Der Kreismann

Обложка кожаная, такая, как бы сказать.. Как у паспорта. И странички такие, тоненькие, кое-где видны сквозь строчки текста почти исчезнувшие и выцветшие печати. Хоть оформление как и у паспорта, но страничек много, очень много, даже слишком. Листая и листая дальше, до Пети доходила догадка, что это какая-то то волшебная дрянь, как в фантастике. Не кончается и все. А если заглянуть в конец? Он с боязливым интересом посмотрел, готовясь на случай чего, бросить эту вещицу подальше. На последней странице, красовалась надпись на английском: End. Хм.. Вроде же вполне сносно ориентировался в нем, а теперь слово из трех букв в памяти не всплывает. А, так это же конец. Действительно, логично. По бокам от надписи расположились Том и Джерри, деловито и явно довольно пожимая друг другу наглядно разнящиеся в размере ручонки. Над исчерпывающей фразой нависала радуга, а за ней стоял далёкий сказочный замок. И значок Диснея, само собой. Прям прочитали его мысли. Он открыл начало. 
 
 "седьмое октября(зачёркнуто) 
 Непонятно что это за место такое вообще. Что тут делать надо? Ходил целый час по округе, никого и ничего. Хорошо хоть часы есть, и пока идут исправно. Светка тоже со мной. Как мы попали сюда, ни малейшего представления. (пропуск длинной в пару букв) Дошли до какой-то сторожки. Пустая, только тряпки лежат. Если так, то может здесь есть кто? Потом напишу. 
 Пошёл град, пережидаем в сторожке. (почерк слегка дрожащий, видимо, холодно) По часам, мы тут уже восемь часов. Голова болит, и жарко. Не дай Господь заболел. Тут этого ещё не хватало. Света чувствует себя нормально, пока что. Мы не проголодались, что я, что она. Даже пить не хочется. Кажется, последним, что я помню, было то, как мы переходили дорогу. (маленькими буквами на краю странички накалякано:"никогда мыслей на бумагу не записывал, а сейчас придётся. как ребёнок, ей богу." Дальше идёт текст) Может, машина нас сбила? И теперь в коме? Но в коме же, наверно, вдвоём нельзя быть. Аналогично снам. Это же, получается, должна быть моя собственная голова? Я точно знаю, что Светка тут и на призрака или что-то неживое не похожа. А знаю ли? К черту эти все байки, надо просто делать что-то и точка. 
 Град кончился, но идти Света не хочет. Лицо угрюмое, надутое. И ладно бы как на день рождение её.. пятое, наверно. Нет, и вправду злое, тревожное. Вот сейчас спросила "пап, а что, если начнётся приступ?" Не хочу думать об этом." (мелкими печатными буквами в сторонке написано перейти на страницу пятьдесят четыре.) Петя опасливо перебирал тонкие уголки, посматривая на номера. Пятьдесят два, пятьдесят три.. 
"Если прочтал, значт умрёшь. Шу-утка. Крч, мы с папой разошлись. Я пришла на место, где всегда собираемся, его нет. Ждала долго, правда!(восклицательный знак поставлен со вкусом и жирно) А его нету. Я не хотела уходть, честно!(второй знак уже слабенький по сравнению с предыдущим) Я пошла, как говорт папа, куда глаза глядят. Не знаю, зачем, просто пошла и все! Скучно было очень. И вбще, ты сюда не смотри! Смотри вниз!(от восклицаний Пете стало дурно. Стрелочка, примерно такая же, как и на начальной странице, прорисована слишком старательно и детально, в готическом стиле. Она художник, что ли?) 

"Руководство для крайсманнов" 
"Заглянте под Дорогу, метра на два-три спуститсь к пустоте. Спускайтсь головой вниз, как будто ползте наверх. Убедте себя в том, что низ - это верх. Далее карабкайтсь, пока не зацептсь за бордюр. Перевалтсь за него и наслаждайтсь йогороД. В добрый пть! "
Петя не очень был склонен к паническим атакам, по крайней мере, в те моменты когда действительно были поводы для паники. Но в этот раз свои принципам он изменил. Хлынула и радость, и заинтригованность, и в тот же час обеспокоенность, которая возникает при наличии новых, неразведанных горизонтов. Спотыкаясь от возбуждения, подбежал к краю. Между зарослями бурьяна и врытой бетонной линией проглядывалась маленькая щелочка. Оттуда не сиял божественный свет, и ничего особенного в узком проходе не было. Пускай и так, а все же надежды и ожидания подгоняли его к закономерному процессу достижения через страх, сомнение, через преодоление и дальнейшее действие, вот-вот ожидая развязки, но разочарованно садясь в калошу, утирая текущие слёзки на расстроенном личике, поднимаясь и реабилитируясь после поражения, чётко подводящего черту под уже знакомым и неприятным опытом, однако через некоторое время будто и не помнящего о предначертаных страданиях и этой хитроумной ловушке. Исходя из этого, Петя смотрел на себя со стороны и диву давался взявшемуся из ниоткуда энтузиазму. Дал себе пощёчину. Хлесткую, звонкую. И болезненную. Впрочем, за дело. Хотя.. смысл бороться против предопределенного? Это значит, что твоя борьба уже для кого-то, где-то там, на вершине, допустим, Олимпа, уже настолько банальна, и её итог очевиден каждому из лениво гоняющих мух, или кто там у них на такой безкислородной высоте живёт. И то что ты отказался от борьбы, тоже их Несторами уже расписано в летописях. И то, что ты догадаешься про существование высших сил, они ещё когда ты в утробе болтался знали. Прям как войнушки во дворе. "Я тебя подстрелил!" "Нет, только ранил!" "И что, все равно же считается." "Подрываю себя!" "Э-э, откуда у тебя граната, ты же за ополчение." "Какая разница, украл со склада вашего." "С какого склада? Их нету." "А я говорю что ес.. А? Теть Май, уже бегу!" Петя бы выбрал ежедневные такие перепалки на детплощадке, чем оказаться в тяжкой жизненной ситуации. Хотя пример с детьми не лучший. Возьмём другой:переживать еженедельные напоминания о грядущей сессии. Почему-то из всего перечета студентских мучений это непосредственно задевало его, и в душе нарастала тревожность. Только терпеть и только ждать. В конце концов, если уж думать о финале, то он в любом случае наступит. И двигаться вперёд не стоит, ведь Магомет гору не обойдёт, гора к нему сама придёт. Возможно, в эдаком воздержании тоже нет значения, поскольку рано или поздно, опять таки, если не сдвинешься сам, то тебя заставят подвинуться, не панфиловец же. Но если, так сказать, быть готовым к изменениям, желать их, и по заветам консерватизма все же сидеть на месте, и оправдываться ощущением стабильности, то когда дойдёт до штурма твоей окопавшейся туши, вполне может случиться так, что порядком застоявшиеся амбиции сами выпрыгнут из траншеи, а за ними, следовательно, и ты. И усилий прилагать не надо. Ну, конечно, у такой тактики изьянов тоже куча, потому пропустим этот неприятный пункт. Петя в своей систематике особый раздел выделял под определение активности человека. Кочевники - неудержимые и радушные люди, смотрящие с надеждой, или таки без неё - в будущее. Такие от Пети были максимально далеки, и причин разбираться в их жизнеустройстве у него находилось мало. Были, может, ещё такие, которые из домоседов переходили к странствиям, но, увы, по душам поговорить с ними ему не удавалось. Если вообще когда-нибудь с кем-то такое было. Себя он, разумеется, приштамповывал к классу оседлых. Ещё и таких, прям закоренелых. Образ жизни чем-то напоминал ветерана-инвалида с редкими приступами какого-то подобия ПТСР. Хоть это и слишком утрированно. Был в памяти у Пети один раз, когда он встречал настоящего инвалида на протяжении долгого времени. В школе некоторые на почве вколотой иглы под одно место шли волонтёрами, бабушкам помогать и так далее. К тому же всех в своём нормальном физически поле зрения(но не в интеллектуальном) зазывал к этой чистой и негрязной работенке. Платили повышением самомнения и "заслуженностью" радостей, и, как на удивление, несправедливой заслуженностью несчастья тоже. Не то чтобы Пете они, то есть общественные "борцы" досаждали, или, откровенно говоря, капали на мозги, что иногда бывало, просто, как участник противоположной спортивной команды, не упустил бы возможности подтрунить их в неловкий момент. Правда, по издевке судьбы, на целую неделю ему пришлось войти в чужие ряды. Пытался показать, что он тут вообще для галочки, и тут же его прерывали оживленными обсуждениями, кто из пенсионеров сегодня будет гулять, а кто сидит дома со скачущим давлением. И вот, пока он рассматривал кабинет трудового обучения, непонятно каким образом выделенный этой группке сумасшедших маразматиков похлеще некоторых стариков, чья-то рука, позже назвавшаяся Лизой, грубоватым, как для девчонки, голосом, сказала:
- Пойдёшь к Михайловичу. 
То ли это должен был быть вопрос, то ли утверждение. Получилось что-то посерединке. Лиза эта сразу врезалась в память намертво. Характерные позы, образ, и все остальное. И мимика, а она у неё была просто великолепной, с точки зрения актёра. Пускай драму она вряд ли смогла бы сыграть достоверно, но в комедии ей наверняка равных было мало. В целом, Петя понимал, почему её выбрали главной. В башке тогда крутилось много мыслей, от "да почему сразу на фронт" до "чёт не очень вон тот парень похож на добродушного помощника". Впрочем, после той злополучной недели он даже задумываться не хотел о мотивах этих волонтёров. 
На городских просторах, не очень на самом деле-то и просторных в такое время, разгуливало много, очень много народу. Значительно поболее чем зимой. Так блин, это ещё и вечер пятницы, когда всем прямо вот оооочень нужно пройтись по и так уже забитой улочке. Да, было красиво и тепло, да, вечера становились светлее, а лето махало приветственно ручкой и приближалось вместе с горизонтом. К чему ведётся вся эта речь? Петя нервно теребил лямку наплечной сумки при представлениях, что мог сотворить больной человек в такой толпе, и какой бы ценой это обошлось постоянно неопределенной психике Петеньки. Да пусть бы его унижали, пинали, и все остальные нехорошие вещи, он бы терпел, психология жертвы и все дела. Но толкни его на сцену, выбей из колеи, схвати за подмышки и вытяни из ямы, бронежилет развалится сам по себе от страха, каску заберёт строгий организатор, и что увидит свистящая толпа? От него и мокрого места не останется, воздух останется таким же сухим, жарким, раздирающим носоглотку. И это если ещё не оставил свои жизненно-функциональные обязанности, сбежав куда-то в воображаемую подсобку. И ведь ладно сцена, как никак, бывает такое, зрители могут пощадить из симпатии, а улица? Петя прекрасно знал, что восемьдесят процентов прохожих не заметят его и краем глаза, через пару минут у запомнивших вылетит из головы его лицо, и ежели он все же опоганит свой незаметный силуэт, то те же проценты обратят внимание только в случае крика или грохота. Ну или по инерции, коль кому-то припустит срочно помочь мальчику и тем самым привлечь поболее взглядов. В сумме, независимо от слагаемых, результат получался прискорбным. Петя точно сплошает, а если не сам, то клиент поможет. Могло все и обойтись, но не будет же, например, маньяк, приговоренный к смертной казни в период стабильного расцвета правоохранительных органов надеяться на неожиданную доброту со стороны судей? Вот и Пете надеяться не приходилось. Отправили его в спальный район, такой тихий и привлекательный, правда не сейчас. И назло же, Михайлович жил не в глубине застройки,