дышится полной грудью, лицо горит и ничто не омрачает удовольствия…»
Эти брезгливо-гадливые чувства к России, в основе которых лежала всё та же “спасительная ненависть” Троцкого, были пронесены через поколения и дожили до наших дней. А во времена моей молодости в 1970-80-е годы они часто прорывались в песнях бардов, стихах, романах и мемуарах. Я это очень хорошо помню. Бурный взрыв тех же негативных эмоций можно было воочию наблюдать в произведениях евреев-эмигрантов.
Вот, например, характерное стихотворение эмигрировавшего из СССР в 1970-е годы поэта Д.Маркиша, напечатанное в Израиле в журнале «Сион»:
«Я говорю о нас, сынах Синая,
О нас, чей взгляд иным теплом согрет.
Пусть русский люд ведёт тропа иная,
До их славянских дел нам дела нет.
Мы ели хлеб их, но платили кровью.
Счета сохранены, но не подведены.
Мы отомстим - цветами в изголовье
Их северной страны.
Когда сотрётся лаковая проба,
Когда заглохнет красных криков гул,
Мы станем у берёзового гроба
В почётный караул…»
Радостно вторили Маркишу и другие евреи-эмигранты. Вот выдержка из журнала, издававшегося в 1970-е годы на русском языке в Торонто:
«Не премолчи, Господи, вступись за избранных твоих, не ради нас, ради клятвы твоей отцам нашим - Аврааму, Исааку и Якову. Напусти на них Китайца, чтобы славили они Мао и работали на него, как мы на них. Господи, да разрушит Китаец все русские школы и разграбит их, да будут русские насильно китаизированы, да забудут они свой язык и письменность. Да организует он им в Гималаях Русский национальный округ».
Или другой пример. «В этой стране пасутся козы с выщипанными боками, вдоль заборов робко пробираются шелудивые жители. (…) В этой стране было двенадцать миллионов заключённых, у каждого был свой доносчик, следовательно, в ней проживало двенадцать миллионов предателей. Это та самая страна, которую в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя»… «Я привык стыдиться этой родины, где каждый день - унижение, каждая встреча - как пощёчина, где всё - пейзаж и люди - оскорбляет взор».
Эта мерзость тоже была написана в 1970-е годы, и потом напечатана на Западе. А в перестройку она распространялась в России большим тиражом («Библиотека “Огонёк”). Автор её - еврей Борис Хазанов (Г. Файбисович) издавал (вместе с К.Любарским и Э. Финкельштейном) в ФРГ журнал «Страна и мир», что был ориентирован в духе всех выше перечисленных цитат…
Яркие примеры патологической русофобии можно встретить у автора, кто был прямо-таки озабочен этой темой, у А. Синявского, отмороженного на всю голову “товарища”. В статье в первом номере журнала «Континент» он ничтоже сумняшеся писал:
«Здесь уместно сказать несколько слов в защиту антисемитизма в России. То есть: что хорошее скрыто в психологическом смысле в русском недружелюбии (выразиться так - помягче) к евреям».
И потом, после такого вздорного и абсолютно бредового вступления по поводу “русского антисемитизма”, он сам же и растолковывал свои вульгарные мысли и жизненную позицию (основанную всё на той же “спасительной ненависти”), что сколько бы бед русский человек ни натворил, он просто не в силах постичь, что всё это получилось-де от его же собственных действий. А он, русский Иванушка-дурачок, валит свои грехи на каких-то “мифических вредителей”; в частности - на евреев.
И дальше, подымаясь до вселенского пафоса, автор по поводу еврейской эмиграции (до которой, конечно, евреев довели мы, русские граждане) восклицает:
«Россия - Мать, Россия - Сука, ты ответишь и за это очередное, вскормленное тобою и выброшенное на помойку (?!!! – А.С.) дитя»...
Про свихнувшегося на русофобии Войновича спокойно вообще нельзя говорить. В его нашумевшем романе про жизнь и приключения солдата Ивана Чонкина русские жители в ХХI веке будут питаться переработанным калом. Этот “вторичный продукт” жизнедеятельности они будто бы будут сдавать в приёмные пункты, а выполнившие норму сдачи получат право в особом чулане предаваться рукоблудию.
И.Р.Шафаревич правильно пишет по этому поводу, что и «у Гоголя ощущается ужас перед греховностью человека, для него, конечно, - русского человека. Это “критика человека”, идущая вглубь его духовной сущности, но основанная не только на сочувствии, но и на чувстве единства с ним… Роман же Войновича содержит, собственно, лишь, поверхностные, хоть и нечистоплотные ругательства, абсолютно бессодержательные, как ругательства, выкрикиваемые пьяным или написанные на заборе. Сочувствию же здесь явно нет места: всю ситуацию автор описывает, весело похохатывая, а может быть, и со злорадством…»
Складывается устойчивое ощущение, уж извините, что для Троцкого, Бялика, Безыменского, Александровского, Джека Алтаузена, Бабеля, Ильфа и Петрова, Маркиша, Бориса Хазанова, Синявского, Войновича и других патологических и законченных русофобов, заражённых и ослеплённых с пелёнок “спасительной ненавистью”, СУЩЕСТВОВАНИЕ ВЕЛИКОРУССКОГО НАРОДА ЯВЛЯЕТСЯ ДОСАДНОЙ И РАЗДРАЖАЮЩЕЙ НЕПРИЯТНОСТЬЮ…
5
С перечисленными только что нравственно- и психически-нездоровыми авторами, ортодоксальными иудеями, может быть и хасидами, всё понятно: по ним дурдом плакал. Но ведь и другие советские евреи-ассимилянты, куда более разумные, толерантные и спокойные, одиноко и неуютно чувствовали себя в России. Почему?! - Бог весть.
Историк литературы еврей Михаил Гершензон в 1920 году в «Переписке из двух углов», сам того не осознавая, видимо, жаловался читателям:
«Я живу подобно чужеземцу, освоившемуся в чужой стране; любим туземцами и сам их люблю и радуюсь их радостью, но и знаю себя чужим, тайно грущу о полях моей родины, о её иной весне, о запахе её цветов и говоре её женщин. Где моя родина? Я не увижу её, умру на чужбине».
«И это писал абсолютно ассимилированный еврей, - справедливо возмущается по этому поводу С.Ю.Куняев, из воспоминаний которого и была взята данная цитата, - исследователь творчества Пушкина и Чаадаева, Огарёва и Ивана Киреевского, автор книг «История молодой России», «Грибоедовская Москва», «Мудрость Пушкина». Тот же самый мотив я нашёл в книге современного поэта Михаила Синельникова, изданной в 1980-е годы: “И слову не внемлют, и ждут меня, помнят упрямо в отеческих землях, в зелёных шатрах Авраама”…»
Примеров подобного сиротского “состояния еврейской души” в поздней советской литературе, при желании, можно было отыскать предостаточно - в творчестве С.Липкина, Ю.Мориц, Я.Вассермана. Последний прислал С.Ю.Куняеву, главному редактору «Нашего современника» такие, к примеру, строфы:
«Я лишён национальной спеси,
Рос от той проблемы вдалеке.
Так случилось – ни стихов, ни песен
На родном не слышал языке.
Но бывает – будто издалече
Слышу я гортанный, древний крик,
Бронзою мерцает семисвечье,
И в ермолке горбится старик».
Всем этим тоскующим и неприкаянным иудеям России русскоязычный поэт Оскар Хавкин отвечает так; сурово, надо сказать, отвечает, не думая о реакции и последствиях:
«Богом проклятый род – ты как птица,
Что ж на месте тебе не сидится!
Ты бросаешь и землю и дом,
Вырываешь приросшие корни,
Ищешь мир, где вольней и просторней,
Чтоб ничто не мешало кругом.
И решеньем, жестоким и скорым,
Покидаешь и друга, с которым
Ты и горе, и радость делил…
Всё, что было вам дорого с детства,
Всё, что было вам отчим наследством, -
Отряхнул от себя и забыл.
Пусть ты будешь и сыт, и доволен
Новым домом, и небом, и полем,
Только знай – ты не прежний, не тот, -
Час пробьёт, снова всё ты разрушишь,
Сменишь кожу, и чувства, и душу…
Чтобы в новый пуститься полёт»…
Интересно было бы знать: в современном Израиле переселившиеся туда из России евреи чувствуют себя комфортно и счастливо, как в родном дому? Или же и там их, неугомонных и неприкаянных странников, одолевают смятение, нервозность и страх? И оттуда хочется им куда-нибудь умотать-эмигрировать? Туда, главным образом, где посытней, повольней, побогаче и попросторней им будет жить. Где “молочные реки и кисельные берега” - и нет ни одного ГОЯ рядом…
6
Что ещё поражает и резко бросается в глаза при знакомстве и анализе еврейско-советской литературы, - так это откровенный цинизм и лицемерие авторов, их стремление во что бы то ни стало угодить властям и получить за это “сладкую и вкусную конфетку”. Начало тому творческому угодничеству и кривлянию положил Б.Л.Пастернак. А за ним последовали и другие русскоязычные деятели еврейской национальности - творцы советской литературы и культуры в целом.
В монографии «Б.Пастернак - баловень Судьбы или её жертва? Штрихи к портрету» были приведены величественные и, как представляется, искренние строфы из поэмы «Высокая болезнь», написанной Борисом Леонидовичем к 10-летию Великого Октября, где им подобострастно и торжественно прославлялся Ленин:
«Столетий завистью завистлив,
Ревнив их ревностью одной,
Он управлял теченьем мысли
И только потому - страной…
Он был, как выпад на рапире…»
Это писалось, напомним, уже после того, как усопший В.И.Ленин был обожествлён и канонизирован Сталиным как создатель Первого в мiре Советского Социалистического государства.
Но ведь тот же самый оборотень и жополиз-Пастернак всего лишь за несколько лет до «Высокой болезни» (когда Ленин был ещё жив и здоров, и не так пропагандой раскручен; когда не лежал в Мавзолее на Красной площади и не красовался на парадных портретах повсюду), - так вот Пастернак нарисовал в начале 20-х годов совсем другого Вождя мiрного пролетариата. Мы видим у него поэтический образ иного Владимира Ильича, сидящего в немецком пломбированном вагоне и мчащегося на всех парах во вздыбленную Россию:
«Он. – “С Богом, - кинул, сев;
и стал горланить, - к чёрту –
Отчизну увидав, - чёрт с ней, чего глядеть!
Мы у себя, эй жги, здесь Русь да будет стёрта!
Ещё не всё сплылось; лей рельсы из людей,
Лети на всех парах! Дыми, дави и мимо!
Покуда целы мы, покуда держит ось.
Здесь не чужбина нам, дави, здесь край родимый.
Здесь так знакомо всё, дави, стесненья брось!”
Эти бездарные, пошлые и неумные пастернаковские строфы, рисующие Ленина как патологического русофоба, тщательно скрывались почитателями и издателями Пастернака вплоть до перестройки, до 1989 года. И понятно: почему. Чтобы не перечить Власти и не лишаться дохода…
Следующим русскоязычным литературным оборотнем, кто запечатлел себя в Истории отменным угодником и дельцом, и ярым русофобом одновременно, стал Василий Семёнович (Иосиф Соломонович в девичестве) Гроссман (1905-1964 гг.) - выходец из Бердичева (финансового центра российского еврейства в романовскую эпоху), из богатой еврейской семьи.
В советское время Гроссман, революцией отлучённый от привычного дела “делать деньги из воздуха”, стал советским писателем и публицистом, вместе с Эренбургом и Заславским был руководящим и деятельным пропагандистом сталинской эпохи. Во время Великой Отечественной войны он был военным корреспондентом и, помимо репортажей с фронта, успел накатать в 1944 году нашумевшую книгу «Треблинский ад», которую, между прочим, распространяли без-платно на Нюрнбергском процессе и в которой будущий кумир либеральной еврейской интеллигенции написал - после посещения Треблинки - честную
