Каба́.

Именно поэтому в мире преобладают ошибки, неувязки, оплошности, трагедии, катастрофы. Если бы скелет Вселенной составляли формулы, как утверждают математики, ошибки и неожиданности были бы исключены.

Ракета должна по всем расчетным данным лететь в космос и привезти оттуда гостинцы. Но она не летит, а вдруг взрывается на глазах у всего человечества, зависающего перед телеками. Доллар по всем экономическим прогнозам должен быть сегодня стабилен, но он вдруг скачет с утра, а виноваты — теневые правительства, но никак не прогнозы. Бизнес-план компании обещает стабильную прибыль и получает субсидии, однако уже через месяц бизнес рушится, благо хоть субсидии были на халяву. Приборы демонстрируют спокойный сейсмический фон, а назавтра рушатся города и подступает цунами. Человек попадает в аварию на допустимой скорости, но судебное расследование вдруг выявляет превышение. Стена дома валится на головы обитателям, хотя здание построено по всем строительным нормам. Корабль тонет безо всяких видимых причин, хотя накануне проходил капитальный ремонт.

Люди изобрели время, поделили цикл на отрезки, нарисовали часы на песке, на каменной плите, на бумаге, на циферблате, но они имеют мало общего с тем, как течет реальность. Время — это не секундная стрелка, шагающая вперед с неизменно каменным равнодушием, будь вокруг мир или война, день или ночь, лето или зима, сон или явь, процветание или упадок, благоденствие или муки. Время — это космический ветер в бесконечной пустыне чистых неписанных листов. Тот же путь из школы домой каждый раз занимает разное время. Один раз Игорь успевает передумать кучу вещей, в другой — не успевает даже начать, и он уже дома. Иногда за вечер можно осилить средней толщины книжку, а порой удовольствие растягивается на дни. Часы же… они каждый раз показывают одно и то же...

Люди справляют дни рождения, но у каждого — свое мироощущение. Они говорят: чувствую себя на 18. Или говорят: чувствую себя зрелым. Кто-то говорит: ему только 40, а он выглядит, как старик. Говорят: время летит. Потом говорят: время так тянется! Никто не задумывается над этим: так пишут в книгах, так говорят в жизни, все привыкли. Часы тикают равномерно. Именно поэтому вокруг столько накладок, недоразумений и опозданий: люди руководствуются прибором. Будь время градуировано, опоздания бы исключались.

Короче говоря, если подвести черту под Игоря философией, нет ничего удивительного, что школьные предметы казались ему буреломом, и он скакал с двойки на тройку. С такой-то фантазией. Он не понимал сути формул, зависал на графиках, путал даты, плавал в теории клеток, тупил с контурными картами. И в баснях не шарил.

Он получал за контрошу по математике три с минусом, а Лена «Саранча» Козленко с первой парты — пятак. За годы учебы Лена Козленко раскрыла еще одну грань, оправдывающую ее прозвище. Лена Козленко пожирала научную информацию. И если пищу она хавала по-прежнему украдкой и с некоторой долей извинения, то уж с наукой она расправляла плечи и отрывалась на полную катушку. Часто Лену Козленко можно было обнаружить на перемене, вышагивающую туда-сюда возле доски с открытым учебником в руке и вслух декларирующую очередную заумную главу, как стихи Маяковского. На уроках Лена отвечала быстро и с достоинством. Часто тупила на пустом месте, любой неожиданный вопрос, не прописанный в учебнике, вызывал у нее когнитивный диссонанс и сдвиг по фазе. Тогда все сочувствующие начинали ей нашептывать с молчаливого благоволения училки. Если же и нашептывания не помогали Лене выровнять качели, та резко садилась и тихо ударялась в слезы. Чувствительная Саранча.

Игорь подошел на перемене к Лене Козленко в коридоре школы. Он робко и с опаской попросил объяснить, как та решала задачи.

- Смотри, Мещеряков! Все просто!- Лена вдохновленно открыла тетрадку с контрольной. Игорь взглянул на ее почерк, и ему захотелось застрелиться. Каллиграфические буквы и цифры, отсутствие малейшей помарки,- все это само по себе убивало надежду Игоря на светлое будущее. Вокруг шумел и безобразничал народ, Игорь же постарался сосредоточиться на деле.- Смотри! А плюс В делишь на А минус С. Видишь?

- Угу.- Игорь видел. Не впервой.- Только зачем делить на А минус С?

- Ты че, дурак?- Лена с подозрением покосилась на него.- Ну открой учебник, там же пример есть. Точно такой же. Ты учебник читал вообще?

- Читал.- Игорь не хотел накалять. Просто хотел рубить фишку, хотел стать как все, хотел водить хороводы, хотел исполнять свою партию в квартете. Проблема в том, что он не знает, с чего начать. Он задает не те вопросы. Он попытался еще раз.- Я не понимаю, что мы таким образом получим?

- Игорь, ты дурак? Ответ получим, что еще? Или ты прикалываешься? Я думала, тебе помощь нужна.

И Лена «Саранча» Козленко уходила, покачивая головой, монструозная.

Ромыч «Карыч» Гунько сидит перед началом урока за партой с закрытыми глазами, яко самурай перед ближним боем. Игорь, помявшись, все-таки решается его торкнуть.

- Роман, чего делаешь?

Карыч приоткрывает один недружелюбно нацеленный глаз.

- К уроку готовлюсь, че, не видишь?

- Да как ты готовишься, ты спишь вон!- удивился Игорь.

- Мещеряков, че пристал? Говорю тебе, готовлюсь. Способ такой есть.

- Что за способ такой? Помогает? Можешь поделиться?

- Не-а. Это секрет. Не всем помогает, секрет знать нужно.

Секрет, не секрет, но Карыч по большей части отвечает достойно и на «хорошо». Потом победно уходит в закат под звуки литавр и уносит свои бесчисленные тайны.

Леха Воробьев, который всю жизнь перебивается с тройки на двойку, вдруг получает подряд несколько четверок. Игорь выжидает удобный момент, подходит и интересуется, в чем секрет.

- Так я на учебниках сплю!- с ходу выдает Леха, жуя жвачку.

Игорь в ужасе слышит в первую секунду «я с учениками сплю», но потом до него доходит, и он немного расслабляется.

- Что, серьезно?

- Точно! Батя научил. Суешь книжку под подушку и спишь. Наутро все само вспоминается.

Игорь понимает, что это полный бред, и что он идиот высокопробный, если на это поведется… А потом ловит себя на том, что пихает вечером под подушку очередной учебник. В результате он приобретает неплохой опыт по части того, на каком талмуде более-менее сносно спать, а с каких — жуткая головная боль по утрам.

Дима Шиляев, докапывальщик №1, судя по тому, что видит Игорь воочию и в соцсетях, только и делает, что докапывается, курит втихаря за углом и шляется по улицам. Тем не менее, у него стабильно средние оценки. Игорь… Хотя нет. Ну его нафиг, этого Шиляева, дороже выйдет.

В последний раз Игорь предпринял попытку выйти из квартета в седьмом классе, накануне знакомства с Петровым.

Химию обещали в восьмом классе, но внедрили в седьмом. Из каких соображений — неведомо, четких объяснений Игорь не услышал. Некоторые повозмущались, некоторые обменялись шутками, иные пожали плечами, кто-то вообще не понял, о чем речь. Ладно. Потом все успокоились, даже особо горлопанистые родители: химия и химия, какая разница, сейчас или через год? Рано успокоились. Химичка поменяла полярности. Для Игоря — уж точно. Раньше он перебивался молчком с двойки на тройку и особо не парился, а теперь вспотел. Химичка даже трояк не собиралась ставить просто так, только потому что Игорь сидит тут, весь такой замечательный. Через месяц Игорь обнаружил, что прямиком шагает к победной «паре» за четверть.

Что касается химички, то она была реально шиза. Кликуха химички была «Это». Видимо потому, что та любила в тему и не в тему говорить «это!». Но не только это; прозвище вбирало в себя многие другие аспекты ее шебутной личности. Искренне прибабахнутая тетка, с причудами сверх. Молола у доски такое, что бледнел даже конспиратор Роман Гунько, в абсолютно зашифрованном виде для избранных масонов. Отойдя от первого шока, народ попытался что-то конспектировать, переспрашивал, требовал; иные включали голосовую запись на телефонах, чтобы попытаться расшифровать двоичный код дома с привлечением специалистов. «Это» оказалось пуленепробиваемым ларчиком. За годы несения вахты у доски химичка изобрела собственную морфологию, с явно кислотным оттенком. Каждое отдельное слово имело смысл — оно существовало в словаре русского языка, либо в словаре специальных химических терминов, проблем нет. Однако, сотканные в предложения, слова превращались в арабскую вязь.

- Вот ведь, это! А вы что? Долго так считали, а вот атом! И нейтроны, и протоны. Вместе, это! А размеры! Поэтому так думали, а потом открыли. Ну вот, теперь дальше.

Если заранее знать, о чем речь, то перевод абракадабры можно было найти в том же учебнике химии. Поскольку составные частицы атома имеют крайне малые размеры, долго считали, что атом неделим.

- Погодите, а можно еще раз?!- Лена Козленко покрывалась пятнами и теряла балансировку.

- Ну что, все никак не поймете? Это! Вот как раньше считали, но это было давно. Наука, знаете ли. И ядро атома тоже не конец, и дальше.

Суть — та же, морфология — модифицирована.

Надо отдать ей должное, химичка любила свой предмет. Молола у доски зажигательно, даже искрометно, постоянно двигалась, жестикулировала, что-то строчила мелом. И не скажешь, что почти бабка. Для Игоря химичка стала своеобразным «синим кроликом». Глядя на разворачивающееся у доски лиходейство, Игорь быстро впадал в транс и весь урок таращился на химичку куклой. Впрочем, судя по недовольному жужжанию, остальные в классе тоже не вдупляли, о чем речь.

Надо отдать химичке еще больше должного, это был учитель старой закалки и старых принципов, взращенных на идеях коммунизма. Когда на класс посыпались первые тройки, «Это» предложило всем желающим факультативные занятия после уроков. Бесплатно. Как будто на факультативе она будет использовать иную лексику! Игорь понятия не имел, ходил к ней кто-то после уроков или нет. Может, Лена Козленко пыталась. Или Саня Никитин, мажорик и отличник. Игорь не успел узнать, события развивались стремительно, как химическая реакция.