горькую слюну, стряхнул землю с карабина. Покачал головой и едва слышно признался себе: «Надо же, чуть не обделался. Жуть!». И, прищурившись, взглянул на солнце, обрадовался: «Живой!». Значит, не такая уж жуть.
Кноке услышал крики наступающих иванов, заставил себя встать и выглянул из окопа и увидел неимоверное количество иванов. Оцепенев и онемев, Кноке взирал на приближающихся русских полными ужаса остекленевшими глазами. И панически закричал, повторяя, как безумный:
— Спасите! Спасите! Спасите!
И ещё что-то бессмысленное.
— Заткнись, или я выкину тебя из окопа под обстрел! — заорал старик Франк. — Осточертело слушать твоё нытье!
Кноке продолжал орать. Его накрыл животный, утробный страх.
— Заткнись, ублюдок! Пристрелю!
Старик Франк повернул карабин в сторону Кноке и выстрелил. Естественно, немножко мимо. Чтобы испугом привести паникёра в чувство.
Кноке замолчал.
— Стреляй в иванов! — прорычал старик Франк. — Собрат по аду… Некогда ждать санитара, чтобы он вколол тебе успокоительное!
Иваны в ста метрах… В пятидесяти! Вселяющий ужас русский рёв «А-а-а!»
Кноке завороженно смотрел на приближающиеся толпы противника. Он впервые слышал этот страшный вопль наступающих русских так близко. Он казался ему страшнее рыка бросившегося на жертву тигра.
— Стреляй! — рявкнул на него Франк.
— Почему молчат пулемёты?! — заорал Кноке. Дрожащей рукой он никак не мог передёрнуть затвор карабина. Даже сквозь слой грязи было видно, что лицо у него побледнело.
— Заговорят, когда время придёт… Стреляй! — крикнул старик Франк. — Гранаты готовь!
— Ад какой-то! — едва не плача от ужаса, пожаловался Кноке.
— Это ещё не ад. Вот пулемёты заговорят, тогда узнаешь, как выглядит мясорубка в аду.
Пулеметы зарычали в последний момент.
И молодой Кноке увидел, что такое мясорубка в аду. Три станковых МГ выплёвывали по шестьдесят пуль в секунду. Пулями мело, как в зимнюю вьюгу. Воздух насытился металлом. Это было истребление. Невидимый пропеллер рубил людей, рвал человеческие тела на части и разбрасывал куски плоти. В воздухе летали руки, головы, части грудных клеток. Части человеческих тел шмякались в тех, кто бежал сзади. Бежавшие сзади, к удивлению Кноке, не реагировали на этот кошмар. Кноке почувствовал тошноту.
Война — это мясорубка, перемалывающая людей.
Глухо рвались ручные гранаты.
Кноке торопливо жал на курок, почти не видя, куда стреляет, ощущая лишь толчки приклада в плечо.
— Не торопись, Кноке! Бей прицельно! Экономь патроны, они тебе ещё понадобятся! Стреляй, когда можешь попасть! Делая дырки в воздухе, собственный страх не убьёшь! — кричал старик Франк, улыбаясь. Впрочем, его улыбка больше походила на оскал зверя, готового к жестокой драке.
Русские отпрянули, бросились назад…
Кноке покинули силы, он свалился на дно окопа. Лежал трупом, неудобно подвернув ногу, не в силах шевельнуться.
— Ты живой? — лениво спросил старик Франк. По голосу было понятно, что за здоровье соседа он не беспокоится.
— Живой, — глухо буркнул Кноке.
— Попал хоть в одного ивана? — спросил старик Франк без всякого интереса.
— Попал, — по-детски обиженно огрызнулся Кноке.
— Это ты с перепугу, — усмехнулся старик Франк. — Ты патроны и гранаты береги, когда снова пойдут. На снабженцев плохая надежда.
— Думаешь, пойдут ещё раз?
— Обязательно пойдут. И не раз. Будут атаковать до тех пор, пока не прорвутся, куда рвутся. Или пока мы их не перебьём. По агрессивности и отчаянности напора иванам равных нет. Мне ещё в Великую войну унтер говорил, что русские способны выполнить поставленную задачу даже в нечеловеческих условиях. Русские, это… это особая раса. У них каждая атака — сражение не на жизнь, а на смерть.
Старик Франк помолчал и тоном доброго дедушки, вспомнившего былое, продолжил:
— В четырнадцатом году пришлось мне пережить кавалерийскую атаку русских казаков. Страшное дело! Представь, скачет на нас группа лошадей без всадников... Ближе, ближе… Мы от удивления рты поразевали… И вдруг кто-то закричал: «Они висят сбоку лошадей! Огонь!». Начали мы стрелять. Кто стоя, кто с колена, кто лежа. Даже раненые стреляли... Хорошо, что у нас пулемёты были…
Старик Франк покрутил головой, снова переживая удивительный момент из дальних времён.
— Поняв, что прятаться нет смысла, казаки вскочили в сёдла. Впереди, с высоко поднятыми шашками, галопом неслись два офицера, на белом и на гнедом конях. Можно было уже разглядеть дикие сарматские лица. Ужас овладел нами, волосы зашевелились.
Старик Франк безнадёжно махнул рукой.
— Наш ураганный огонь косил мчавшуюся навстречу гибели русскую кавалерию. Поднимались на дыбы и опрокидывались лошади, падали или спрыгивали с подбитых лошадей всадники, лошади неслись, не слушая поводьев. Один казак пробил пикой моего товарища и волок его, пока сам не упал с лошади, поражённый несколькими пулями... Некоторым удалось проложить себе путь сквозь нашу цепь. Следом ринулась пехота… Казаки пожертвовали собой во имя спасения окружённой пехоты. Потери их были огромны. Всё поле усеяли убитые и раненые люди и лошади. Отовсюду слышались стоны...
— Если они пойдут снова, я свихнусь, — голосом обиженного ребёнка пожаловался Кноке.
— Могу огорчить тебя, — посочувствовал старик Франк. — Свихнуться ты не успеешь. Тебя пристрелят раньше. Но и в этом я вижу пользу: ты осточертел мне истеричным ором во время прошлой атаки, поэтому мне будет приятно стрелять, когда ты умолкнешь. А мёртвый, это всем известно, лучший молчун.
Как и предполагал старик Франк, скоро началась вторая атака русских. Несмотря на оружейную и пулемётную стрельбу, желтовато-серая волна иванов приближалась.
— Они стреляют! — то ли испуганно, то ли удивлённо проголосил Кноке. — Так и... убить могут!
— Война — гигантская лотерея, — философски прокомментировал реплику молодого старик Франк. — Только вместо шариков здесь крутятся настоящие пули. И выиграть жизнь в этой лотерее так же реально, как сорвать джекпот.
Кноке обиженно промолчал.
— Капусту топором рубил когда-нибудь, сынок? — громко и задорно спросил старик Франк.
— Нет, я из города, — чуть удивился странности вопроса Кноке.
— Готовь лопатку, сейчас научишься.
Кноке зажал в правой руке лопатку, а левой нащупал лежавшие на приступке гранаты-колотушки.
В ожидании рукопашной с русскими варварами Кноке взмок от ужаса.
Вдруг за спиной жахнуло, встряхнув землю, дунуло в спину горячим воздухом. В гуще наступавших русских взметнулась земля. На батарею, наконец, привезли снаряды.
Батарея стонала, будто тяжелораненый в предсмертных муках, артиллеристы работали прекрасно, снаряды рвались в гуще наступающих. В воздух летели изувеченные тела и винтовки.
…Линию обороны удержали.
Кноке снова свалился на дно окопа. Его мучила жажда, но сил не было даже отвинтить пробку фляжки. Наконец, он заставил себя достать фляжку. Пара глотков воды, оставшиеся во фляжке, были тёплыми, невкусными.
Как-то незаметно сгустились тучи и разразилась сильнейшая гроза.
Старик Франк залез на «вагонную полку», зашторился плащ-палаткой и задремал под шум ливня.
Кноке, не успевший сделать подобного убежища, стоял в окопе, накрывшись плащ-палаткой, с удовольствием подставляя лицо и голову под живительные струи. Он выставил на край окопа котелок и крышку. Едва дождался, пока в крышке накопится немного воды, прильнул к посуде и почувствовал, как чистая, прохладная влага потекла по пересохшему горлу до самого желудка, наполняя тело свежестью. Он поставил крышку под дождь и взял котелок. Вздохнув, выпил воду из котелка. Попеременно с наслаждением пил набиравшуюся вкусную дождевую воду то из котелка, то из крышки. Пить! Больше пить! Пить, пока вода не польётся из ушей!
Вода потоками стекала в окоп, размывая рыхлый бруствер. Раскисшие от дождя стенки окопа ожили и поползли вниз. Временами от стенок отваливались куски земли, с чмоканьем падали в воду, разгоняя белесоватую пену и образуя крупные пузыри. Окоп превратился в сточную яму. Но вылезать из окопа Кноке опасался.
Время шло. Грязная вода заполнила сапоги и поднялась выше колен. И её количество уже не радовало молодого солдата.
Перед рассветом дождь кончился. Но так похолодало, что стоявший в воде Кноке затрясся в крупной дрожи. Мокрая плащ-палатка, накинутая на голову, от холода не спасала.
Старик Франк, услышав зубовную дробь и подвывания молодого соседа, окликнул его, широко позевнув со сна:
— Хайнц, замёрз, что-ли?
— Д-д-д-да…
— А чего в прикопок от дождя не спрятался?
— Й-йя не успел в-выкопать…
— Ты там плаваешь, что-ли? — услышав журчание воды, в которой шевелился Кноке, с подковыркой спросил старик.
— В-воды выше колен…
— Ну, ползи ко мне. Только не высовывайся, а то иван постреливает, я слышал сквозь сон. Рассказывают, что у русских вся молодёжь — снайперы, награждённые медалями «Ворошиловский стрелок» (прим.: значок, выдававшийся гражданам СССР, овладевшим азам стрелкового дела и сдавшим минимальные нормативы). Всадят пулю в лоб, всю траншею мозгами заляпаешь!
— Й-я и без тебя всю ночь слышал…
Кноке шумно прыгнул в окоп Франка.
— У т-тебя воды нет… — позавидовал Кноке.
— Так я ход под горку выкопал, я ж тебе рассказывал!
— А я не успел…
— На войне, сынок, кто не успел, тот пропал, — уже серьёзно проговорил старик Франк. — Полезай за шторочку, погрейся в сухости.
Кноке вылил из сапог воду, лёг на сухой приступок и тут же уснул.
Старик Франк вслушивался в затихшую после ливня ночь. Издали доносились приглушённые крики, команды, тарахтенье моторов. Наверное, враг перестраивался для атаки.
Где-то на западе раздавались звуки боя: вермахт замыкал кольцо окружения. Небо в той стороне окрашивалось багровыми сполохами. Время от времени погромыхивали далёкие взрывы.
***
Утро оживало. Всё, что было укрыто покровом ночи, обретало пугающие очертания. Робкий свет обрисовывал следы вчерашнего кровопролития. Вон труп ивана. Будто ползёт по-пластунски вперёд. Несмелые лучи солнца золотят его голову с багровой точкой — пулевым отверстием на лбу. Ему повезло с лёгкой смертью. Чуть поодаль трупы, изуродованные взрывами. Небритые лица, выпученные глаза, сведенные судорожными гримасами лица. Между трупами валяются винтовки и ручные гранаты, оторванные конечности и бесформенные кровавые ошмётки. Земля залита разбавленной дождём кровью.
Едва различимые вначале, всё отчетливее проявлялись странные звуки. Множество непонятных звуков. Шум усиливался, из него выделялись конское ржанье, поскрипывание тележных колес, приглушённый рокот двигателей. И вдруг сигнальные и осветительные ракеты прочертили утреннее небо. Старик Франк увидел такое, от чего кровь в жилах застыла: сотни, нет, тысячи русских шли в наступление.
— Alarm (прим.: Тревога)!
— Alarm! Alarm! Alarm! — понеслось по окопам.
Русские приближались.
— Без команды не стрелять! — разнеслось по окопам из одного конца в другой.
Молодой Кноке, перебравшись в свой окоп, вглядывался в наступающих русских и слушал, как бухает о рёбра его сердце. Когда же скомандуют открыть огонь?! Невозможно смотреть на приближающихся иванов.
Наконец:
— Feuer frei (прим.: Беглый огонь)!
Зарычали пулеметы. Защелкали
