Остановите какую-нибудь машину!
— Она истечет кровью, пока придет помощь!
Леонард врезался в людское кольцо. И оно податливо рас-ступилось.
— Это врач. — С облегчением неслось ему вслед. Он не стал разубеждать их, — Дорогу! Дайте доктору пройти! — Люди охотно признают тебя кем угодно. Если почувствуют, что ты готов снять с них груз той общей ответственности, которую они подсознательно взвалили на себя, примкнув к чьей-то беде, и взять его на себя.
Я была без сознания. И тяжело дышала. Мои глаза отрешенно смотрели в небо. Левое колено в точном соответствии с его последним сном было вывернуто голенью наружу. Из разорванной плоти на бедре точками торчали обломки кости. Нога напоминала галифе. Ткани разорваны.
Травма, он понял, стала причиной шока. Открытый перелом. Так это, кажется, называется. А судя по быстро прибывающей луже крови, перебита артерия.
Леонард сдернул галстук. И изо всей силы перетянул мне бедро повыше старающегося выглянуть из разорванных мышц обломка кости. И ринулся к своей машине.
Толпа податливо перелилась влево, уступая ему место. Он подрулил почти вплотную ко мне. И до предела опустил спинку переднего сидения.
Вновь оглядев свою «пациентку», склонился надо мной, и, собрав всю свою энергию, в тугую струю, направил в мой мозг им-пульс с приказом: спать, ничего не ощущая! И только кровь про-должала медленно сочиться из разорванной артерии!
Конечно, шину он наложить не мог. Но когда не можешь делать то, что хочешь, надо делать то, что можешь. И как можно лучше. Так он говорит всегда. Леонард еще туже перетянул сло-манную ногу своим галстуком.
Затем правой рукой он обвил мои ноги, старясь быть макси-мально осторожным с поврежденной. Левую руку подвел под мои плечи, аккуратно прижав мою голову к груди. Поднес к своей машине и бережно уложил меня на сидение.
— Я отвезу ее! — бросил он громко и словно в никуда.
Толпа расступилась в последний раз, чтобы быстро рассо-саться. Конечно же, в больницу, наверное, подумало большинство из них, где врачи сделали бы из меня калеку. Но он меня туда не повез. А отправился прямиком к себе домой.
Леонард внес меня в свою скромную квартирку. И бережно опустил на свою кровать. Чтобы не тревожить рану лишний раз, разрезал платье, которое уже местами начало присыхать к коже, ножницами. А затем последовала очередь всего остального.
Нога вздулась и посинела. В клинике, не колеблясь, ее бы просто отсекли. Но Леонард не был ни специалистом в этой сфере, ни ее поклонником. Он знал, что куда быстрее и эффективнее окажется энергетическая хирургия. Она позволит не просто при-дать телу первоначальные формы. Но даже не оставит следов.
Позже мне довелось собственными глазами увидеть, как это делается. Я даже ассистировала ему в такой «склейке». И полно-стью убедилась, что у нее единственный недостаток. И это же непременное условие успеха.
А оно состоит в том, что ты не можешь работать со своим собственным телом. Потому что ты находишься в состоянии, когда не способен ни получить Энергию, ни правильно распоряжаться ей. Это может сделать только кто-то другой, посторонний…
Я не знаю, сколько времени прошло. Но очнувшись, ощутила на себе взгляд. Леонарда, с нескрываемой нежностью и восторгом глядевшего на меня, – нагую и целехонькую до неприличной новизны. Он откровенно любовался мною. Увидев, что я открыла глаза, он сказал:
— Здравствуй, Лорина! Родная! Мы снова вместе!
Господи, как мне знаком этот голос, который я слышала в своих снах-распечатках! Я неожиданно открыла для себя: господи, как же я люблю этого человека! И почувствовала, как каждая клеточка моего тела узнает его и тянется к нему.
Хотя в нынешнем воплощении я слышу и вижу его впервые, неодолимая сила бросила меня к нему на грудь. Он прижал меня к себе, покрывая поцелуями мое лицо, грудь, шею, руки. И едва только и смог прошептать:
— Как же долго не было тебя!
Потом мы долго лежали рядышком и не могли надышаться друг другом. Ведь от последней встречи нас отделяло почти сто-летие.
И все же я не удержалась, чтобы не задать глупый вопрос:
— Неужели твои всесильные друзья не могли нас соединить без кровавого инцидента с наездом?
Он задумчиво глядел в потолок, словно искал там ответ. Я терпеливо ждала, пока он заговорит. Но неожиданно услышала слова, которые зазвучали в моем мозгу, а не в ушах.
— Не мои, а наши общие. И, значит, друзья не могли ничего поделать. Рок, Фатум... Ты понимаешь, о чем я говорю, не рас-крывая губ. Как видишь, мы с тобой способны к телепатии, по-скольку принадлежим к последним остаткам нормальной ветви человечества нынешней Земли. К единственному виду некогда задуманному Творцом. В тех формах и с теми способностями, ко-торые должны иметь были все люди.
А теперь слушай внимательно. В каждой программе есть ба-зовые элементы, которые, собственно, и определяют смысл про-граммы. Все остальное обычно поддается замене. Но эти элементы изменять нельзя, ни в коем случае. Потому что тогда получится совсем другая программа.
Но у Судьбы выбирать особо не из чего. Наши судьбы – тоже программы. Вот тогда-то и сказал он, что их базы, или главные вехи – рождение, любовь, а порой смерть вообще нельзя ни отменять, ни изменять. Без серьезного ущерба для Общей Линии. Но некоторыми частностями некто научился управлять.
Этот некто страстно хочет укоротить нам жизнь. И у него это получается. Ты, наверное, уже знаешь, что нас убивали во всех предыдущих воплощениях? Неужели ты думаешь, что это было необходимо? Нет, но кто-то скрытно и незаметно, ввел, видимо, дополнительную программу, встроив ее в вехи нашей Судьбы. В результате они сжимаются, а наши жизни обрываются так однообразно и глупо. Но мы этому пока ничего противопоставить не можем.
Более того, мы даже не знаем, кто именно и чего этим добива-ется. Я выбрал столь непривычную для тебя форму общения, пото-му, что не знаю степень могущества этого существа или объекта.
Хотя знаю другое: считывать мысли из нашего мозга без нашего согласия не может никто. Может быть, именно это его и бесит. Ты сама вскоре освоишь все тонкости, которыми обязана владеть по рождению. Поскольку это дается другой, внеземной программой.
Потом он заговорил вслух:
— Кто же это может знать – откуда в наших судьбах такие виражи? – Я поняла, он это говорит для того, кто сейчас, возмож-но, скрытно подслушивает нас. Может, этот неизвестный самый опасный враг? А я и друзей-то еще не знаю! Даже того, кто пере-сылал в мой мозг компьютерные распечатки!
И я поняла: Судьба, Рок, Фатум, или как их там, не уготовили нам легкой жизни. И, возможно, нынешнее воплощение станет самым тяжелым…
Лязгнул ключ в замке. Это сигнал для моего «будильника», по которому мне надо выйти из состояния самогипноза. И я от-крыла глаза навстречу мерзким всполохам синего света и про-тивному гудению.
Охранник почти швырнул мне в руки миску с какой-то едой и кружку с жидкостью.
— Это обед или ужин? – попыталась выяснить я у него, что-бы хотя бы примерно понять, какое время сейчас в моей тюрьме.
Однако «кормилец» не удостоил меня ответом. Он, молча, захлопнул за собой дверь. Ключ в замке снова заскрежетал. Не стану есть эту гадость! Не исключено, что в нее подмешали пси-хотропные средства…
СОЛИТОН 4. КОНЕЦ СВЕТА СТРОГО ПО ГРАФИКУ
Можно притвориться порядочным. Подлецом прикинуться нельзя! Так однажды заявил мой шеф Алекс Фрезер. Он сказал это вслух. Вроде бы не обращаясь ни к кому. И подчиненные оторопели, услышав его. Но я-то знаю, они адресовались мне, хотя ни жестом, ни мимикой лица он не выдал, кому эти слова предназначались персонально.
Мое имя он обычно произносит с оттенком некоторой неза-метной торжественной брезгливости, которую не замечает или делает вид, что не замечает, никто, кроме меня. Причем величает он меня не просто по имени, а присоединяя к нему полное название моей должности: Гвалд Фареш, первый заместитель руководителя Государственной Службы Безопасности.
Но меня это давно уже не смущает. Возмездие близко. День, когда я займу его место, уже не за горами. Четыре года назад, в тридцать два от роду я стал первым заместителем главы столь мощного ведомства. Самый молодой из всех своих предшествен-ников. И надеюсь, что вскоре возглавлю Службу Безопасности.
Впрочем, надежда надеждой, а я предпринимаю в этом на-правлении реальные и нужные шаги. Хотя и тайно. Я подставил его. Вероятно, получится все очень неплохо. Надеюсь, он на этом и завершит свою карьеру.
А пока я сижу и жду. Нет, не его отставки. Механизм её за-пущен и должен вот-вот сработать. Я жду исполнения моего дру-гого заветного желания. Я жду, когда приведут эту чудесную сучку, арестованную вчера.
В возбуждении я меряю шагами свой просторный кабинет, в котором могла бы свободно поместиться пара-тройка тяжелых автомашин. Периодически плюхаюсь в широкое кожаное кресло, давая небольшой отдых ногам. Сбрасываю немного жмущие, как вся новая обувь, фирменные туфли. И вытягиваю их в таком же кресле напротив. В целом к долгожданной встрече я готов.
Наверное, если бы довелось кому-то взглянуть на хозяина кабинета со стороны, он непременно бы отметил, что я волнуюсь, как охотник, на которого вот-вот выйдет зверь, гонимый егерями.
Не стоит обманывать самого себя! Секрет моего быстрого восхождения на служебный олимп не слишком связан с моими личными заслугами. Большей частью он в поддержке моего влия-тельного и богатого семейства. Но свой выбор я делал вполне осознанно. Он был прост, как старая сказка с известным концом.
Я люблю власть. Мне нравится чувствовать себя всесильным. Распоряжаться жизнью и смертью множества других людей. И чего уж тут скрывать, страх моих подопечных, с которыми я работаю лично, действует на меня как долгожданная доза нарко-тика на наркомана в ломке.
Закон? Что такое закон? Всего-навсего бампер, Призванный смягчить удар. Он не существует для его влиятельных создателей, сосредоточивших в своих руках всю полноту власти.
Но беда нарушителям этих предписаний, всех мастей и рангов пониже, которые также захотят попробовать запретный для них плод закона. Не говоря уже о всякой мелюзге, которой до власти, как до звезд. Тут он обрушивается и придавливает их всей своей тяжестью.
Я получаю истинное удовольствие, ощущая себя этим самым бампером. Я готов сделать все, чтобы сломить тех, кто покушается использовать закон, не имея на то привилегий. Потому что они посягают даже не на закон, который с одинаковым успехом можно толковать справа налево и по диагонали. А на саму власть. Я же один из обладателей этой власти. Поэтому, как ни крути, а они покушаются на меня лично. И подавив подобные попытки, я испытываю еще большее удовольствие, чувствуя себя почти богом.
Кто-то как-то сказал, что женщина естественный враг муж-чины. Я не разделяю этого мнения. Для большинства жизнь – это поиск, чем бы заняться. Прежде, чем она окончится. Такие про-живают свою жизнь, словно чужую. А я знаю, в чем смысл. Смысл в удовольствиях.
Для меня главное из них — женщины. Бабы лучшая вещь для чувственного наслаждения мужчины. Но главное подчинить себе самку, заставить ее приносить тебе удовольствие, наслаждение – вот в чем суть!
Те из них, на ком остановился мой
