любимого сыночка с фронта, фанфары по всей Германии возвестят победу над самым диким врагом, с которым приходилось сталкиваться цивилизации. Он откровенно страдал «болезнью горла» — жаждал повесить на шею Рыцарский крест. К нему моментально прилипло прозвище «Bubi» (прим.: малыш). Свою молодость и недостаток опыта он пытался компенсировать вызывающим поведением и мальчишеской хвастливостью.
— Мы уничтожим всех, кто пытается уничтожить нас. Советский Союз — страшная угроза для всей Европы. Устранить её — наш общечеловеческий долг, — разглагольствовал Кредель в офицерской палатке, выкладывая из чемодана многочисленные туалетные принадлежности. — Гитлер — величайший командующий всех времён. Мы с оружием в руках готовы бороться до последней капли крови и умереть за фюрера и отечество…
— Да-да… До последней капли крови… своих солдат, — буркнул один из офицеров.
— Есть офицеры, которые любят собственную карьеру — такие не щадит своих солдат. А есть, которые любят себя — такие прячются за солдатские спины, — добавил другой.
— Я горд тем, что сражаюсь за фюрера, отечество и народ, я не буду прятаться за спины солдат и, если нужно, отдам за фюрера и отечество жизнь.
— Осторожнее с озвучиванием желаний. Дьявол очень быстро исполняет пожелания фанатиков.
— Я не боюсь паршивых коммунистов!
Парень сощурил голубые глаза. Он был образцом национал-социалистической воинственности, безумно стремившимся схватиться со злобными выродками-коммунистами.
— Бояться надо. Без страха не выживешь. Русские не бумажные куколки, какими их изображают партийные газетёнки, — с интонацией учителя, которому надоело разъяснять тупым ученикам прописные истины, проговорил оберштурмфюрер Вайс, воевавший с тридцать девятого года и уже понявший, чем отличается война в России от войны в Западной Европе. — А война — банальная скотобойня, где нам уготовлена роль забиваемой скотины.
Майеру не нравилась политическая упёртость эсэсовцев, тем более — едва оперившихся птенцов гитлерюгенда в офицерской форме.
— Зачистки, ликвидации… Такая служба не по мне, — вскользь высказал нелестное мнение о службе эсэсовцев Майер.
— Да, расстрелы политкомиссаров и еврейских функционеров нельзя отнести к героическим поступкам. Это черновая работа, и мы её выполняем, потому что она нужна Великому Рейху. Чтобы узнать, где прячутся террористы, не так давно нам пришлось заставить русских матерей смотреть, как расстреливают их детей. Потом мы набили их телами колодец. Кажется, там были и живые.
Кредель едва заметно усмехнулся.
— А однажды для устрашения я велел своим ребятам принародно изнасиловать молоденькую русскую. Мои ребята становились в очередь, — поскучнев, сообщил он банальность. — Русские — раса рабов. Им по природе необходим страх, для них естественно чего-то бояться. Они сами хотят, чтобы кто-то добивался от них покорности. Если в схватке сошлись сильный и слабый, по закону природы справедливо, когда побеждает сильный. Если ребенок слаб умом или здоровьем, он должен умереть. Если Великая Германия сильнее Советского Союза, большевики должны отдать свои территории Германии. Если мы не будем достаточно сильными, другие сожрут нас. К сожалению, общество часто отклоняется от законов природы. Есть командиры и есть подчинённые. Есть владельцы фабрик и есть работники на фабриках — это правильно. Но есть юристы и священники — вредные профессии, потому что они помогают слабым одерживать верх над сильными, защищают слабых от судьбы, назначенной им законами природы.
Унтерштурмфюрер мечтательно глянул вдаль.
— Мои солдаты, — Кредель кивнул в сторону эсэсовцев, — воспитанники гитлерюгенда, соединили в себе главные нацистские добродетели: расовую чистоту и армейское хладнокровие. В бою они ведут себя безжалостно и порой жестоко, но добиваются поставленной цели. Это важно, потому что мы нуждаемся в жизненном пространстве, а нам его не дадут, если мы проявим слабость. Если противник — недочеловек, ради расширения жизненного пространства и установления Нового порядка нужно пренебречь гуманизмом. Чтобы защитить ценности западной цивилизации, следует использовать любые средства. Побеждает тот, кто не обременён сентиментальностью.
— Или — не обременён честью? — усмехнулся Майер. — Победитель — понятие субъективное, победа — объективна. Ну, перевешаем и перестреляем мы половину русских… Будут победители, но не будет победы.
Унтерштурмфюрер пробуравил мир глазами, заговорил резко и длинно, без пауз.
— Посмотри на русских: носатые, лысые, грязные, растрёпанные бороды, одеты в лохмотья — дикари, недоразвитые уроды, похожие на обезьян, действия которых основаны на инстинктах уничтожения, вожделения и подлости. В духовном отношении они ниже любого зверя! «Унтерменш» нацелен завоевать мир. И руководят ими евреи. Примитивные русские — инструмент в руках хитрых жидов.
Кредель брезгливо сморщился и сделал резкое движение, будто стряхнул с руки что-то мерзкое.
— Это тупые существа понятия не имеют о цивилизации. Скотские ублюдки, низшая раса, размножающаяся подобно крысам! Представь, как опасны будут эти твари для рейха, если их страна станет технически развитой! Советский Союз ведь значительно превосходит Германию по количеству населения!
Кредель с недоумением посмотрел на Майера.
— Война с Советским Союзом — расовая война, говорит фюрер. И задача этой войны — искоренение славян как низшей расы. Разработанный в Главном имперском управлении безопасности «Генеральный план ОСТ» предусматривает окончательное решение славянского вопроса и германизацию Востока вплоть до Урала, а может и дальше.
— Я слышал об окончательном решении еврейского вопроса. А ты говоришь об окончательном решении славянского вопроса…
— Русские совершенно не понимают, что такое порядок: прийти вовремя, выполнить работу качественно. Славяне — рабы. Их нужно использовать как рабов для немецкой культуры. Славяне должны работать, работать и ещё раз работать — на немцев. Работать до тех пор, пока не передохнут. А тех, кто не захочет работать на нас, тех, кто окажет сопротивление — уничтожать беспощадно, показательно, в назидание непокорным: сжигать в запертых сараях, набивать колодцы убитыми и недобитыми детьми, не говоря уже об обычной практике применения виселиц, расстрелов, и других методов «убеждения». Порядок в России можно навести только жесточайшим насилием. Плановым, аккуратным истреблением с загодя подготовленными газовыми камерами, печами для сжигания трупов, приёмниками для «отходов». Это и есть окончательное решение славянского вопроса. Сжечь дом цивилизованного человека — преступление. Русские дома примитивны и не представляют ценности, поэтому ненужные нам русские дома можно и нужно зачищать так же, как зачищают культурные парки от сгнивших деревьев. Фюрер планирует разрушить до основания крупнейшие русские города для демонстрации незыблемости нашей власти в России. Чтобы вернуть русский пролетариат в деревню, мы уничтожим промышленность страны. — Кредель ненадолго задумался. — Хорст Вессель, мученик за наше дело (прим.: нацистский активист, штурмфюрер СА, погибший в результате покушения на него активиста компартии Германии. Его смерть активно использовалась нацистской пропагандой), сказал перед гибелью: «Нацисты! Если красный повредит вам глаз, ослепите его. Если он выбьет вам зуб, разорвите ему глотку. Если он ранит вас, убейте его». И я считаю, это верные слова!
— Я офицер вермахта, — пожал плечами Майер. — Я готов воевать…Стрелять из карабина и автомата, бросать гранаты… Воевать с гражданским населением, карать непокорных, показательно насиловать на площади девушек и набивать детскими трупами колодцы — это не дело офицера вермахта… А для того, чтобы склонить население на нашу сторону, эффективнее было бы, к примеру, организовать аборигенам здравоохранение.
Кредель усмехнулся.
— Безответственно заботиться о здоровье унтерменшей, кормить их за счет Германии или беспокоиться о потерях среди гражданского населения. Чем больше советского народа побежит на восток, тем сильнее будет хаос в России, тем легче продвигаться нашим войскам, тем проще управление оккупированными территориями. Здравоохранение на освобождённых территориях займётся ограничением рождаемости, начиная от бесплатной раздачи презервативов и кончая повальной стерилизацией населения. Русскую нацию надо кастрировать не только в физическом, но и в культурном смысле, уничтожить славянскую интеллигенцию: учёных, инженеров и врачей. Русские нам нужны только в качестве рабов. Надо вычеркнуть из памяти русских великие события, наводнить русский язык немецкими словами, закрыть учебные заведения, пусть русские умеют считать до ста — читать им ни к чему. Сменится одно-два поколения, и русские забудут, что они русские. Да, мне приходится карать непокорных — такова служба в СС. К этой службе быстро привыкаешь, как привыкаешь к службе по уничтожению вредных насекомых или опасных животных — русских недочеловеков можно назвать людьми с большой натяжкой.
Офицеры размеренно шагали к центру села, откуда слышался приглушённый человеческий гомон, плач женщин и детей.
— Сейчас для устрашения остальных мы повесим три пособника партизан. Партизаны затрудняют передвижение наших войск, поэтому мы принимаем самые решительные меры, — небрежно и деловито рассказывал Кредель. — Любого, кто бродит ночью за пределами населённого пункта без документов, выданных немецкими органами, расстреливаем. В случае нападения на солдата вермахта мы расстреливаем или вешаем несколько человек из местного населения, а их дома сжигаем. Недавно иван в гражданской одежде убил немецкого офицера. Мы окружали деревню, где случилось убийство. На улицах установили пулеметы. Дома подожгли. Выбегающих из домов расстреливали. Иваны горели заживо. По-моему, это эффективная акция устрашения непокорных. Этим я и мои ребята занимаемся практически каждый день.
Юное лицо Кределя посуровело.
— Это не Франция и не Бельгия, Майер. Это Россия. Понятие «унтерменш» здесь имеет такое же значение, как «негр», «индеец» или «цветной» в Америке. Цивилизованный человек поймёт цивилизованного человека, даже если они враги. Снимать скальпы с индейцев, уничтожать раненых унтерменшей и применять акции устрашения равноприемлемо что в Америке, что в России.
— На днях мне случилось разговаривать с учительницей немецкого языка сельской школы, — задумчиво проговорил Майер. — Представь себе: в школе русского убогого села учат немецкий язык! И я бы назвал ту учительницу интеллигентным человеком. Не по одежде, а по разумению. Так вот, учительница сказала, что, вешая, расстреливая и пытаясь запугать население, мы русских не удержим.
— Другим путём освободить Россию невозможно, — категорично утвердил Кредель.
Майер кивнул.
— Для русских мы не освободители, а захватчики. В глазах русского народа мы палачи, сказала учительница. А те, кого мы уничтожаем — мученики. Мы толкнули коммунистов на путь мученичества, а русский человек всегда идёт за мучеником. За палачом, за
