обезьян носить штаны! А чёрные, жёлтые или коричневые унтерменши — те же обезьяны, двуногий скот. Абориген поймёт, что будет жестоко наказан, если поджарит белого человека. Но он воспользуется первой же возможностью полакомиться шашлыком из мяса миссионера, потому что его кровожадные инстинкты заложены в генах.
Кредель развёл руки в стороны и изобразил на лице мину безнадёжности. Сделав паузу, продолжил:
— Можно ли обвинять обезьяну за то, что она родилась волосатой? Она от рождения такая. И у людей: одни рождаются богатыми, другие сильными, третьи — дураками. Всё от Бога, а не от человека. Мы рождены арийцами, нам предназначено править унтерменшами. И участь унтерменша присуждена ему Богом. Чем виноват еврей, что родился евреем? Ничем. Он лежал в колыбели и не совершил ничего дурного, но уже был отмечен пятном еврейства. Такое пятно можно стереть только смертью того, кто его носит. Над этим уже работают крематории наших концлагерей. А лучше, чтобы такие «запятнанные» вообще не рождались. Поэтому тех, с кем не справятся крематории, надо стерилизовать. И когда перемрут оставленные в живых, у нас воцарится спокойствие. Это и будет, как сказал шеф Главного управления имперской безопасности Гейдрих, окончательным решением еврейского вопроса. И славянского, и цыганского.
Поглядывая на убитых женщин, лежащих на площади, на лужицы крови под ними, Кредель лениво согласился:
— Может ты и прав, урок суров. Но суровые уроки дольше помнятся. Больше здесь нам делать нечего.
Он подошёл к бронетранспортёру и, нажимая на клаксон, длинными гудками дал команду сбора.
В голове Майера дьявольской, кричащей, издевательской чередой смешивались противоречивые впечатления.
«Жизнь, смерть, убийства из мщения… Кто я такой, чтобы порицать Кределя? Я тоже посланник смерти. Возможно, такова моя судьба…».
Свистки, отрывистые команды. Солдаты, бегущие по площади, чавканье сапог по грязи. По кровавой грязи.
Большинство домов в деревне горело, дома рушились, посылая в небо мириады искр. Обугленные остовы печных труб зловеще показывали в облачно хмурящееся небо, словно грозя: «Воздастся за деяния ваши!».
«Возможно, мы жестоки, — размышлял лейтенант Майер. — Но партизаны тоже ведут бесчеловечную войну. Защищают свою страну? Цивилизованные французы, поняв, что сопротивление бесполезно, цивилизованно сдались, чтобы не гибнуть без смысла. А русские дикари не понимают, что, если они не прекратят сопротивляться, мы их уничтожим. Таков закон любой войны. Русские виновны в подлом убийстве немецких солдат. Они дикие террористы. Обуздать террористов могут только назидательные казни. Только убивая жён и детей бандитов можно заставить их думать цивилизованно!».
= 6 =
Берлинцы узнали, что 22 июня 1941 года непобедимая армия Германского рейха ступила на территорию СССР. Берлинцы восторгались, что солдаты вермахта захватили все мосты на границе, что все советские самолёты уничтожены на аэродромах, не успев взлететь, что сто тысяч советских солдат взяты в плен и целые армии попали в окружение. «Мы закончим войну быстрее, чем в Польше и Франции», — уверяли друг друга берлинцы.
С раннего утра немцы выстраивались в очередь за газетами, с жадностью искали информацию о новых победах немецкого оружия. Массовая истерия охватывала немцев, когда они видели правительственный кортеж фюрера. Беснующаяся толпа на Вильгельмплац требовала, чтобы Гитлер появился на балконе рейхсканцелярии. Германия преисполнялась духом милитаризма и патологического шовинизма.
Перед войной в Германии была введена карточная система, и продовольственные нормы систематически урезались: «рабочий паек» на неделю составлял два с половиной килограмма хлеба на человека, полкило мяса и мясных изделий, двести пятьдесят граммов маргарина и столько же сахара, три десятка сигарет. Исчезло из свободной продажи бутылочное пиво — национальный немецкий напиток. Война оказалась очень выгодным коммерческим предприятием: из Голландии, Норвегии, Дании, Бельгии, Франции и Украины в рейх нескончаемой вереницей тянулись эшелоны и грузовики с «трофеями». Когда в коммерческих магазинах Берлина появились банки датского масла, головки голландского сыра, французские вина и парфюмерия, обыватель возликовал: война оказалась прекрасным способом обогащения за чужой счёт и наказания еврейской плутократии, обворовавшей нацию. Германия не просто воевала, Германия восторгалась войной.
Германию накрыла человеконенавистническая идеология стоящих по ту сторону добра нацистов. «Почему мы, немцы, страдаем от перенаселенности, — возмущались признанные арийцами бюргеры, — ютимся на клочке земли и позволяем унтерменшам-славянам жить на исконных германских территориях?» Рейху понадобятся колонисты, когда славяне исчезнут. И солдаты-победители станут образцовыми немецкими пионерами восточных провинций. Так сказал фюрер.
Unter den Linden (прим.: «Под липами» — одна из центральных улиц Берлина) шумит листвой вековых лип. Фешенебельный бульвар Kurfürstendamm — Kudamm, как называют его берлинцы (прим.: Княжеская дамба) — сверкает зеркалами витрин магазинов и ресторанов. На улицах красуются рекламные плакаты моющих средств: война войной, а «Persil» нужен каждой домохозяйке. В лотках на Potsdamer Platz (прим.: Потсдамская площадь у желелзнодорожного вокзала) продают цветы и плюшевых медвежат — символ schöne Hauptstadt, прекрасной столицы.
После работы берлинцы, как всегда, пьют в Kneipen (прим.: в пивных) любимое пиво «Berliner Kindl» (прим.: самое популярное в Берлине пиво «Берлинское дитя») или «Pilsner» (прим.: «пильзенское», от чешского города Пильзен). И прохожие на улицах пьют пиво, едят вкусные, как и в мирные годы, свиные сосиски. Бутылки у лотков стоят в больших деревянных ящиках — спрос на пиво большой.
Берлинцы, как и до войны, любят дневные и вечерние «выходы». По Königstraße (прим.: по Королевской улице) прогуливаются женщины в шляпках, жакетах, плиссированных юбках или в приталенных платьях. Девушки по случаю жары ходят в кожаных сандалетах. Молодые люди из хороших семей носят гольфы и щеголяют модными галстуками. Офицеры блистают идеально начищенными высокими — «кавалерийскими» — сапогами при широченных галифе, хрустят портупеями.
Ночами площади и улицы сверкают яркими огнями: великая Германия непобедима! В шикарных кабаре аншлаги и очереди перед дверьми. По-прежнему великолепны представления в варьете «Scala», где до войны выступали телепат Штайншнайдер, силач Брайтбарт, предсказательница фрау Магда. Многочисленные столичные театры ставят хорошие спектакли: «Разбитый кувшин» Клейста, например.
Молодые женщины по вечерам ходят в престижные бары и рестораны «Nichtjuden» — «не для евреев» — слушать джаз или изящного Листа, а не надоевшего маршевой торжественностью Вагнера, которого любил Гитлер, хвастать украшениями и духами, купленными на Шарлоттенбургском шоссе.
Три подруги беседуют:
— Мы танцевали всю ночь и разговаривали о наших солдатах-победителях. Они скоро получат отпуск и приедут к нам.
— Я не понимаю народы, которые оказывают нам сопротивление. Мы же хотим им добра! Я слышала, что каждый воевавший на Восточном фронте получит домик на завоёванных территориях!
— Не домик, а поместье в сто гектаров! И пять семей славян в качестве работников — так обещал фюрер!
— А я слышала — десять семей!
Мужчина и женщина неторопливо идут по аллее.
— Фюрер в своём выступлении сказал: «Враг повержен и никогда больше не поднимется», — экзальтированно восклицает женщина в возрасте увядшей лет десять назад, но настойчиво бальзамируемой молодости.
— Наполеон так же говорил, — негромко возражает с усмешкой немолодой спутник. — И другие завоеватели России. И каждый раз русские поднимались.
— Но мы быстро справились с Францией!
— Военная кампания во Франции по сравнению с Восточным фронтом — вылазка гитлерюгенда на природу.
В руках обывателей шуршат «Тагесшпигель» (прим.: «Зеркало дня»), офицеры читают газету вермахта «Берлинер иллюстрирте», а нацисты — «Фёлькишер беобахтер» (прим.: «Народный обозреватель»), печатный орган нацистской партии и флагман нацистской пропаганды. «Фёлькишер Беобахтер» — ФБ — думающие люди расшифровывают как «Ферблёдунгсблатт», «газета оглупления».
Газеты сообщают, что немецкие войска неудержимой лавиной катятся к Москве. Пресса вселяет в немцев предвкушение великой победы.
В «Романском кафе» перед просторным дверным тамбуром карлик в униформе, бархатные драпировки, зеркала и золотые украшения, уютные укромные уголки и цветы на столах. Сюда приходят клиенты в нарядах от берлинских кутюрье высшего разряда, чтобы посидеть с бокалом коктейля «шерри-коблер» и обсудить новости со знакомыми. Это кафе — интеллектуальный центр Берлина. Здесь собираются издатели, поэты, художники, драматурги, актёры. Здесь сохранился неподражаемый берлинский юмор, отличающийся скепсисом и иронией. Здесь высокопоставленные чиновники присылают дамам корзины цветов с вложенными записками на украшенной гербами старой пергаментной бумаге.
В двух-трехэтажных особняках зажиточных кварталов мраморные балконы держат мускулистые кариатиды (прим.: девы) в стиле эпохи императора Вильгельма, лестничные перила из тёмного дерева с псевдоготической резьбой, на лестницах ковры, прижатые медными прутьями, паркет натёрт мастикой. Хотя их обитатели и настроены скептически по отношению к «тысячелетней империи» Гитлера, но согласны mitmachen (прим.: сотрудничать) с новым режимом.
Женщинам-аристократкам чужд принцип «Kinder, Küche, Kirche» (прим.: дети, кухня, церковь), который провозгласил немецкий император Вильгельм II Гогенцоллерн, повторил «железный канцлер» фон Бисмарк и взяли на вооружение нацисты. В аристократических кругах нравы, культура и деньги остались либеральными.
Зажиточные берлинки, как в былые времена, приглашают друг друга на ужин или плотный завтрак, заказывают в дорогих магазинах русскую икру, скандинавскую водку, карпатскую кабанину, датское сливочное масло, греческие маслины, югославские и голландские консервы, норвежские шпроты, арденнскую ветчину и перигорские паштеты из гусиной печени. На центральных улицах бакалейные лавки расположены через каждые сто метров. Каждый при желании может купить что угодно, если имеет много денег, работает на Имперскую службу труда или служит в армии.
Солдаты из провинции перед отъездом на Восточный фронт гуляют по столице. Для военных все развлечения бесплатны или очень дёшевы. Большинство с помощью гидов из организации Kraft durch Freude — «Сила через радость» — осматривают Hauptstadt на традиционном Berliner Kremser (прим.: берлинский кремзер — по имени основателя транспортной фирмы) — длинной повозке, запряженной крупными померанскими лошадьми. Солдат-отпускников спиртным угощают их штатские приятели.
Перед Бранденбургскими воротами — Триумфальной аркой Берлина времен Бисмарка — галдит толпа желающих сфотографироваться на память. Берлинцы и берлинки посмеиваются над крестьянскими парнями, искренне восхищающимися столицей. Провинциалы — чужаки. Берлинцы презирают наглых баварцев, упрямых саксонцев и простодушных фризов (прим.: фризы,
