этой, ни для кого из тут гостей непонятной ситуации. И он, предполагая со стороны де Моля и Чемберлена понимание мира без чувства юмора, а только через свою служебную ответственность и обязательства, поясняет всё собой сказанное тем, что он, конечно, пошутил, чтобы разрядить обстановку, а так-то Карл его переводчик.
Во что совершенно невозможно и не будет тут никто верить. Хотя бы потому, что путь дипломатии — это всегда путь опосредованного разговора, недосказанности и отвлечения сознания, а затем уже по тому, что Победоносцев отлично их понимает и сам понятно лингвистически изъясняется. А вот за последнюю причину ловкости своего ума Победоносцев и зацепился. Мол, разговор между нами, а может и в последующем договорённости требует от нас полнейшего понимания друг друга, так что участие в них профессионала регламентируется.
И если насчёт того, что без полного понимания друг друга не обойтись в переговорах, никто против этого не возражает (хотелось бы сразу выяснить для себя, шутка о том, что Карл — это представитель спецслужб, это была шутка или как), то вот почему Победоносцев считает, что они его поймут без переводчика, то это тот вопрос-паритета, который хотелось бы вынести на первый план обсуждения.
Да вот только Победоносцев так верит в то, что он тут в их сторону надумал, и что удивительно, то и они это сами своими действиями подтверждают, что они и рта раскрыть не успевают в эту сторону, как уже начинают в себе демонстрировать полное понимание Победоносцева, и без всякого переводчика занимая собой отведённые для них места за столом для переговоров, стоящего в другой стороне кабинета, если отталкиваться от того места, которое всё время своего нахождения в этом кабинете занимали эти господа.
Но хотя на первом раунде предстоящего разговора инициатива был захвачена Победоносцевым, сэр Чемберлен сумел-таки навязать своему такому разговорчивому противнику свой вектор направленности разговора.
– Значит, хотите всё обнулить и вернуться, к примеру, к 91 году? – как бы спрашивает, а как бы утверждает сэр Чемберлен.
На что и на своих оппонентов Победоносцев смотрит так открыто, как будто он не видит в них сильных переговорщиков хотя бы потому, что у них ресурса прежнего за собой уж нет, их идеологическая платформа тотального потребительства получила брешь и перестала быть устойчивой, они себя, как материально, так и духовно поиздержали, растрепавшись, и такая его к ним позиция ещё сильней их издерживает в непонимании своего отныне места в мире глобального переустройства и пересмотра, которое предполагает инициировать Победоносцев.
– Вы слишком вольно меня и моё предложение трактуете. – Со всё той же довольной улыбкой отвечает Победоносцев. – При этом уже сами обозначая те временные границы и пределы, которые как бы должны соответствовать моему определению обнуления. А я между тем никаких точных цифр не обозначал. А это значит, что…Хотя мне было бы интересно от вас узнать версию того, почему вы выбрали именно эту дату отсчёта. И ваш алгоритм расчёта. – На этом Победоносцев замолкает и ждёт ответа от своих оппонентов.
А месье де Моль и сэр Чемберлен только сейчас осознали трудность такого ведения переговоров, где ими, хотя бы между собой, не обозначены сферы влияния и приоритетные друг перед другом вопросы, где отвечать на одни будет, к примеру, месье де Моль, а на другие сэр Чемберлен. Впрочем, эти господа отлично понимают друг друга в том, что никто из них не стал бы уступать право первенства по любому рассматриваемому вопросу. Вот и приходится им как есть выкручиваться, ведя борьбу не только с внешним врагом, но и среди самих себя и своих союзников, кто, как минимум, постарается перетянуть на себя одеяло будущей победы, которая непременно наступит, если им в этом деле не помешают советы всех этих треклятых союзников из коалиции, без создания которой такие опасные для себя одного дела не начинаются.
И хотя очень часто и как правило вопрос первого права голоса и приоритета решала быстрота соображения и ответа этих господ, сейчас чего-то этого в них не наблюдалось. А эти господа сидели насупившись, и возможно под столом ногами толкая друг друга к ответу, таким способом пытались решить для себя, кто в итоге будет отвечать за провал этой миссии.
– Месье де Моль, что ж вы молчите, когда представилась такая отличная возможность проявить себя? – с неимоверной силой по меркам сэра Чемберлена и джентльмена, с таким вопросительным посылом надавил он каблуком своей туфли на носок туфли месье де Моля.
В следствии чего де Моль осунулся в себе, за бледнев предельно, в бесполезной попытке пытаясь освободить свою ногу от такого на себя жуткого до боли давления. Но при этом месье де Моль сохраняет в себе остатки самоуважения, в панике и с визгом не бросаясь на сэра Чемберлена с кулаками и с бешенным исступлением весь в слюнях. А месье де Моль, не без исторических оснований полагая, что от сэра Чемберлена в любую, особенно в самую сложную минуту, стоит ожидать удара в спину или подвоха, из последних сил воздерживается от вот такого экзальтированного поведения, ставящего под большой вопрос итоги этих переговоров, которые были сорваны по вине месье де Моля, как потом на весь мир раструбят подконтрольные сэру Чемберлену СМИ (сэр Чемберлен уже заранее, через это обвинение месье де Моля подкладывает себе соломки на холодный пол действительности), и в пику ожиданиям сэра Чемберлена, своей свободной ногой наносит ему ответный удар, прямо по щиколотке его второй ноги.
А вот это было крайне неожиданно до удивления сэра Чемберлена, даже челюсть уронившего от всего этого, а уж только затем от искренней для него боли за своё оскорблённое самолюбие.
– Месье де Моль! – принципиально жёстко одёрнулся краем глаза в сторону этого негодного месье сэр Чемберлен. – Попрошу вас пояснить, что это сейчас такое было с вашей стороны.
– Только лишь после того, как вы удовлетворите моё сознание и жажду знаний на свой собственный поведенческий счёт. – Да как смеет этот месье так себя вести, заявляя в ответ такое. Да и кто он собственно такой, чтобы требовать объяснений от джентльмена?! Да никто. И сэр Чемберлен позволяет ему рядом с собой сидеть и находится почти что на одном уровне дипломатии лишь потому, что такие уж удивительные правила дипломатии, усаживающие за один стол столь разных по своему родовому и духовному статусу людей, совершенно не считаясь с тем, как с ними считаются и уважают в кругу своих личных знакомых.
И сэр Чемберлен никогда б не согласился на вот такое паритетное соглашательство со своей совестью, если бы не его желание использовать все эти дипломатические регламенты в борьбе со снобизмом некоторых известных в его стране лиц, кто со своей венценосной колокольни судит мир и смотрит на таких как не они родовитых персон сверху вниз.
И за вот это всё ему сейчас приходиться расплачиваться здесь, сидя на равных с теми, чей экономический базис не предполагает вот такого равноправия. А что насчёт идеологического базиса, с некоторых пор сейчас предполагающего внедрение равноценности прав и обязанностей в систему капиталистического разделения труда и затем уже дисбаланса капитализации каждого отдельного эмитента личного права, кем и являются участники всех этих капиталистических отношений, то от этого вопроса сэр Чемберлен слишком далёк, чтобы нести на себе тяготы вот такого переустройства мира.
В общем, сэр Чемберлен, даже теперь и ногой понимая, что с месье де Молем им никогда не найти общий язык, хоть он и считает по другому, и раз тот такой упёртый тип, то он сам возьмёт все первые тяготы переговоров.
– На эту дату выпадает слом вех вашего времени. Вот мы и решили, что вы захотите пересмотреть данности того времени, и начать новое для
