будет ли это воспринято как знак жестокого пренебрежения к чужим жизням?... Так же было и с требованиями дать свободу еврейской эмиграции, когда у нас колхозники не имели права уехать из своей деревни…»
Закончить же рассказ про роман «Жизнь и судьба» хочется тем, чем закончил когда-то свою «Русофобию» неоднократно уже цитированный мной академик Шафаревич, мой всегдашний обожатель и кумир, ещё с далёкой молодости:
«…в связи с «Русофобией» я встречаю поразительные возражения: будто приводя цитаты из Янова или Гроссмана, я “провоцирую погромы”! Я-то в возможность погромов не верю, но кто и правда ими озабочен, должен был бы прежде всего обратиться с призывом не печатать таких произведений, одна цитата из которых может вызвать погром! Наконец, последнее время принесло и совсем поразительные примеры. Так, в Молдавии звучали чудовищные призывы: “Утопим русских в еврейской крови!” Но это не вызвало никакого возмущения... Видимо, первая часть призыва вполне оправдала вторую. Говоря конкретнее, сепаратизм и русофобия есть главная цель, а судьба евреев второстепенна...»
От себя же добавлю, или лучше спрошу читателей, риторический вопрос задам: о чём говорят думающим людям России повесть «Всё течёт» Гроссмана и его раскрученный до небес роман «Жизнь и судьба»?! Да исключительно о том только, если вспомнить известную русскую пословицу, что сколько “волка ни корми и по головке ни гладь - он всё равно тебе палец однажды откусит по самое некуда…”
7
Отменился лицемерием и русофобией и И.А.Бродский, увы, мой юношеский кумир, кто был большим еврейским русскоязычным поэтом, на скромный авторский взгляд, пока жил и творил в России. А как покинул Родину - с головой окунулся на Западе в политику и окололитературную грязь, в погоню за выгодою и прибылью, за славой и Нобелевской премией. И как поэт кончился, увы.
У нас он писал такие, к примеру, строки:
«Ни страны, ни погоста не хочу выбирать.
На Васильевский остров я приду умирать!
Твой фасад тёмно-синий я впотьмах не найду,
Среди выцветших лилий на асфальт упаду».
И я ему верил, знаете, - и любил его за эту искренность и патриотизм, который на поверку оказался вздорным, фальшивым, липовым. Ведь едва оказавшись в Америке, Бродский, чтобы сытно и славно там жить, печататься и издаваться, преподавать, по мановению палочки превратился в махрового и грязного русофоба, ненавистника Святой Руси, из-под пера которого вытекали грязными зловонными ручейками уже такие тошнотворно-мерзкие вирши:
«Холуй смеётся, раб хохочет,
Палач свою секиру точит,
Тиран терзает каплуна,
Сверкает зимняя луна.
То вид отечества: гравюра,
На лежаке солдат и дура.
Старуха чешет мёртвый бок.
То вид отечества: лубок.
Собака лает, ветер носит,
Борис у Глеба в морду просит,
Кружатся пары на балу,
В прихожей - куча на полу.
Луна сияет, зренье муча,
Под ней - как мозг отдельный - туча.
Пускай художник, паразит,
Другой пейзаж изобразит».
Или такие:
«Там хмурые леса стоят в своей рванине.
Уйдя из точки “А”, там поезд на равнине
стремится в точку “Б”. Которой нет в помине.
Начала и концы там жизнь от взора прячет.
Покойник там незрим, как тот, кто только зачат.
Иначе - среди птиц. Но птицы мало значат.
Там в сумерках рояль бренчит в висках бемолью.
Пиджак, вися в шкафу, там поедаем молью.
Оцепеневший дуб кивает лукоморью.
Там лужа во дворе, как площадь двух Америк.
Там одиночка-мать вывозит дочку в скверик.
Неугомонный Терек там ищет третий берег.
Там дедушку в упор рассматривает внучек.
И к звёздам до сих пор там запускают жучек
плюс офицеров, чьих не осознать получек.
Там зелень щавеля смущает зелень лука.
Жужжание пчелы там главный принцип звука.
Там копия, щадя оригинал, безрука.
Зимой в пустых садах трубят гипербореи,
и рёбер больше там у пыльной батареи
в подъездах, чем у дам. И вообще быстрее
нащупывает их рукой замёрзшей странник.
Там, наливая чай, ломают зуб о пряник.
Там мучает охранник во сне штыка трёхгранник.
От дождевой струи там плохо спичке серной.
Там говорят “свои” в дверях с усмешкой скверной.
У рыбной чешуи в воде там цвет консервный.
Там при словах “я за” течёт со щёк извёстка.
Там в церкви образа коптит свеча из воска.
Порой даёт раза соседним странам войско.
Там пышная сирень бушует в полисаде.
Пивная цельный день лежит в глухой осаде.
Там тот, кто впереди, похож на тех, кто сзади.
Там в воздухе висят обрывки старых арий.
Пшеница перешла, покинув герб, в гербарий.
В лесах полно куниц и прочих ценных тварей.
Там, лежучи плашмя на рядовой холстине,
отбрасываешь тень, как пальма в Палестине.
Особенно - во сне. И, на манер пустыни,
там сахарный песок пересекаем мухой.
Там города стоят, как двинутые рюхой,
и карта мира там замещена пеструхой,
мычащей на бугре. Там схож закат с порезом.
Там вдалеке завод дымит, гремит железом,
не нужным никому: ни пьяным, ни тверезым.
Там слышен крик совы, ей отвечает филин.
Овацию листвы унять там вождь бессилен.
Простую мысль, увы, пугает вид извилин.
Там украшают флаг, обнявшись, серп и молот.
Но в стенку гвоздь не вбит и огород не полот.
Там, грубо говоря, великий план запорот.
Других примет там нет - загадок, тайн, диковин.
Пейзаж лишён примет и горизонт неровен.
Там в моде серый цвет - цвет времени и брёвен…»
А ещё там, на Западе вдруг выяснилось, что Бродский, оказывается, никогда не любил Александра Блока, и как поэта и как человека, представляете! - но в России-де стеснялся это произнести, навлечь на себя гнев народный. Ведь Блок для большинства добропорядочных русских граждан равен Пушкину и Лермонтову, Есенину и Маяковскому по таланту и по целебному воздействию на души людей. Это Поэт и Творец, наконец, которому сам Иосиф Александрович, уж извините, не годится и в подмётки; к тому же - удивительный, большой души Человек, великий Патриот России.
И, тем не менее, это ни сколько не помешало эмигрировавшему Бродскому в беседе с Соломоном Волковым («Континент», № 53) смело заявить: «Блока, к примеру, я не люблю теперь пассивно, а раньше - активно (…) за дурновкусие. На мой взгляд, это человек и поэт во многих отношениях чрезвычайно подлый (?!!! - А.С.)»…
Да! Удивительные это всё-таки “товарищи” на поверку - евреи-ассимилянты! В каждый чугунок норовят плюнуть, и на каждой чужой стене что-то неприличное написать, или нарисовать похабные писки!… И при этом при всём, как они удивительно все похожи в стремлении угадать и угодить, прогнуться перед власть имущими, приспособиться к историческим обстоятельствам и условиями - и получить выгоду или навар, гешефт на их языке, идише или иврите. Почему-то сразу же приходят на ум гремевшие в советские годы фильмы - дилогия «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», - создателями и главными выгодоприобретателями которых были сплошь евреи - сценарист А.Каплер, режиссёр М.Ромм, оператор Б.Волчек (отец будущего главного режиссёра театра «Современник» Г.Б.Волчек, ярой ельцинистке-антисоветчице). За эту дилогию, как и за прославление Ленина и Сталина вообще, создатель Ромм был щедро осыпан наградами и деньгами: аж 5-ть Сталинских премий себе отхватил - холуй-жополиз патентованный! - это почти что рекорд. Больше только у еврея Райзмана и у сталинского любимца Пырьева было!
Но вот ленинский апостол Сталин умер в 1953 году, грянул ХХ-й съезд партии через три года, развенчавший культ Вождя, что отразилось и на культе Ленина в идеологической сфере, краем ударило и по нему. И по заказу Хрущёва, видимо, в том же 1956 году вышла перемонтированная версия обоих фильмов, уже не такая пафосная и громоподобная: ушлый Ромм, заметно приглушив эмоции, от души постарался уже новым властям угодить. А в 1963 году (после того, как Сталина выбросили из Мавзолея) названные фильмы были отредактированы ещё раз. Там уже прежнего пиетета к творцам Революции совсем не осталось. Одна сплошная хула и чернуха!
Вот что писал, к примеру, перестроечный журнал «Огонёк» о Ромме: «Он говорил в те годы (после смерти Сталина - А.С.), что совершенно по-другому поставил бы теперь оба ленинских фильма, и сдержанно оценивал свой новый монтажный вариант (после ХХ съезда КПСС Ромм удалил из фильмов 630 метров “культа” и безболезненно вырезал все эпизоды со Сталиным - А.С.)».
Видите, как всё просто у таких угодников-хитрецов: вырезал - и забыл, умыл руки. Не то что в литературе, где “что написано пером - не вырубить топором”. А киноплёнка, да ещё под рукой такого ушлого МЭТРА, всё выдержит и всё стерпит: успевай только режь… Одно здесь смущает: почему-то “не вырезал” Михаил Ильич из своей жизни все ордена, звания, гонорары и премии, квартиры, машины и дачи, полученные за эпохальные фильмы!!! Это если бы он и вправду таким великим совестником и нравственником был, каким его наперебой теперь преподносят его почитатели и поклонники. Вот Василий Макарович Шукшин про Ромма, своего учителя во ВГИКе, пытался совсем иное поведать народу России - прямо-противоположное! - да не успел. А может не дали ему это сделать: на тот свет быстро отправили! Но об этом - рассказ впереди…
Вообще же надо сказать, что “первые камни” в фундамент сталинской всемирной славы с заголовками «вождь всех народов», «вождь мiрового пролетариата», «лучший друг советских детей» и т.д. уложили своими статьями, речами и книгами на рубеже 1920-30 годов самые яркие, видные и пламенные пропагандисты СССР - Карл Радек-Собельсон, Михаил Кольцов-Фридлянд, Емельян Ярославский-Губельман… А теперь их оборотистые дети и внуки дружно рушат возведённый предками сталинский “постамент” - и получают уже от нынешних властей России большущие премии и награды. Вот уж действительно эти парни, евреи-ассимилянты, без работы и куска хлеба не останутся. Никогда! Ни при каких идеологических веяниях и обстоятельствах!…
8
Но, всё равно, перещеголяла и переплюнула всех в поношении бывшей “родины”, где она родилась и выросла, получила приличное университетское образование, без-платное, между прочим, Ирина Борисовна Ратушинская - одесская еврейка и махровая антисоветчица-сионистка вдобавок, ныне уже покойная. Вот, например, какое предельно-ядовитое и заострённо-злобное, хотя и талантливое, стихотворение однажды выдавила она из себя, бывшая советская гражданка, уехавшая в конце 1986 года на ПМЖ в Англию и США как “узница совести”. Прочтите и подивитесь яду, что прямо-таки капал ртутными чёрными каплями на бумагу с её пухленьких милых губ. Даме и чернил, по-видимому, не понадобилось: так нутряным ядом сидела и пачкала белый бумажный лист каракулями своими, и кайфовала от этого - от собственной злобы и гениальности.
Стихотворение было опубликовано в русскоязычной нью-йоркской газете «Форум» от 2.3.2011 г. Желающие могут заглянуть в Интернет и лично удостовериться. Итак:
У,РОДИНА!
Историческая уродина,
Заскорузлая да посконная,
Кисло-горькая ты смородина,
От которой вся жизнь – оскомина!
Мутно-грязная, душно-зяблая,
Безнадёжная, бездорожная,
Расползалась квашнёю дряблою,
Отравляла гордыней ложною.
На свободных всегда озлоблена,
Язвы выпячены, не лечены…
Сколько жизней тобой угроблено!
Сколько душ тобой искалечено!
Родовое моё проклятие,
Не дождёшься за эти шалости
Ты не то что
