была марксистской, марксизм был русскими извращён, переиначен и использован для восстановления старых русских традиций сильной власти («Мне Маркса жаль: его наследство попало в русскую купель / где цель оправдывает средство, а средства обосрали цель» - так хлёстко написал про это Игорь Губерман, бывший советский гражданин, ныне живущий в Израиле. - А.С.). Жестокости революционной эпохи и сталинского периода объясняются особенностями русского национального характера. Сталин был очень национальным, очень русским явлением, его политика - это прямое продолжение варварской истории России. Сталинизм прослеживается в русской истории по крайней мере на четыре века назад.
Те же тенденции продолжают сказываться и сейчас. Освобождаясь от чуждой и непонятной ей европеизированной культуры, страна становится всё более похожей на Московское царство. Главная опасность, нависшая сейчас над нашей страной, - возрождающиеся попытки найти какой-то собственный, самобытный путь развития - это проявление исконного “русского мессианства”. Такая попытка неизбежно повлечёт за собой подъём русского национализма, возрождение сталинизма и волну антисемитизма (это главное, что всегда и везде волнует евреев: опасность антисемитизма в ответ на их притеснения народов планеты - А.С.). Она смертельно опасна не только для народов СССР, но и для всего человечества. Единственное спасение заключается в осознании гибельного характера этих тенденций, в искоренении их и построении общества по точному образцу современных западных демократий (где евреи после разгрома марионетки-Гитлера основательно и с успехом поработили всех и прекрасно себя чувствуют из-за этого - А.С.).
Некоторые же авторы этого направления высказывают бескомпромиссно-пессимистическую точку зрения, исключающую для русских надежду на какое-либо осмысленное существование: истории у них вообще никогда не было, имело место лишь “бытие вне истории”, народ оказался мнимой величиной, русские только продемонстрировали свою историческую импотенцию, Россия обречена на скорый распад и уничтожение». /И.Р.Шафаревич «Русофобия»/.
Такие вот выводы делал когда-то великий русский математик и мыслитель, Игорь Ростиславович Шафаревич, Царствие ему Небесное, проанализировав всё то, что пишут и говорят про НАС евреи-эмигранты на Западе. И картина после прочтения его великой и уникальной, повторюсь, работы складывается пренеприятная…
4
Злоба евреев-ассимилянтов к нам, славянам-русичам, коренным жителям России, и впрямь поражает, когда встречаешь её на страницах печатных изданий. Тяжело, если вообще возможно определить её социальные истоки: ведь евреи, скажу ещё раз, жили в царской России барами. Да, существовала т.н. черта осёдлости (прописка в советские времена), но она, по меткому замечанию Генриха Слиозберга (видного кадета и достаточно объективного исследователя истории еврейства в России,) больше даже ограничивала в передвижении русских жителей, в том числе и дворян. Про крестьян и не говорим: они были крепостными, рабами помещиков понимай, и были лишены всяких прав вплоть до 1861 года… Так вот, Слиозберг честно писал по поводу Указа Екатерины от 1791 года следующее. В таком виде (ограничительном для иудеев) он появился-де только лишь потому, что в российском правительстве «не сочли нужным сделать исключение для евреев: ограничение в праве передвижения и свободного избрания жительства существовало для всех, в значительной степени даже и для дворян».
Советское время вообще выносим за скобки: все 70 лет советской власти евреи-ассимилянты были хозяевами в нашей стране - и особенно-то и не скрывали этого. Кто в то время жил, учился, работал, вращался в интеллектуальной среде, да ещё и был наделён духовным зрением, - тот согласится с мыслями автора и подтвердит, что евреи имели в СССР исключительно привилегированное положение…
И, тем не менее, НЕНАВИСТЬ к нам, славянам-руссам, насельникам Святой Руси, в их душах, сердцах и мозгах даже и тогда, в советские времена, зашкаливала, которую невозможно было объяснить логически, без привлечения метафизики и онтологии.
---------------------------------------------------------
(*) Я, к примеру, до сих пор очень хорошо помню свою сослуживицу по первой моей работе (НИИ «Альтаир» на Авиамоторной) - Сметанникову (это псевдоним; настоящую же свою фамилию она скрывала) Ренату Фёдоровну, маленькую злобную еврейку, кандидата технических наук, сидевшую рядом со мной за соседним столом несколько лет и ни черта все эти годы не делавшую. Так вот, эта патологическая бездельница прямо-таки задрала меня (после внимательного прослушивания новостных программ по радио) своим ежедневным ядовитым шипением про нашу советскую гигантоманию (это её выражение) и советский же великодержавный патриотизм, которые её, ортодоксальную иудейку, бесили до глубины души и всю выворачивали наизнанку… Однажды я не выдержал и попросил её держать свои чёрные мысли при себе, не засерать мне мозги и душу, и не порочить мою любимую Родину. После этого она настолько возненавидела меня, что видеть уже не могла спокойно; бегала по институту, зараза бешенная, и небылицы про меня рассказывала; а потом и вовсе попросила начальника отдела пересадить меня, молодого специалиста, в другую комнату от греха подальше, что тот и сделал…
---------------------------------------------------------
И первым публично озвучил эту “спасительную ненависть” не кто иной, как Лейба Троцкий-Бронштейн, перманентный революционер-разрушитель, активно и без устали революционизировавший и порабощавший Матушку-Русь, начиная с Октября Семнадцатого.
Однажды Троцкий, находившийся под плотной опекой Сиона всё то время, пока жил и работал в России, в припадке ненависти летом 1917-го на одном из тайных еврейских сборищ заявил братьям-иудеям буквально следующее:
«Мы должны превратить её в пустыню, населённую белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, и не белая, а красная. В буквальном смысле этого слова красная, ибо мы прольём такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем Революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках её укрепим ВЛАСТЬ СИОНИЗМА и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путём террора, кровавых бань мы доведём русскую интеллигенцию до полного отупленья, до идиотизма, до животного состояния… А пока наши юноши в кожаных куртках - сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, - о, как великолепно, как восхитительно умеют они ненавидеть всё русское! С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию - офицеров, инженеров, учителей, священников, генералов, агрономов, академиков, писателей!...»
/Источник: СИМАНОВИЧ ААРОН САМУИЛОВИЧ. Распутин и евреи. Воспоминания секретаря Григория Распутина. Рига, 1922. Цит. По: ХАТЮШИН В. Рабочий скот для европейского подворья. // Молодая гвардия. М., 1991. №8. Стр. 55./
Ну и пошло-поехало, что называется: плотину прорвало. “Спасительная ненависть” была широко разлита в косноязычных стихах еврейского поэта, жившего в России, - Х. Бялика:
«Пусть сочится как кровь неотмщённая в ад,
И да роет во тьме и да точит как яд,
Разъедая столпы мирозданья.
Да станет наша скорбь, как кость у злого пса,
В гортани мира ненасытной;
И небо напоит, и всю земную гладь,
И степь, и лес отравой жгучей,
И будет с нами жить, и цвесть, и увядать,
И расцветать ещё могучей;
Я для того замкнул в твоей гортани,
О человек, стенание твоё;
Не оскверни, как те, водой рыданий
Святую боль святых твоих страданий,
Но береги нетронутой её.
Лелей её, храни дороже клада
И замок ей построй в твоей груди,
Построй оплот из ненависти ада -
И не давай ей пищи кроме яда
Твоих обид и ран твоих и жди,
И возрастёт взлелеянное семя,
И жгучий даст и полный яду плод -
И в грозный день, когда свершится время,
Сорви его - и брось его в народ!
Из бездны Авадонна вознесите песнь о Разгроме,
Что, как дух ваш, черна от пожара,
И рассыпьтесь в народах, и всё в проклятом их доме
Отравите удушьем угара;
И каждый да сеет по нивам их семя распада
Повсюду, где ступит и станет.
Если только коснётся чистейшей из лилий их сада,
Почернеет она и завянет;
И если ваш взор упадёт на мрамор их статуй
Треснут, разбиты надвое;
И смех захватите с собой, горький проклятый,
Чтоб умерщвлять всё живое…»
Поэт Безыменский мечтал:
«О, скоро ли рукою жёсткой Расеюшку с пути столкнут?!»
Ему радостно вторили и другие поэты-евреи:
«Бешено,
Неуёмно бешено,
Колоколом сердце кричит:
Старая Русь повешена,
И мы её палачи».
Или:
«Русь! Сгнила? Умерла? Подохла?
Что же! Вечная память тебе.
Не жила ты, а только охала
В полутемной и тесной избе.
Костылями скрипела и шаркала,
Губы мазала в копоть икон,
Над просторами вороном каркала,
Берегла вековой, тяжкий сон».
(В. Александровский)
Не отставал от Бялика, Безыменского и Александровского и Джек Алтаузен (по подлому доносу которого был арестован, посажен, запытан до смерти и потом расстрелян Великий русский Поэт Павел Васильев):
«Я предлагаю
Минина расплавить,
Пожарского.
Зачем им пьедестал?
Довольно нам
Двух лавочников славить,
Их за прилавками
Октябрь застал.
Случайно им
Мы не свернули шею,
Я знаю, это было бы под стать,
Подумаешь,
Они спасли Расею!
А может, лучше было б не спасать?...»
Евреи-прозаики тоже не сидели, сложа руки, трудились в поте лица. Вот что писал про взрастившую и вскормившую его страну И.Э.Бабель в «Конармии»:
«И чудовищная Россия, неправдоподобная, как стадо платяных вшей, затопала лаптями по обе стороны вагонов. Тифозное мужичьё катило перед собой привычной гроб солдатской смерти. Оно прыгало на подножки нашего поезда и отваливалось, сбитое прикладами».
Про романы Ильфа и Петрова и не говорим: там вообще одна сплошная порнуха и чернуха. Поэтому трудно не согласиться с Шафаревичем, написавшим в «Русофобии» следующее:
«Мне кажется, пора бы пересмотреть и традиционную точку зрения на романы Ильфа и Петрова. Это отнюдь не забавное высмеивание пошлости эпохи НЭПа. В мягкой, но чёткой форме в них развивается концепция, составляющая, на мой взгляд, их основное содержание. Действие их как бы протекает среди обломков старой русской жизни, в романах фигурируют дворяне, священники, интеллигенты - все они изображены как какие-то нелепые, нечистоплотные животные, вызывающие брезгливость и отвращение. Им даже не приписывается каких-то черт, за которые можно было бы осудить человека. На них вместо этого ставится штамп, имеющий целью именно уменьшить, если не уничтожить, чувство общности с ними как с людьми, оттолкнуть от них чисто физиологически: одного изображают голым, с толстым отвисшим животом, покрытым рыжими волосами; про другого рассказывается, что его секут за то, что он не гасит свет в уборной… Такие существа не вызывают сострадания, истребление их - нечто вроде весёлой охоты, где
