ПОСЛЕДНИЙ В РОДУ СВОЕМ!

сердцем. Его генетические корни – серость, наглость, безнравственность, умение сбиться в стаю.
Когда меня спрашивают, за что я любил и люблю Бакувер, я рассказываю о людях, которые жили здесь, и мои собеседники говорят, что мечтают когда-нибудь увидеть подобное. Потому что такого они никогда не видели. А мы так жили. И считали, что это абсолютно нормально. По-другому просто быть не могло!
Как давно это было! Одни умерли, другие сбежали в поисках лучшей жизни. Как будто она где-то есть! Тебя убили, мой красавец-город, ты стал призраком прежнего, хотя в тебе и сегодня бурлит жизнь.
Пусть даже ты стал величавее и красивее, помолодел и по-хорошел. Но ты утратил самое главное: ты перестал быть  тем го-родом щедрой души, каким был прежде. И только в памяти нашего поколения ты навсегда остался им…       
Утомительный бесплодностью ещё один день, проведенный в поисках Лорины, кровавые события на проспекте Нефти и по-следующая бессонная ночь, отразились на мне в полной мере. Публикация в газете, раскрывшая, кто за мной охотится, тоже не прибавила бодрости.
Прослонявшись всю ночь в окутанных зеленью аллеях ста-рой части Приморского парка, я был на грани морального и фи-зического истощения. К тому же весь запас Энергии, полученной из Источника, был потрачен на защиту от убийц.
А оказавшись среди трупов и крови, я постарался быстрее покинуть злосчастную квартиру, где пережил с Лориной столько волшебных часов. И просто упустил из виду, что надо бы попол-нить заряд от Источника. А он там был.
Усталый и оказавшийся беззащитным, я пытался сообразить, что делать дальше. Выручил меня дождь. Мелкий и частый, создавший нечто вроде пелены тумана, явление крайне редкое в этих местах. Он разогнал прохожих и по-дружески скрыл меня от глаз, в поле зрения которых мне не хотелось бы попасться. Я двинулся вглубь старого города, пытаясь мысленно проложить маршрут к ближайшему Источнику.
И почти неожиданно для себя обнаружил, что стою у ворот дома, где прошли мое детство, юность, молодость. Построенный век с лишком назад дом, в детстве являлся предметом особой гордости мальчишек, живших в нем.
Единственный трехэтажный великан на всем небольшом старом квартале, гордо высившийся над остальными одноэтаж-ными собратьями, был нашей визитной карточкой. Про нас так и говорили: это тот, из большого дома!
Когда-то он был доходным домом. Его проститутки  и их гости более четверти века кормили его владельца. Его имя, высе-ченное каменотесами на фасаде, красуется и поныне.
Но в одну апрельскую ночь, вставшую над городом задолго до моего рождения, в Бакувер вошел бронепоезд с вооруженными отрядами. И в республике, которую трепали все, кому не лень, наконец, установилась власть, способная защитить ее от ино-странного вторжения.
Дом национализировали. Как и все остальные просторные дома городской знати, чиновничества, миллионеров, бандитов и спекулянтов, пригодные для жилья.
Просторные апартаменты были разделены на клетушки коммуналок, куда перебрались жильцы бараков и землянок, в ко-торых до того протекала жизнь основной массы населения столи-цы.
Одну из комнатушек в этом доме получил мой дед. В то время он как раз защитил диплом капитана загранплавания, был женат, имел сына и вскоре готовился снова стать отцом.
Деда мне довелось увидеть только на единственной уцелев-шей фотографии. С пожелтевшего листа в траурной рамке краса-вец в белой косоворотке, казалось, смотрел прямо мне в глаза. Причем так пристально, словно пытался сообщить нечто, крайне важное, что не успел сказать при жизни.
Дед был убит в числе других сорока девяти капитанов, своих однокурсников, теми самыми врачами-вредителями, которые, как уверяет кое-кто сегодня, никогда не существовали. В этом ут-верждении, что их вообще как бы и не было в природе, есть почти мистическая доля правды.
«Целители» успели вовремя скрыться. Их так отыскать и не смогли. Из рокового выпуска уцелел один - единственный человек, который случайно избежал шприца со смертельной вакциной.
Ее вводили, якобы, от опаснейшей для жизни тропической лихорадки, буйствовавшей в азиатских странах. Туда и должны были совершать рейсы молодые капитаны. Счастливчик остался жив из-за банальной простуды. Он просто почувствовал себя плохо и не пришел на вакцинацию.
Деда звали Ант. Но он не любил свое имя. И требовал, чтобы его называли Леонардом. И все так и обращались к нему. Вот, пожалуй, и все, что я о нем знал.
Не привелось мне встретиться и с дядей. В последний год тяжелейшей войны с государством, подмявшим под себя всю Ев-ропу, он сбежал из дома мальчишкой. Чтобы сыном какого-нибудь полка защищать наравне со взрослыми Родину. Его мечта быстро осуществилась. И столь же скоропалительно завершила его жизненный путь.
Первый и последний треугольный конверт, пришедший спустя три месяца, сообщил, что он убит в бою. Бабушка Анн от этих потерь слегка захворала головой. И долго вечерами то пела заунывные песни, то в голос оплакивала своих мертвых мужа и сына.
Но оставим мертвым хоронить мертвых. Моя мать выросла красавицей. Видимо, дед увидел ее такой еще в пищащем свертке. И дал ей имя древнеримской богини любви – Венеры, которому она, надо отдать должное, вполне соответствовала внешне.
Добрым характером, как и ее мифическая тезка, моя мать тоже не страдала. И в точности, как древнеримская богиня, была своевольна, вспыльчива, эгоистична и груба.
Мой отец, был человеком совершенно противоположного склада. Так что их развод выглядел гораздо естественнее брака. Став свободной, мать почти все свое время посвящала устройству новой личной жизни, которая у нее так и не сложилась. А на мою долю у нее почти ничего и не оставалось.
После переоборудования особняка в коммуналку в доме по-лучилось целых двенадцать квартир. Несмотря на свое трехэтаж-ное величие, он был совсем невелик. Построенный в стиле, весьма распространенном в восточных городах тех лет, дом состоял как бы из двух прямоугольных строений.
Поставлены они были параллельно друг другу. Широкий фасадный прямоугольник, где находились номера довольно большой площади. Для состоятельных людей. И узкий, внутрен-ний, с маленькими комнатушками. Для клиентов с более тощими кошельками.
В дом вели широкие массивные резные дубовые ворота. За ними начинался своеобразный тоннель, из которого можно было попасть во все квартиры первых этажей, а через претенциозный парадный вход внутри двора, по массивной лестницей с полиро-ванными крутыми каменными ступенями, и на верхние этажи.
Оба строения связывали между собой две навесные площад-ки, придававшие двору вид колодца, сруб которого при превра-щении в коммуналки обузили пристройкой деревянных остек-ленных галерей, выполнявших роль прихожих. Все жили, таким образом, друг у друга на виду.  Как почти и все бакуверцы.
В каждом доме все знали всё про всех. А порой даже больше, чем иные ведали о себе сами. Это, впрочем, не мешало жить очень дружно. Если порой и возникали дрязги между соседями, то двор не позволял дойти делу до пожара взаимоотношений.
Остужали соседи и порой накалявшиеся страсти. Они разво-дили ставшие враждебными стороны по противоположным углам. И там каждого в отдельности потихоньку приводили в доб-рососедское чувство. После чего мир быстро восстанавливался. 
По общему мнению жителей моего двора, из меня в столь шаткой семейной ситуации должно было вырасти дитя улицы. И так оно, возможно, и случилось бы, если судьба пустила дело на самотек. Но у нее были на меня свои виды.
Месяцев за пять до моего рождения неожиданно освободи-лась шестиметровая комнатушка, имевшая смежную дверь с нашей. А еще через месяц тут появилась новая соседка – Нинуэ Варт.
В каждом доме, так сказать, был свой старший, слово кото-рого обсуждению не подлежало. Но соседи сразу признали Нинуэ тяжелой фигурой на шахматной доске нашего дома. И даже слегка побаивались.
Она была шведкой по документам, дочерью надворного со-ветника, дворянина с десятком разных кровей – от восточных до европейских, – получила образование в известном заведении для самых благородных девиц, знала дюжину языков.
Несмотря на ее социальное происхождение и нынешнее се-мейное положение, а, может, и благодаря этому, новая власть оказала ей большое доверие.
Незамужняя женщина получила назначение руководителем секретного подразделения на центральном почтамте Бакувера. Пятидесятилетие Нинуэ было отмечено одной из высших наград страны.
Соседи удивлялись, как столь неординарная женщина могла согласиться на шестиметровую клетушку. Однако Нинуэ в объ-яснения решительно не вдавалась. С первого же дня она устано-вила дистанцию между собой и остальными жильцами.
Она обращалась ко всем исключительно на «вы», и, вполне дружелюбно  улыбаясь, сетовала на застарелую глупую привычку, которую «увы, уже изменить не в силах». И просила соседей извинить ее за это и обращаться к ней на «ты».
Однако никто ее любезностью, кроме нашего семейства, практически не воспользовался. И первым, кто с ней стал на «ты», оказался, начав говорить, я.
Когда мать появилась со свертком, перевязанным бантом, в руках, из роддома, Нинуэ, едва дождавшись, когда отец отправится на работу, тут же приподняла треугольный край, чтобы взглянуть на меня, и произнесла:
— Ну, здравствуй, Леонард! С прибытием!
И словно устыдившись, что взяла на себя не принадлежащие ей полномочия, добавила:
— Право, имя Леонард ему очень подошло бы. Это была бы и дань памяти вашему покойному отцу, Венера! Хотя я, конечно, не имею права навязывать вам свое мнение… Да и Ив, возможно, не согласится…
Намека на возможное покушение на ее права со стороны моего отца оказалось более чем достаточно. Моя мать тут же приняла непоколебимое решение:
— Нет, я и сама думала об этом. Он будет обязательно Лео-нардом. Первая часть имени такая нежная, словно ластящиеся к ногам волны. А во второй ощущается монументальная надежность. Недаром мой отец так любил это имя! А если кому оно не нравится, то пусть оставит свое мнение при себе.
Так я и был окрещен. И как выяснилось позже, неспроста…
Из задумчивости меня вывел прозвучавший неожиданно, как выстрел, вопрос.
— Здравствуйте! Вы кого-нибудь ищете? Может, вам нужна помощь?
На меня в упор смотрела незнакомая девушка.

  СОЛИТОН 6. СОМНЕНИЯ АЛЕКСА ФРЕЗЕРА
«Вчера, около семи часов вечера в квартире дома на про-спекте Нефти столицы обнаружено два трупа.
Корреспондент газеты, сумевший побывать на месте про-исшествия раньше полиции, увидел людей, лежавших в лужах крови, с оружием в руках. На полу рядом с ними валялось не-сколько стреляных гильз. Опрошенные им соседи шума разы-гравшейся тут трагедии не слышали. Что, впрочем, можно понять. Поскольку, по всей видимости, применялось оружие, снабженное глушителями.
Удалось установить, что убитые были оперативниками Го-сударственной Службы Безопасности. Кого они поджидали на частной квартире? Кто и как сумел застать врасплох людей, о профессиональной и физической подготовке которых ходят ле-генды. Кто так мастерски разделался с ними?
Ответов на эти вопросы пока нет. Нам удалось выяснить, что квартира была снята некоторое время назад